Мечи с севера, стр. 21

Мария ничего не ответила. Ей вдруг стало невыносимо оставаться в этой комнате. Она повернулась и выбежала вон. А Феодора обернулась к стоящему позади нее стражнику-булгару и проговорила:

– Разыщи эту глупую девчонку и скажи ей, что я все равно научу ее послушанию. Видимо, прежде с ней обходились слишком мягко. Отныне она будет ходить во власянице, кормить ее будут один раз в день овечьим сыром и черным хлебом. Пить она будет только воду, и то не вдоволь. Что же касается ее занятий, то она будет под присмотром стражи мыть полы в церквях, а остальное время работать в каменоломне Святого Ангелия, где добывают камень для строительства новых конюшен на Ипподроме. Пусть дробит там камни с рассвета до полудня, прикованная за правую лодыжку, как все прочие преступники. Да не забудь передать всем, что, если кто осмелится заговорить с ней, ему вырвут язык. Ступай.

ДУРНАЯ ПРИМЕТА

Есть примета: если с утра сломаешь что-нибудь ненароком, в тот же день сломаются еще две твои вещи. Варяги считали, что такую напасть можно отвести, расколов тут же пару каких-нибудь ненужных вещиц: не ждать же, в самом деле, пока лишишься чего-нибудь ценного!

Когда корабли были в миле от новой сиракузской дамбы, Харальд взял было чашу с пивом, которую протягивал ему Гирик, да от усталости выронил на палубу.

Глядя на разбитую чашу, Гирик покачал головой:

– Слушай, командир, разбей-ка ты еще две чаши, прежде чем мы станем входить в гавань, а то с нами сегодня могут случиться два куда худших несчастья. Не хотелось бы, например, чтобы у корабля было пробито днище или свалилась мачта.

– Вот еще! – ответил Харальд. – Разбить еще две чаши! У нас и так их не хватает. Скоро мы будем пить из пригоршни, как собаки.

– Когда ты снова увидишь собаку, пьющую из пригоршни, покажи ее мне, – смеясь отозвался со своего соломенного ложа Ульв. – Это зрелище я запомню на всю жизнь.

– Ты что, не знаешь, Ульв, у них в Норвегии у всех собак есть руки, – сказал Халльдор. – Они совсем не то, что наши жалкие исландские псы, у которых только лапы и больше ничего.

Эйстейн, шедший борт к борту с «Жеребцом» на «Боевом Ястребе», стал прислушиваться к их разговору, силясь понять причину столь буйного веселья. Халльдор крикнул ему:

– Эй, сын Баарда, каковы псы на Оркнеях? Есть у них руки?

– Понятное дело, есть! – прокричал в ответ Эйстейн. – И ноги тоже есть. Как вырастут семи фунтов росту, мы отправляем их в Трондхейм, предварительно отрубив хвост. Многие из них потом становятся королями норвежцев. Наши оркнейские псы страсть какие сообразительные.

– Чего нельзя сказать об их хозяевах, – заметил Ульв.

Они продолжали обмениваться глупыми шутками и смеяться, пока не забыли, с чего все началось. Между тем, все случилось по примете: в тот же день сломались еще две вещи.

Уже был виден восточный берег Сицилии. Справа мрачно вздымался высокий, с заснеженной вершиной вулкан, по обоженным склонам которого бежали вниз, к морю, с дюжину горных речек, издали похожих на тоненькие серебряные ниточки. У подножия горы тут и там поднимались желтоватые дымки: там были небольшие селения. Выше по склону сурово, как часовые, стояли темнохвойные сосны. Берег был суров и неприветлив, он, казалось, предупреждал мореходов, чтобы без оглядки плыли прочь от этих гиблых мест.

– Овцам пришлось бы здесь туго, – сказал Халльдор. – Пригодных под пастбища лугов почти совсем нет, а те, что есть, все выжжены солнцем.

– Мы сюда не затем приплыли, чтобы разводить овец, – заметил Харальд. – Теперь, когда я почти что добрался до Маниака, овцы занимают меня меньше всего.

– В Исландии даже величайшие воины не гнушаются подумать о своих овцах или, скажем, о покосе, – ответил Халльдор.

– Верно, – сказал Харальд, – и ловом рыбы они тоже промышляют. Но я что-то не слышал, чтобы все это занимало их в то время, когда они ищут врага. Например, когда Кари искал тех, кто пожег Ньяла, его не заботили ни овцы, ни сенокос, ни путина. Куда больше занимал его собственный меч, который расплавился, когда загорелся сарай.

– Таких молодцов, как Кари, один на тысячу, – промолвил Ульв. – Видать у Бога форма раскололась после того, как он отлил Кари [17].

Тут им стало не до разговоров: вода меж двумя дамбами при входе в гавань бурлила, как в кипящем котле, и стоило двум головным драккарам приблизиться к этому месту, как их стало опасно мотать из стороны в сторону. Харальд и Эйстейн со всей силы налегли на рули, не давая своим кораблям перевернуться.

Когда же они вошли в узкий проход между дамбами, оставив далеко позади остальные драккары, Эйстейн крикнул:

– Что это там за штуковина такая в гавани, позади рыбачьих лодок? Вроде, дом на ножках.

Харальд был в тот момент слишком занят рулем, чтобы посмотреть, куда указывал Эйстейн. Когда же они успешно миновали опасный проход, пройдя менее чем в кабельтове от одной из дамб, вдруг послышалось громкое жужжание, и в их сторону полетел, описывая широкую дугу, здоровенный камень. Харальд что было сил налег на руль, но «Жеребец» не послушался: слишком сильно было в том месте течение. Камень ударил в мачту. Верхушка ее отломилась и упала за борт, а парус и снасти накрыли палубу.

– Думаю, теперь ты сам видишь, сын Баарда, что твой дом на ножках – всего лишь катапульта, – проговорил Харальд.

Они сделали все возможное, чтобы развернуть драккары и выйти из гавани, но «Жеребец» по-прежнему не слушался руля, хотя они и очистили палубу от снастей. Сдвинуть его с места было невозможно.

Эйстейн развернул было «Боевого Ястреба» и уже крикнул гребцам, чтобы налегли на весла, как второй пущенный из катапульты камень ударил «Ястреба» в пояс обшивки с правого борта, прямо под рядом щитов. От удара гребцы на этой стороне попадали друг на дружку, и получилась куча-мала, хотя никто не пострадал.

– Эй, говорил Гирик, что у нас сегодня сломаются еще две вещи, – мрачно проговорил Харальд. – Нежданными эти напасти не назовешь.

– Пока ты был занят рулем, они перекрыли проход двумя толстенными цепями, – сказал Халльдор. – Нам отсюда не выбраться, а остальные корабли не смогут прийти нам на помощь. Так что худшее, наверное, у нас впереди.

Харальд оставил руль, уселся на палубу, и принялся точить свой меч.

– Чему быть, того не миновать, – сказал он. – Мы угодили как мухи в паутину, но, прежде, чем паук пообедает нами, мы сумеем его хорошенько потрепать.

В эту минуту с разных сторон к ним устремились две длинные, черные, с низкой осадкой галеры, чем-то похожие на угрей. Они ощетинились копьями, и на носу у каждой стоял небольшой огнемет [18]. У толпившихся на галерах людей были белые тюрбаны и белые плащи, накинутые поверх доспехов.

– Одно радует: мы попались не ромеям, – промолвил Харальд. – И на том спасибо.

– Когда нас сожгут до самой ватерлинии, напомни мне сказать спасибо и за это, – сказал Гирик, – а то я что-то не чувствую никакой благодарности.

Харальд рассмеялся:

– Уж больно ты чувствительный. Такое случается то и дело, то тут, то там.

– Знаю, – ответил Гирик, – но по мне все-таки лучше, когда это случается с другими.

Тут передняя галера, бывшая от них уже в пределах полета стрелы, приблизилась еще немного, и стоявший на носу человек в синих одеждах крикнул им:

– Кто вы, ромеи или норманны?

В ответ Харальд прокричал в кожаный рупор:

– Ни то, ни другое. Мы – варяги из Византии. Разыскиваем Маниака. У нас, Харальда сына Сигурда и его дружины, с ним свои личные счеты.

Человек в синем завопил:

– Выйди вперед, чтобы я мог убедиться, что ты действительно Харальд сын Сигурда.

Харальд так и сделал. Он вышел вперед, встал в полный рост и откинул назад свой плащ, чтобы его лучше можно было разглядеть.

вернуться

17

События, о которых говорит Халльдор, описаны в «Саге о Ньяле».

вернуться

18

Огнеметами называли особые сифоны, из которых на вражеские корабли пускалась струя жидкого «греческого огня». Широко использовались в то время и арабами, и ромеями.