Разыскиваются..., стр. 1

Джефри Триз

Разыскиваются...

Глава первая

Побег

Бум! Дзинь! Тиньк-дзиньк!..

Звон бьющегося стекла стих, и в саду наступила мертвая тишина.

– Доигрался! – сказала Энн.

Из-за кустов появился Дик, бледный от испуга. Одна штанина у него раздулась – в ней было спрятано духовое ружье.

– Я чт… что-нибудь кокнул?

– Пустяки! Всего-навсего половину теплицы!

– Черт бы ее побрал!

Энн была расстроена:

– Предстоит очередной скандальчик с дядюшкой Монти!

– Да еще какой! – Дик выпятил живот и заложил руки за спину. – Итак, Ричард [1], – с напускной важностью загудел он, подражая дядюшке Монти, – к величайшему своему огорчению, я опять вынужден бранить тебя за нанесение преднамеренного ущерба моей, так сказать, собственности. И на сей раз…

– Тише! – прошипела Энн. – Тетка подслушивает! В окне верхнего этажа шевельнулась занавеска —

подозрение подтвердилось. И в тот же момент в стеклянных дверях гостиной появилась дородная фигура дядюшки.

– Ричард!

– Что, дядюшка Монтегю?

Тяжело отдуваясь, дядюшка Монтегю уже шагал по тропинке. Его толстые щеки раскраснелись со сна, а еще больше от злости. Очки были сдвинуты на лоб, а в руках он все еще сжимал номер газеты «Дейли Мейл», которым до этого отгонял мух.

– Мне послышался звон. Ну что разбил ты на этот раз?

– Тут был рыжий кот, дядюшка, только он уже удрал…

– И ничего удивительного… – усмехнулась Энн.

– Кот? Какой кот?

– Тот, который повадился ходить сюда каждый день из Илфракума, а я знаю, вы терпеть не можете кошек – они портят цветы на клумбах, – поэтому…

– Из Илфракума? Чепуха! Разве может кошка бегать каждый день из Илфракума, за сотню с лишним миль? Не выдумывай!

– Да нет, он правду говорит, – вступилась Энн. – Илфракум – это название нового дома у дороги. Оттуда и является рыжий зверюга.

– Это не меняет сути дела. Я не потерплю проявления жестокости к животным в моих, так сказать, владениях. И, если кто-то и попортил мои цветы, я сам сумею взыскать убытки с истинного виновника. А между тем, – дядюшка Монтегю подошел к теплице, разглядывая ее, и язвительно заметил:

– Кажется, в своем рвении защитить цветы ты ухитрился вдребезги разбить целую раму и Бог весть что натворил с помидорами. Не очень-то похвально. Нечего сказать, Ричард, хорошенькое начало каникул! Впрочем, достаточно заглянуть в твой табель, как сразу становится ясно, что ничего другого ожидать не следовало.

– Простите, дядюшка Монтегю. Убытки я возмещу. Боюсь только, что это случится не раньше чем рак свистнет…

Брови у дядюшки Монтегю поползли вверх.

– Еженедельными вложениями, – скороговоркой выпалил Дик. – По три пенса, а три пенса в неделю…

– Как мистер Рядовой Англичанин, о котором столько пишут наши газеты, – вставила Энн.

Дядюшка Монтегю отнюдь не проявил восторга и благодарности, приличествующих мистеру Рядовому Англичанину, услыхавшему о подобных условиях.

– Конечно, из твоих карманных денег будут вычитать, это само собой, – снова загудел он. – Но я уже не в первый раз вынужден выговаривать тебе… – Он произнес свою обычную тираду, которая длилась не менее пяти минут и закончилась словами: – И я вовсе не намерен возвращаться к этому сызнова. Извольте-ка отдать свое ружье.

– Но, дядюшка!..

– Да-да, изволь отдать ружье.

Дик неохотно вытянул из штанины свое оружие, поспешно заправив вылезший вместе с ним угол серой рубашки.

– А вы вернете?

– Разумеется, нет!

Дик шагнул вперед; губы у него были плотно сжаты. Он попытался выхватить у дядюшки ружье, но тот поднял его выше.

– Отдайте! Вы не смеете! Мне подарил его отец! Перед самой смертью.

– Неправда, Ричард. Я отлично помню, как ты сам покупал его в Бристоле.

– Ну и что же, а деньги-то мне прислал отец. Из Мельбурна. Все равно оно мое.

Дядюшка Монтегю повернулся на одних каблуках и величественно зашагал вдоль по тропинке. Дик и Энн поспешили за ним.

– Дядюшка, а дядюшка!

Вы же всегда внушаете нам, что частная собственность священна и что…

Дядюшка Монтегю остановился, обернувшись к ним вполоборота, и воздел к небу толстый указательный палец, сразу став похожим не то на благословляющего епископа, не то на спортивного судью, который дает старт бегунам.

– Никто не имеет права владеть такой частной собственностью, которая является угрозой для сограждан, – звучно провозгласил он. – Общество вынуждено ограждать себя от людей, которые ходят с этими… как их там… духовыми ружьями и тому подобными вещами. – С этими словами он скрылся в дверях дома.

– Аминь! – произнесла Энн и, позабыв о тетушке Миллисент, которая, видимо, все еще подглядывала сквозь тюлевые занавески, прямо грязными руками сделала дядюшке длинный нос.

– Теперь твоя очередь получать нагоняй, – сказал Дик. – За «поведение, недостойное леди».

– Ну и семейка!

– Не знаю, долго ли я смогу выдерживать все это, – мрачно отозвался Дик.

– Ты говоришь совсем как в кино, – поддразнила Энн. Она прижала руку к сердцу и закатила глаза под самые брови, неестественно темные, если принять во внимание, что волосы у нее были совсем светлые, золотистые. «Мой милый, – заворковала она, – я этого не перенесу!»

– Ну, чего смешного? Помолчала бы!

– Ах, да ладно уж…

В доме зазвенел колокольчик. Тетушке Миллисент и в голову бы не пришло просто позвать к чаю – это было в ее глазах недостойно хозяйки приличного дома: «поступок, унизительный для леди». Поэтому в ходу был колокольчик.

Дик и Энн заспешили, потом спохватились, что у них грязные ноги, вернулись обтереть их о половик и побежали в маленькую, облицованную кафелем комнатку под лестницей мыть руки. Дик не забыл даже провести разок расческой по своей косматой шевелюре. После всего этого, поджав губы, они чинно проследовали в гостиную.

Теперь, став постарше, они уже не пили чай, нормально сидя за столом, а должны были слоняться по комнате и есть, держа еду в руках, при этом едва не проливая ее, когда приходилось передавать хлеб с маслом. Дик с хмурым видом уселся на кушетку.

Тетушка Миллисент сидела, словно аршин проглотив: прямая, как жердь, и почти столь же привлекательная. Ее пальцы порхали над чайным подносом, а глаза так и шныряли по комнате, следя, чтобы все было на своем, строго установленном месте, чтобы дядюшкина чашка была наполнена, чтобы платье Энн было одернуто и чтобы Дик не барабанил пятками по ножке стула или дивана.

– Тетушка сообщила мне, – загудел дядюшка Монтегю, – что вам взбрело на ум отправиться в каникулы одним, без взрослых, в поход…

Дик вспыхнул:

– Откуда она взяла? Я ей ничего об этом не говорил!

– Не смей говорить о своей тетушке в третьем лице! Тетушка Миллисент кашлянула. Глазки у нее заблестели.

– Действительно, Ричард не ставил меня об этом в известность. Просто я вчера вечером случайно услышала, как он разговаривал с Энн.

– Совсем не случайно приложив ухо к замочной скважине, – пробормотала племянница.

К счастью, рот у нее был набит хлебом с маслом, так что никто не обратил внимания на ее замечание.

– А если я действительно собираюсь один в поход? – вызывающе спросил Дик. – Мне уже четырнадцать. Папа всегда говорил, что сам он…

– Чепуха! – фыркнул дядюшка Монтегю. – Мы не можем допустить, чтобы ты болтался повсюду, как какой-нибудь сорванец. Я отвечаю за вас, для меня священна воля ваших покойных родителей. И нечего об этом говорить. Выбрось из головы.

– Но мы собирались вместе с Билли Мартином, а ему уже скоро шестнадцать…

С сыном торговца! – Дядюшка Монтегю побагровел. Его толстая шея так раздулась, что казалось вот-вот выхлестнется за тугой воротничок. – И я позволю тебе якшаться с подобными личностями?!