Зомби!, стр. 6
Некоторое время она сидела, уставившись на множество ярких цветов, которые танцевали на мокрой поверхности стола.
Фигура неожиданно возникла из-за деревьев, застыв на мгновение в жутком, голубом свете тропической луны. Это была высокая фигура, одетая в мантию свободного покроя, которая состояла из птичьего оперения. На месте лица была отвратительная маска со злобной, словно змеиной улыбкой.
Фигура пересекла небольшую лужайку, которая лежала между деревьями и низким деревянным бунгало. Вместо того, чтобы подняться на веранду, фигура быстро прошла вдоль стены и нагнулась, стуча по деревянному входу, ведущему в погреб дома.
Осторожно и медленно спустившись вниз по короткой лестнице из шатких деревянных ступенек, которая вела внутрь погреба, фигура подошла к лежащему в темном углу телу и, нагнувшись, зажгла две свечи, расставленные над ним.
Затем, встав на колени, с поднятыми руками фигура начала говорить резким высоким голосом. Язык был странной смесью из креольского и английского.
В углу подвала возникло движение. Декламирующий голос фигуры начал быстро подниматься выше, пока не достиг крещендо.
После некоторого молчания высокая фигура поднялась и повернулась в сторону затемненного угла подвала.
— Она идет. Уже скоро теперь, она идет. Мама Мамбо приближается. Она здесь, на острове. Она скоро придет.
В углу не возникло никакого движения. Никакого движения, если не считать долгого продолжительного вздоха.
Глава 5
Офис адвоката Клода Даувиля находился на обшарпанной улочке, единственной примечательной особенностью которой была гнусно пахнущая канализационная канава.
Стив и Джун долго блуждали по городу и были вынуждены несколько раз справляться у прохожих, прежде чем пришли к деревянному зданию с облупившейся краской. Сомневаясь, они поднялись по шаткой лестнице на второй этаж — именно там, согласно грязной карточке, прикрепленной канцелярскими кнопками, и был офис Даувиля.
Постучав в дверь, Стив повернулся к Джун и поднял брови.
— Может быть, твоя бабушка не такая уж богатая? — шепнул он цинично.
По ту сторону двери послышался звук. Стив решил истолковать это как приглашение войти. Офис был тусклым и пах мочой и потом. Большой, круглолицый мужчина с потными пятнами на когда-то белом костюме вырос из-за деревянного стола, загроможденного пивными банками, бутылками и любопытным ассортиментом бумаг и подшитых дел. Он показался им хорошо знакомым, и Стив осознал, что это был тот единственный посетитель бара, в который они зашли предыдущим вечером.
— Мистер Даувиль? — спросил он, проходя вперед вместе с Джун, неохотно следовавшей за ним по пятам.
Толстый мужчина кивнул, подозрительно прищурив глаза.
— Меня зовут Стивен Ламберт. Это моя жена Джун.
Лицо Даувиля не указывало на то, что он узнал их. Он молча и пристально рассматривал их.
— Вы написали моей жене относительно ее бабушки, миссис Ласнекю, — подсказал Стив.
На круглом, как луна, лице застыло удивление. Маленькие глазки обратились на девушку.
— Ах, — мягко вздохнул он. Наступила долгая пауза, пока адвокат изучал Джун. Затем он встряхнулся, словно большая собака, и заспешил навстречу, протягивая им для рукопожатия холодную влажную руку.
— Присаживайтесь, присаживайтесь. Я не представлял себе, что вы вышли замуж, — сказал он, обращаясь к Джун.
— Вы не получили мое письмо о том, что мы приезжаем? — спросила Джун, нахмурясь.
Поверенный развел руками.
— Нет, но это не важно, ведь вы уже здесь. Я полагаю, это причуды нашей почтовой службы. Могу ли я предложить вам выпить, Джун? Я могу вас так называть? Я старый, старый друг мадам Ласнекю, Близкий друг семьи.
— Вы знали мою маму? — с интересом спросила Джун.
Поверенный кивнул и, повернувшись к небольшому ящику, который был, видимо, старой моделью холодильника, извлек из него три банки пива.
— Ваша мама никогда не упоминала обо мне? — спросил поверенный, ловко открывая банки и подавая их Джун и Стиву.
— Она практически ничего не рассказывала о своей жизни на Сан-Микилоне.
Поверенный глотнул пива из своей банки, вздохнул и вытер рот тыльной стороной ладони.
— Ну, хорошо. Я полагаю, что этого следовало ожидать. Ваши родители решили устроить для себя новую жизнь в Британии, ставшей для них родиной. Это было великой печалью, когда мы услышали, что они погибли.
Он грузно уселся в кресло.
— Вы сказали — этого следовало ожидать, — нахмурился Стив. — Что вы имели в виду?
— Мадам Ласнекю не одобряла брак ее дочери.
— Что и объясняет эту таинственность, Джун, — улыбнулся Стив, повернувшись к жене. — Вот почему они никогда не говорили о Сан-Микилоне.
Джун задумчиво покачала головой.
— Так значит, мои родители сбежали, чтобы пожениться?
Даувиль кивнул.
— Вот-вот, Побег влюбленных. Но я не предполагал, что вы замужем, Джун.
Он повернулся к Стиву.
— Вы англичанин?
Стив кивнул.
— Так что? — поверенный повернулся обратно к Джун, его маленькие глазки откровенно оценивали ее. — Вы, вероятно, ничего не знаете про вашу бабушку?
— Это верно, — согласилась Джун. — Мои родители никогда не заговаривали о каких-либо родственниках.
Даувиль глотнул еще пива.
— Мадам Ласнекю сейчас старая женщина, ей уже за восемьдесят. Она имеет небольшое поместье наверху, в Мерикейдж. Там небольшая сахарная плантация, которая теперь пришла в упадок. Семья Ласнекю владеет этим со времен Освобождения.
— Освобождения? — поинтересовался Стив. — Что это такое?
Даувиль скривил губы.
— Ах, да, вам следует знать эти вещи. Освобождение — это когда Британия дала свободу рабам. Это было в 1834, когда рабам во всех британских владениях дали свободу, Некоторые из них могли даже покупать себе землю.
— Не странное ли имя — Ласнекю? — поинтересовался Стив.
Глаза Даувиля прищурились с подозрением.
— Что вы имеете в виду?
Стив пожал плечами и улыбнулся.
— Только то, что я не представляю себе, как можно называть себя змеей?
Адвокат некоторое время пристально разглядывал Стива, затем с усилием улыбнулся.
— На острове масса подобных имен, — сказал он. — И так по всей Вест-Индии. Понимаете, когда африканца увозили из его родной страны, чтобы сделать рабом, он был оторван от его собственного языка и культуры. Хозяин сам давал ему новое имя, при известных обстоятельствах, не зная других имен, он принимал имя, данное его хозяином, или некое прозвище, как фамилию. Прозвища часто носили имена животных.
— Почему моя бабушка не входила в контакт со мной до этого времени? — прервала его Джун.
Даувиль развел руками.
— Мы лишь недавно узнали о вашем существовании. Меня попросили разузнать, что стало с дочерью мадам Ласнекю, вашей матерью, и я обнаружил, что она умерла, но что вы живы. Я поставил в известность об этом мадам Ласнекю, и она поручила мне послать вам деньги, чтобы совершить поездку на остров и чтобы она смогла увидеть вас прежде, чем умрет. Это старая, хилая и немного странная женщина.
— Когда мы сможем поехать повидаться с ней? — спросил Стив.
— В любое время. На острове нет проката машин, но такси здесь дешевое и любой довезет вас до горы Висячее Дерево. Просто назовите Мерикейдж и вас довезут точно, куда надо.
— Вы не поедете с нами? — неуверенно спросила Джун.
— Увы, увы. Я очень занят на этой неделе. Но мадам Ласнекю будет ждать вас.
Он поднялся, встреча подходила к концу.
— Приятно было познакомиться с вами, очень приятно.
Они ушли с каким-то беспокойным чувством. На улице Стив шепнул Джун:
— Если когда-либо существовал стереотип злодея, то это — Даувиль. На мой взгляд, он похож на вест-индскую версию Сиднея Тринстрита.
— Сидней кто?
— Ты знаешь, Джун. Такой жирный актер, который играл в старых кинокартинах Богарта и Питера Ларри в 30-х-40-х годах. Типичный негодяй.