Полет «Феникса», стр. 20
Они работали, пока солнце не окрасило самолёт. Весь прошлый день они вслушивались в направление ветра. В первом утреннем свете стали оглядывать окружающие дюны, надеясь увидеть иней. Но поверхность крыла была сухой.
Капитан Харрис лежал с открытыми глазами и уже осмысленным взглядом. Он попробовал заговорить, но Лумис сказал, чтобы он немного подождал. Им и самим было трудно говорить, пока не разделят воду.
Когда наполнили бутылки и они немного отпили, Белами обратился к Таунсу:
— Норма недостаточна, верно?
В красноватом рассвете они избегали смотреть друг другу в лицо. У всех шелушилась кожа под щетиной, вокруг ртов сложились старушечьи складки.
— Надо, чтобы хватило. Росы ведь не было. — Таунс не добавил к этому, что возвращение Харриса сократило их время. Не сказал, что в баке осталось меньше воды, чем должно быть. Не так просто выразить все это словами. На кран замок не повесишь, но если Харрис останется в сознании, ему можно будет вменить в обязанность сторожить бак.
Они повалились в тень на песок и тотчас уснули. В полдень Харрис натужным шёпотом начал свой рассказ, часто прерываясь и снова делая над собой усилие.
— Случилась песчаная буря… вчера. Мы проделали большой путь, все время на север, в первую ночь… но он растёр ногу… Робертс… пятку. Она сильно кровоточила, и мы шли медленнее… Мы решили идти днём, но напрасно, слишком сильно потоотделение — потом начала протекать моя бутылка, под крышку попал песок. Я думал, крышка плотная… за ночь почти все вытекло… Мы поделились… увидели мираж, шли к нему три часа под солнцем… думали, что видим траву, уверены были… её не оказалось. Страшная жара днём, никакого укрытия…
Пока он рассказывал, все смотрели себе под ноги или поверх его головы в окно — на черно-белые в полуденном мареве дюны. Один Тилни уставился на капитана, с ужасом осознавая, что это такое — в полном одиночестве идти по пустыне.
— Мы начертили карту… для собственного успокоения… отметили самолёт и ближайшую группу оазисов, как мы себе её представляли… эту карту унесло ветром… — На измождённом лице и сейчас было написано крайнее удивление, неспособность поверить в то, что произошло. — Во время бури карту унесло ветром… И Робертс пошёл её искать. Я пытался вырыть в песке яму, копал руками… невероятно… — невероятно… что там было! Когда он не вернулся, я долго кричал, ходил на поиски… видимость была не больше нескольких ярдов… все кругом, как в дыму, — залепляло глаза. — Откинув голову, Харрис стукнулся затылком, высунул по привычке язык, чтобы облизать губы. — Он должен… должен был вернуться… должен был слышать, как я кричу, иначе… Виноват я… я виноват…
Итак, ветром унесло клочок бумаги, вот и все. Такова пустыня. То же случилось и с Джо Викерсом в Джебеле — прошёл пять миль во время бури и не заметил ни освещённую вышку высотой в двести футов, ни посёлок.
Буря, которая была здесь два дня назад, выходит, унесла Робертса.
— Было уже темно, когда буря стихла, но я искал его по квадратам, ориентируясь по звёздам и считая шаги… потом понял, что он направился обратно к самолёту, когда догадался, что потерялся… Я повернул к югу… по звёздам, надеясь догнать его. Никаких признаков. Увидел ваш дым… спасибо вам… самую верхушку. Теперь уже без воды, вся кончалась… его бутылка была, конечно, с ним. Днём миражи, но я держался… не позволял себе обманываться… и много спал. Шёл к югу по звёздам… думаю, часто сбивался с курса. Перед глазами огни, знаете, как это бывает, когда… кажется, искры летят из глаз…
— Да, — подтвердил Таунс. — Знаем.
Лумис тоже слышал об этом: как увидишь яркие огни — это конец.
— Я думал, это мираж, свет… а это был… ваш свет… тот, который зажгли вы! Единственный мираж, который я себе разрешил… — Он снова откинул голову и закрыл глаза.
Минуту спустя Моран спросил:
— А Кобба вы не видели?
— Кобба… — его глаза оставались закрытыми. — Да, да, теперь ясно. — Он задрожал. — Так это был Кобб? Бедняга! — Не в силах смягчать слова, сказал: — Его обглодали. Голый скелет. Я подумал, это случилось давно. Теперь вспоминаю… Я видел стервятников, два дня назад. — Он уставился в пустоту широко открытыми глазами. — Робертс не вернулся? — И снова повторил, как будто вопросительная интонация таила надежду: — Он не вернулся?
— Пока нет, — ответил Лумис. — Будем ждать.
Рука капитана ощупывала колени, словно пытаясь унять их дрожь, глаза снова прояснились, узнавая знакомые лица, рот скривился в нелепой улыбке.
— Уотсон… вы все ещё с нами…
Сержант отвернулся. Остальные, смущённые видом капитана и его жутким рассказом, молчали.
— Я виню себя… за Робертса… Смотрите получше, вдруг он придёт. — Было слышно, как трётся язык у него во рту. Таунс налил ему полбутылки. Чтобы не пролилось ни капли, попробовал напоить его сам, но Харрис осторожно перехватил бутылку;
— Я могу… Я уже в порядке, видите…
Опорожнив бутылку, он продолжал сосать горлышко, зажмурив глаза. Дрожь в теле прекратилась.
Вечером в небе опять пролетели птицы, направляясь на север. После рассказа Харриса Белами и Кроу зажгли факел — на случай, если Робертс жив и находится где-нибудь поблизости.
Лумис дошёл до северных верхушек дюн и долго всматривался в песчаный океан. Потом вернулся и сел рядом с товарищем, не сказав ни слова. Перед закатом Кроу загасил песком дымящееся блюдо с маслом. Ещё несколько минут дым красным столбом висел в небе — красивое, но бесполезное зрелище.
Весь день молчали. Иссушенные языки не в силах были выразить угнетавшие их мысли. За час до того, как заалели дюны и в небе взошла первая звезда, Стрингер принялся за работу. Спустя некоторое время позвал их:
— Пора начинать.
Никто не двинулся с места. Он стоял, вытянув руки вдоль туловища, глядя себе под ноги.
Таунс ответил за всех:
— Нет смысла.
Стрингер удивлённо развёл руками:
— Но ведь мы много сделали.
Таунс спокойно объяснил, слишком усталый для того, чтобы гневаться на человеческое непонимание:
— Мы думали, воды хватит. Её не хватит.
ГЛАВА 12
Луна отбрасывала их тени вперёд. Они дошли до самых дюн. За дюнами лежала огромная тишина, настолько глубокая, что её можно было почти разглядеть. За всеми этими бесконечными милями не было ничего, кроме песка. Позади раздавался приглушённый рокот кем-то включённого генератора. Отсюда обломки теряли всякое сходство с аэропланом — это могло быть все что угодно. Внутри самолёта зажёгся свет, но рабочая лампа на столбе оставалась тёмной.
— Мы погибли, Дейв. Все мы.
Они опустились на песок. Пока сказывалось дневное тепло. Ещё совсем недавно они стояли бы, осматривая окрестности. Сейчас легче было сидеть
— ослабли ноги.
— А чего ты ждал?
— Плохо дело. Надо что-то предпринять.
— Таунс прав: продолжать работу нет смысла. Мы спятили.
Несколько минут молчали, каждый был погружён в свои мысли. Белами только что немного поговорил с Кепелем, послушал его рассказ о доме в Вюрмлихе на краю Чёрного Мыса, об Инге с длинными светлыми волосами. Капитан Харрис был в коме, и Лумис находился поблизости, смачивая лоб каплями воды из его бутылки. Кроу взял на руки обезьянку и дал ей немного попить — первый раз после утренней выдачи. Теперь Бимбо принадлежал ему, и он сэкономил свои двадцать монет. Похоже на волшебную загадку: жадный загадывает желание, желание исполняется, но оборачивается ему во зло.
— Бедняга Роб, — невольно вырвалось у Кроу.
— Он только на несколько дней опередил нас, Альберт. Теперь наша очередь.
— Ради бога, прекрати, понял? Именно это я имел в виду, когда сказал, что мы погибаем и надо что-то делать.
— Послушай, Альберт. Я никогда не пробовал обмануть самого себя, никогда. Роса, что выпала несколько дней назад, была капризом, причудой матери-природы, и она может не повториться месяц. Она вселила в нас надежду, и мы начали строить самолёт, подумать только! И все потому, что Стрингер навязал нам идею, которая способна прийти в голову только лунатику. Теперь, наконец, у меня наступила полная ясность. Как ты думаешь, сколько продержится Кепель? А Харрис? А когда они дойдут до предела, мы что, будем наблюдать, как они мучаются, и не отдадим им половину своей нормы, чтобы поддержать в них жизнь? А что будет дальше? Лучше смотреть на вещи, как они есть, чем себя обманывать.