Цветы любви, цветы надежды, стр. 61

Как-то утром, проходя по вестибюлю, он увидел Лидию, сидящую за конторкой портье. Сейчас на ней вместо формы горничной были блузка и юбка западного стиля.

Поощренный ее улыбкой, Гарри подошел поближе.

— Привет! Вас повысили в должности?

— Да. — Ее огромные янтарные глаза засияли от удовольствия. — Теперь я помогаю мадам с бумагами и занимаюсь гостями.

— Здорово! — Гарри обрадовался так, словно это случилось с ним самим. — Я рад, что мадам признала ваши способности и обратила их на пользу.

— Дело в том, что я говорю по-английски и по-тайски, а мадам говорит по-французски. Мы вдвоем — хорошая команда. А еще мне повысили жалованье, и мои родные счастливы. Завтра вечером открывается новый бар. Я сказала мадам, что у нас есть гость, который замечательно играет на пианино. Надеюсь, вы не сердитесь? Как я поняла, она собирается побеседовать с вами об этом.

— Хорошо. А вы там будете?

— Конечно, — ответила Лидия. — До скорой встречи, Гарри. — Она кивнула и вновь занялась бумагами.

Завтракая на веранде, Гарри с тайной улыбкой вспоминал этот неожиданный разговор с Лидией. Если завтра вечером она будет в баре, то он обязательно сыграет — для нее.

Этим утром Гарри понял, что его физическое состояние улучшилось — он уже давно не чувствовал себя так хорошо. По телу разливалась жизненная энергия. Она дарила ощущение силы и бодрости, почти стертое из памяти ужасами Чанги. Наверное, сыграло роль ожидание будущего — того, о котором он не смел и мечтать.

Красота тропического пейзажа сегодня казалась особенно яркой. Все, что он видел и к чему прикасался, блестело и сияло. Дело явно идет к поправке, и, значит, настало время подумать о возвращении домой.

Гарри зажег сигарету и отпил кофе. Когда четыре с лишним года назад он уезжал из Уортон-Парка, его совесть была чиста: он знал, что загладил свою вину перед Оливией. Она наверняка поняла суть эпизода с Арчи, а за последующие недели, что они провели вдвоем, им удалось забыть все обиды.

Он оставил ее беременной, и это еще больше успокаивало. К тому же это физически доказывало, что их брак нормален. К несчастью, ребенок так и не появился на свет — печальное обстоятельство... и, безусловно, сильный удар для жены.

В тюрьме душными влажными ночами Гарри мучительно размышлял о своих чувствах к Оливии. Среди его товарищей были парни, которые со слезами вспоминали своих дорогих женушек, бесконечно о них говорили и хранили у сердца потрепанные выцветшие фотографии. Они твердили о страстной любви и физических наслаждениях, которых им сильно не хватало. Гарри терпеливо слушал, со стыдом понимая, что не испытывает столь романтических чувств к собственной супруге.

Оливия ему очень нравилась, всегда. Он уважал ее ум, силу, красоту и хозяйственность: когда Адриане понадобилась ее помощь, она умело взялась управлять Уортон-Парком. Из нее получилась идеальная помещица, удачно заменившая мать на этом нелегком посту.

«Но... Люблю ли я ее?» — вздохнул про себя он.

Гарри сделал глоток кофе, который на жаре остался обжигающе горячим, и закурил вторую сигарету. Конечно, парни, изливавшие ему душу, в отличие от него сами выбрали себе спутниц жизни, однако это мало утешало. Да, у него не было возможности подыскать себе жену. Мать посоветовала вступить в брак, указала на преимущества такого шага, и он послушался. Если бы не она, Гарри ушел бы на войну холостяком. Ему просто не пришло бы в голову жениться на Оливии или какой-то другой женщине.

Впрочем, его ситуацию нельзя считать необычной. Во все времена и во всех странах люди часто заключали браки, основываясь не на любви, а на иных соображениях.

Как всегда, его собственные чувства стояли на втором месте после статуса наследника поместья. Что ж, и это тоже нормально.

Гарри затушил сигарету в пепельнице.

«Может, я слишком многого хочу? Что, если я в самом деле ее люблю? Откуда мне знать, что такое любовь мужчины и женщины?»

Он поздно повзрослел эмоционально и до сих пор не обрел мужской уверенности. Оливия была его первой женщиной, и как только он приловчился, дела пошли сносно.

Хорошо хоть его опасения насчет собственного скрытого интереса к мужскому полу за последние три с половиной года оказались безосновательны. Он видел, как другие мужчины в лагере находили утешение друг в друге. Все закрывали на это глаза. Любые способы облегчить адское существование и выжить считались приемлемыми. Но его ни разу, даже в самые мрачные моменты, не потянуло в мужские объятия.

«Что ж, — подумал Гарри, — значит, больше не придется бороться с порочными наклонностями. Вернусь домой и займусь музыкой».

За завтраком он сказал Себастьяну, что чувствует себя вполне окрепшим и готов подумать об отплытии в Англию.

— Отлично, старина! Насколько я знаю, в начале следующей недели туда отходит корабль. Надеюсь, мне удастся пристроить тебя на борт. Чем раньше, тем лучше, ведь гак?

Гарри не разделял энтузиазма Себастьяна по поводу собственного возвращения на зеленые английские луга и топил свои печали в горячительных напитках, употребляя их гораздо больше обычного. После обеда, нетвердой походкой возвращаясь к себе в номер, он решил насладиться последними днями в Бангкоке и, осмелев от выпитого, сделав глубокий вдох, двинулся к конторке портье. Лидия посмотрела на него и улыбнулась:

— Чем я могу вам помочь?

— Э... — Гарри прочистил горло. — Я подумал, Лидия... прежде чем уехать в Англию, мне надо хоть немного осмотреть город. Раз уж вы сейчас отвечаете за обслуживание гостей, может, сопроводите меня на речной экскурсии? Это входит в сферу вашей компетенции?

— Простите, Гарри, — растерянно проговорила Лидия. — Что означает слово «компетенция»?

— Я спрашиваю вас, Лидия, не согласитесь ли вы стать на сегодня моим гидом? — объяснил Гарри с бьющимся сердцем.

— Мне надо спросить мадам. — Во взгляде Лидии появилось сомнение.

— Мадам здесь, у вас за спиной. Что вы хотели у меня спросить? — произнес голос с сильным акцентом, и из кабинета вышла Жизель.

Гарри повторил свою просьбу:

— Я буду очень признателен, если мне поможет человек, который хорошо знает местность и, разумеется, неплохо владеет английским. — Он чувствовал себя подлым обманщиком, но отступать не собирался.

Жизель на мгновение задумалась, потом решительно кивнула:

— Что ж, капитан Кроуфорд, думаю, мы могли бы достичь взаимовыгодного согласия, n’est-ce pas? Лидия и месье Эйнсли говорили, что вы отлично играете на пианино. Вы, наверное, слышали, что завтра вечером здесь, в отеле, открывается бар? Так вот, мне нужен пианист. Если сыграете для меня, я отпущу Лидию с вами на речную прогулку, и она покажет вам Бангкок.

— Идет, — радостно улыбнулся Гарри.

— C’est parfait, капитан Кроуфорд. — Жизель пожала ему руку. — У меня есть саксофонист и ударник. Они будут в баре завтра в шесть вечера. Вы сможете подойти к этому часу, чтобы прорепетировать с ними? Я договорюсь, чтобы ваша оплата компенсировала вашу экскурсию с этой юной леди.

— Конечно. Merci, madame, — ответил он.

Когда Жизель исчезла в своем кабинете, Гарри с удовлетворением налег на стойку и посмотрел в прекрасные янтарные глаза Лидии.

— Вопрос улажен. Итак, куда вы меня поведете?

Глава 35

На открытие «Бамбукового бара» пришли толпы экспатриантов, которые после нескольких лет страданий под японским игом радовались возможности хоть что-то отпраздновать. Они залпом пили местное виски «Меконг» и веселились.

Репетиция длилась меньше часа. Гарри радовался своему искусству пианиста и практике, которую получил, играя джаз для японцев в Чанги. Помимо него, в оркестре были голландский барабанщик, тоже бывший военнопленный, и русский саксофонист, подвизавшийся в Бангкоке по неизвестным причинам. Им удалось составить список мелодий, которые знали все трое.

В помещении было жарко, дымно и пахло потом. Гарри еще никогда не играл вместе с другими музыкантами и теперь наслаждался приятным чувством локтя. Когда его пальцы летали по клавишам в виртуозном соло, публика энергично аплодировала, и он испытывал редкое для себя радостное волнение.