Рацухизация, стр. 65
Так вот, обычная доска, пропитанная раствором поташа от 200 г/кв.м. резко теряет способность к возгоранию. В атмосферных условиях — на срок до 1 года, внутри помещений — до 5 лет.
Да, это не лучшее средство: производит глубокую деструкцию поверхностных слоев древесины. В 21 веке применяется только для обработки мест, не требующих эстетичного вида.
Но мне на эстетику плевать. Когда оно всё погорело — вид ещё менее эстетичный. Поэтому перед каждой печкой укладывается такая пропитанная доска. И сажается намертво на шпеньки к полу. Для чего и нужны коловороты.
Одни селяне снова бурчали, другие наоборот:
— А можно и вот сюда, под светец, такую же?
Огнедар последовательно обошёл усадьбу, Пердуновку, всю вотчину. К моему удивлению, «огнеспасательные доски» получили некоторую популярность: мы даже начали их продавать проходящим купцам и соседям. Правда — в небольших количествах.
Но важнее были другие «побочные эффекты»: я велел Раките ходит по дворам с Огнедаром, и проверять санитарное состояние подворьев. Одну бы её заклевали, а толпой…
К пожарной инспекции добавился СЭС.
А когда Огнедар углядел в одной избе краденную у меня кадушку…
Так возникла ещё одна полезная структура в моём хозяйстве: «домовой дозор» — ДД.
Минимальные навыки ведения целенаправленных бесед, сообщённые мною Огнедару и его ребятишкам, позволяли, при всеобщей любви к сплетням и слухам, собирать перекрёстную информацию о всех жителях.
Установка «огнеспасательных досок» была операцией разовой — в уже построенных избах. В новых — мы просто включили в комплект. Но Огнедар оказался способным бюрократом: предложил мне расширить его функции.
Дело в том, что в трубной печке есть задвижка. Которая перекрывает трубу. Протопив печку, эту задвижку надо закрыть. Чтобы тепло в трубу не вылетало. У крестьян этого навыка нет. Ни — «закрыть», ни — «закрыть вовремя». Понятно, что детишек, которые ко мне попадают, этому учат. Как учили в начальной советской школе ещё в 20 веке. Вместе с азбукой и таблицей умножения. Но… срабатывает распределение социальных ролей в крестьянской семье.
«Дрова в дом» — мужское занятие. Нормальный мужик хочет, чтобы его труд помедленнее вылетал в трубу. Чтобы ему, лично, не пришлось лишний раз запрягать лошадь, тащится в лес, валять дерева, тащиться обратно, рубить-складывать… куча дел. Лучше пораньше прикрыть задвижку — меньше труда в трубу вылетит.
Мелкий шпендрик, прошедший обучение в моей школе, набравшийся всяких боярских глупостей и бессмыслец, лезет под руку и нагло начинает родителю перечить:
— А вот нам училка сказывала, что задвижку закрывать можно только когда синих огоньков на дровах не будет.
Утомлённый за день «трудами праведными» родитель, снимает опояску и ловит по дому сопляка малолетнего обнаглевшего. Ловит — дабы вправить ему мозгов в задницу. «Отцу своему указывать» — крайняя степень сыновней испорченности. Попутно нелицеприятно отзываясь об учительнице («чернавка бесстыдная, беззаконная, разведённая…»), о бояриче («хрен лысый, с чертовщиной знающийся…») и о системе в целом.
Мальчонка, вереща в предвкушении наказания, вылетает во двор, и убегает к соседям. Чтобы утром проснуться сиротой. Так сработала одна из первых трубных печек в «Паучьей веси», поставленная там в порядке оптимизации селения и условий в нём обитания.
Хрысь, притащивший мальчонку ко мне, был сумрачен:
— Всё семейство померло. Кроме этого. 9 душ. Угорели. Народ волнуется — не хотят печек твоих.
— Хрысь, у тебя самого — три на подворье стоят. Есть с ними проблемы?
— Нету. Но вот же… Боятся они.
— Тогда так. Люди умерли от собственной глупости. В форме печного угара. Будем с этим бороться. Назначаю ответственного. Вот его. Он свою профпригодность доказал. Малой, беру тебя в службу. Жить будешь у Хрыся. Задача: каждый вечер пройти по всем подворьям в «Паучьей веси» и понюхать воздух. Где угаром пахнет — велишь проветрить. Где есть задвижки — велишь открыть.
— А ежели они… ну… не схотят? А то — не пустят?
— Обо всех… случаях — доложить Хрысю немедленно. Вести дневник и еженедельно мне рапорт. Кому угодно сдохнуть — может сдохнуть на кирпичах. А детей да баб с собой в могилу тащить — не дозволю! Всё, идите.
Очень скоро эта функция — «ежевечерняя поверка чистоты атмосферы в жилых помещениях» — была передана Огнедару и его команде. Понятно, «поверка» не была тотальной. Но выборочные инспектирования, особенно — в «подозрительных» хозяйствах, проводились достаточно часто. Поздним вечером стучался Огнедар «со товарищи» в ворота того или иного двора и, перекрикивая лай бесившихся собак, сообщал сонным хозяевам, выскакивавшим на крыльцо в одном исподнем:
— Открывай. Воздух нюхать пришли.
Если же хозяев долго не было, то, предположив уже случившуюся их гибель, ворота — выносили, собак — забивали, двери — вышибали…
Внедрение навыков аккуратного закрывания печной задвижки оказалось занятием трудоёмким, скандальным, временами — опасным… Но я терпел. На что только не пойдёшь для улучшения национального характера русского народа!
Во Всеволжске «домовой дозор» превратился в один из наиболее эффективных и всеобъемлющих инструментов контроля состояния общества. Не только выявлял наличие угарного газа, неисправности отопительной системы, количество домашних насекомых, внебрачные связи, хищения собственности, уровень накопленных в конкретных хозяйствах запасов…, но и выделял наиболее негативно настроенные социальные элементы.
Глава 284
Поташный завод работал как часы. Очередные корчаги с беленьким порошком, пусть и не золотым, но, по словам Фрица: «чистым серебром», набивали мой очередной склад. А я судорожно пытался найти ему хоть какое-нибудь применение.
Например, покрасил Акима. К Рождеству. Праздник же!
Мда… Он сперва отбивался. Но у меня… ну очень много этого поташа! Смешиваем с листьями малины в пропорции 1:10 и красим. Седые волосы в чёрный цвет.
Аким… он же никогда брюнетом не был! Я так смеялся… Марьяша, при виде отца, месяц вздрагивала и нервно крестилась. Вся Рябиновская дворня порадоваться на своего владетеля сбежалась. Пальцами тыкали, носами фыркали, слова громко говорили. Некоторые его и за виски подёргать пытались. Чисто папуасы.
Аким долго разглядывал себя в начищенной бронзовой тарелке. Мучительно пытался вывернуть глаза, чтобы увидеть свой затылок. Нервничал, обижался. Пока Ольбег не успокоил:
— Деда, а тебе идёт. Ты такой молодой стал! Прямо — жених.
Аким очень смутился, начал отнекиваться. Но, как я понял, статус «прямо — жених», задел его какие-то потаённые струны.
Потом на меня накинулись все старики, которые захотели сменить имидж.
Я помню смущение моего отца, когда мать заставила его закрасить седину. На мой вкус: крашение волос — чисто женское занятие. Для мужчины лучший цвет волос — лысый или бритый. Но в «Святой Руси» взгляды иные.
Бабы наши тоже попытались дорваться до заветного горшочка. Но им — дали по рукам, а краски — не дали. Объявили непотребством и распутством.
— Дитятям — не надоть. А старухам — не надоть и вовсе!
Вся, слава богу — немногочисленная, «старая гвардия», во главе с Хрысем и конюхом-управителем, потребовала «чёрного радикального цвета». Вскоре проходящие через вотчину купцы поражались количеству жгучих брюнетов с сивыми бородами и бровями. Потом мы и это исправили: я посылал всех местных «шумеров» («черноголовых») к Маре. Она их и дорисовывала.
Формально: никакого прогресса. В смысле — для процветания и благополучия. С другой стороны, разве благополучие не состоит отчасти и в том, чтобы выглядеть так, как индивидую захотелось?