Рацухизация, стр. 62

Бесцветное стекло — с IX веке до н. э. Первое известное «пособие» по производству стекла — 650 год до н. э. — таблички из в библиотеки ассирийского царя Ашшурбанапала. Приведены описания трех типов печей: для фриттования, для варки, для отжига.

Сначала спекают смесь сырьевых материалов. Спёкшиеся куски бросают раскалёнными в воду, где они растрескиваются. Эти обломки — фритты — растирают в пыль и снова плавят в другой печке при высокой температуре, превращая ее в вязкий расплав, из которого изготовляют поделки.

Фриттование использовалось очень долго, поэтому на старых гравюрах и при археологических раскопках всегда находят две печи: одну — для предварительной плавки, другую — для плавки фритт.

Третья печь — для закалки: готовое изделие нагревают почти до точки размягчения стекла, и быстро охлаждают, чтобы компенсировать напряжения в стекле (предотвратить кристаллизацию).

В таком виде стеклоплавильная печь продержалась до конца XVII века.

Варят стекло в горшках — сильно расширяющийся усечённый конус. В Средней Азии — просто блюдо. Чтобы пузырьки легче выходили. Огнеупоры, из которых сложены киевские стеклоплавильные печки, выдерживают температуру до 1500®C, но рабочая температура печи не поднималась выше 1200®. Это при том, что и византийские, и собственно русские стекловары активно используют в шихте свинец: взаимодействие оксидов свинца и кремния идёт с заметной скоростью уже при 800–900 градусах Цельсия. Фактически — хрусталь варили.

В Европейском Средневековье есть две основных школы стекловаров: к югу от Альп, и к северу. Южане — работают с натриевым стеклом. Используют или минеральную соду, или золу морских растений, богатую соединениями натрия. Северяне используют древесную золу, преимущественно бука, содержащую калий. С 13 по 16 век будут применять золу из ветвей и корней бука, содержащую столь мало калия и натрия, что температура варки стекла подскочит с 1200 до 1350 градусов.

Но у меня поташ не из корней бука — высококонцентрированный. Пропорция: 4-1-6 для смеси калий-кальций-кремний позволяет удержать температуру плавления на уровне 950 градусов. Калий — из поташа, кальций — из негашёной извести, кремний — речной песок.

Ещё нужна «дудка стеклодува». Какой-то безвестный мастер в Древнем Риме придумал эту штуку на рубеже тысячелетий. И это самое главное изменение в истории стекловарении. Мурановская «Canna da soffio» несколько отличается от того, что я тут рацухнул: у моей мундштук деревянный, а не латунный.

Остальной инструмент — щипцы, ножницы, пинцеты, «pontello», вечно мокрая «paletta»… — по мере необходимости.

Печки мы делать умеем. Материалы есть. Осталось только отделаться от примесей и добавить красителей.

Глава 283

Уяснив себе основные этапы, я радостно собрался рацухерачить.

— «Альф», надо построить вот такую печку. Трёхсоставную. С кучей дырок. Вот сюда и сюда будут ставить стекловарные горшки, сюда дрова вкидывать, тут пламя…

— Нет.

Я ошеломлённо уставился на своего главного кирпичника.

«Альф» меня боится. После моего здешнего первого лета, когда мы с ним столкнулись «в лоб», он хорошо усвоил: «Ванька — мужик, сказал — сделает». И других заставит. Или — упокоит. Выживших — дураками выставит.

Манеру туземцев говорить мне «нет» я изживаю значительно успешнее, чем, например, косноязычие. Это уже настолько редкое явление, что все мои ближники, сидевшие возле стола в ожидании персональных указаний, стали разглядывать «альфа» с неприкрытым изумлением.

«Альф» подёрнулся красным, но упрямо повторил:

— Нет. Печку нынче ставить не будем. Холодно. Ложить нельзя.

Вот же блин! А он — прав… А я… А я — умнее! Рацухерим.

— Экий ты, дружок, одно… значный. Совсем ты меня не уважаешь. Нешто я когда тебе прежде глупые команды отдавал?

Вот этого я старательно избегаю. Конечно, в рамках ограниченности собственного мышления.

«Выше головы — не прыгнешь» — русская народная мудрость. И не надо выше: допрыгни хоть бы до собственной головы да осмотрись пристально — там столько интересного!

— Ты эту хрень — поташ — видел? Разводишь с водой и добавляешь в раствор. При слабом морозе — двадцатую часть, при сильном — десятую. При лютом морозе… — сидишь дома. Только учти — кладка будет быстрее схватываться. Часа 2–4 — максимум.

Тут челюсть отпала и у «альфа». Он захлопал глазами, снова «окрасился багрянцем» и растерянно спросил:

— А чего ж… а как же… дык… а раньше-то… чего ж? А?

Суть высказанного недоумения дошла до меня не сразу. Пришлось поднапрячься, завить жгутом последние функционирующие извилины, обратиться к бэкграунду…

— Раньше — хрени не было.

Присутствующие радостно зашумели:

— вона чего… раньше-то… не — хрень была, но не такая… дык, это ж како облегчение!… И не говори — сразу другое дело! Хитёр, ой хитёр Ванька — из дерьма ненужного… Дык он же ж завсегда… Не хитёр — ловок! Яков так и говорил… Да что Яков! Тута ж… сплошной абгемахт получается!… я те больше скажу — не абгемахт, а факеншит! Прям — натурально…

Объясняю восторг присутствующих: «альф» складывает печки на известковом растворе. Эта штука сохнет очень долго. До такой степени, что нормальную печку выкладывают в два-три захода: под и стенки, свод и лежанку, трубу. Между сеансами кладки приходится делать суточные перерывы для частичного отвердевания. Что приводит моих кирпичников в крайнее раздражение, мешает технологии и замедляет строительство.

И тут я. Со своим поташем.

Смеси с поташом имеют короткие сроки загустевания, мало зависящие от температуры. Ускорение твердения вызывается тем, что поташ, изменяя растворимость силикатных составляющих, образует с продуктами его гидратации двойные или основные соли.

Я вышесказанного не понимаю, но по памяти воспроизвожу. А результат — наблюдаем.

«Альф» ходил радостный и смущённо улыбался. Но больше всех переживал Фриц.

Как немец — он против:

— Поташ! В кладку! Безрассудство! Транжирство! Ты ещё бы серебром — смердам печки облицовывал!

Как строитель — в восторге:

— Сохнет! За два часа! В мороз! Эх, мне бы это в Кёльне…

А я… 5 тонн поташа — 200 корчаг. Горшеня столько делать надорвётся. И хранить мне столько негде…

«Альф» не только с восторгом построил стекловаренную печку, но и резко интенсифицировал строительство трубных печек по подворьям.

Я пришёл в Рябиновку в 1160 году. К концу года появился кирпичник Жилята. За 1161 год было построено 100 новых, «белых», печей, за 1162 — ещё 300. Росло мастерство моих бригад, их численность, инструментальное и материальное обеспечение, «накатывались» организационные и технологические решений. Поташ был просто очередной инновацией в этом, уже функционирующем, процессе. Важной инновацией: в 1163 году было построено ещё 600 печей, заселено 200 новых подворий. И это создало очередную проблему: вотчина оказалась наполненной, продолжать строительство с достигнутой интенсивностью в 1164 году — не для кого.

Построенная стекловаренная печка привела меня в восторг. И — в ступор: на улице — зима, весь песок — под снегом.

Песочек нужен чистый. Очень чистый. А береговой песок наших медленных рек, например, загрязнён органикой.

Венецианцы, как и финикийцы — изобретатели стекла по легенде от Плиния Старшего, использовали «пограничный» песок — из устья рек на морском побережье. Интенсивно промываемый и речной, и морской водой. У меня с морями здесь… «Москва — порт пяти морей». Но — через восемь веков. Ждать… сами понимаете.

Ждать — пришлось. Но не Москвы, а тепла, ледохода, спада воды. Только тогда десяток пробитых в разных местах шурфов, показал на северо-западе вотчины приличных размеров карман, с приличным, по качеству, песком. Что и позволило начать варку стекла.