На острие меча, стр. 42

Кадзе вернулся к себе в дурном расположении духа. Конечно, большая честь побывать на приеме у самого министра даже в том случае, если высокое начальство всего лишь пожелало узнать, как продвигается расследование. Жаль только, что результатами нельзя было похвастаться. Кадзе не привык переливать из пустого в порожнее. Ему даже в голову не пришло пересказывать излишние подробности или останавливать внимание министра на отдельных мелких успехах, тем самым придавая им большее значение, чем они имели. Министру необходима точная информация, и Кадзе свою задачу выполнил, а дальше не ему решать, какая часть этой информации станет достоянием общественности. Единственное, о чем Кадзе умолчал, было участие Дэмуры в расследовании. Можно было бы оправдаться в собственных глазах отговоркой, что министру, мол, ничего не скажет имя Дэмуры, но Кадзе прекрасно понимал, что это не так. В глубине души он побаивался Дэмуры и не был уверен, правильно ли он поступил, привлекая старого сыщика к расследованию. Ведь он хорошо знал, на что способен Дэмура, получив свободу действий. А в данный момент у Дэмуры развязаны руки. Кадзе знать не желал о его действиях, ведь тогда пришлось бы брать на себя ответственность за некоторые нарушения буквы закона, ну а пока что можно было отмахнуться от беспокойной мысли, что он сам втянул Дэмуру в эту историю.

Едва Кадзе успел расположиться за рабочим столом, как зазвонил телефон. Капитан Танака из участка Синдзюку желал сделать важное сообщение. Первым побуждением Кадзе было оборвать капитана, заявить, что он, Кадзе, со своей стороны, не желает выслушивать никаких объяснений. Однако начальник центрального отдела по расследованию убийств не мог позволить себе такую роскошь. Что бы там ни делал Дэмура, это его личное дело, сказал Кадзе, стараясь при этом, чтобы голос его звучал убежденно. Капитан Танака был иного мнения на этот счет, и Кадзе пришлось-таки выслушать, что натворил Дэмура. Когда Танака рассказал о посылке с вырванным языком, руки Кадзе сжались в кулак, а костяшки пальцев, стиснувшие телефонную трубку, побелели. До сих пор Кадзе мучило сомнение, теперь же оно перешло в уверенность: ошибкой было привлекать Дэмуру к расследованию. Поблагодарив капитана Танаку за информацию, шеф положил трубку.

Первым делом он позвонил Дэмуре. Старика не было дома, а жена, как обычно, не знала, куда он ушел, когда вернется домой и вообще вернется ли он сегодня. Шеф велел вызвать Куяму, но молодого сыщика тоже не оказалось на месте, и он не отметил в регистрационном журнале ни время, ни причину своего ухода. Аккуратным, четким почерком Кадзе сделал пометку, чтобы при первой возможности отчитать подчиненного за нарушение установленного порядка, и только извлек было бэнто — лакированную коробочку, в которой принес из дому еду, как снова зазвонил телефон. Кадзе с сожалением взглянул на белоснежные шарики риса и аппетитные кусочки рыбы, после чего закрыл коробочку крышкой и снял трубку.

Накамура таким бесстрастным тоном поинтересовался, не сможет ли Кадзе уделить ему несколько минут, что было абсолютно ясно: беспокоит коллегу он не понапрасну.

— Разумеется! Сейчас зайду, — отозвался Кадзе. Он убрал в портфель коробочку с едой в надежде, что у него еще отыщется время управиться с едой до конца дня. Кадзе не обедал сегодня, и голод давал о себе знать, но еще того больше его угнетала мысль, не пришлось бы нести еду домой нетронутой. О том, чтобы выбросить содержимое коробочки, а дома сказать, будто съел, не могло быть и речи.

Когда Кадзе вошел в кабинет к Накамуре, тот набивал трубку. Оставив свое занятие, он тотчас вскочил с места, чтобы встретить коллегу с подобающим уважением, однако в остальном держался иначе, чем в прошлый раз. Даже не дал себе труда надеть пиджак и поправить галстук; он так и остался в старом, утратившем форму вязаном жакете и, выйдя из-за стола, расположился в одном из кресел рядом с подчиненным.

— У меня для вас кое-какие новости, — начал Накамура. Он выколотил трубку о край пепельницы, затем вдруг вскочил и бросился к двери. Высунувшись в соседнюю комнату, отдал какое-то короткое распоряжение и тотчас вернулся к Кадзе. Утонув в удобном кресле, он минуту собирался с мыслями, в то время как его гибкие пальцы проворно работали, набивая трубку.

— Начнем с неблагоприятных… Видите ли, нам не удалось установить, кто именно внес пожертвования. — Он бросил на Кадзе взгляд, как бы прося извинения. — Для этого сумма оказалась слишком уж незначительной.

— А наследники не прояснили дело?

— Даже внимания не обратили! Во-первых, они еще не успели вникнуть в финансовые тонкости завещания, а во-вторых, даже если бы и заметили небольшое несоответствие… — в голосе Накамуры зазвучали назидательные нотки, и Кадзе пожалел, что задал вопрос. — Мне ни разу не доводилось сталкиваться с человеком, который бы жаловался, что получил денег больше, чем надеялся получить. А ведь это единственный способ вскрыть неувязку: завещатель якобы еще при жизни внес пожертвование, а между тем капитал остался нетронутым и данная сумма не снималась со счета.

Накамура, увлекшись объяснением, принялся оживленно жестикулировать. Из трубки сыпались искры, размахивающий руками долговязый человек походил на фокусника. Да, Кадзе не ошибся, когда еще при первой их встрече подумал, что в облике Накамуры нет ничего от полицейского. Но и на банковского клерка он не похож. Больше всего напоминает университетского профессора, привыкшего обстоятельно излагать свои мысли, а также прислушиваться к мнению оппонента и даже вступать в нелицеприятную полемику.

— Если я правильно понял, у вас имеются для меня не только плохие новости…

— Похоже, удалось выяснить мотив убийств. — Накамура вытащил из кармана листок бумаги и, сверяясь с записями, продолжил: — Хисикава — первый, кто совершил харакири, — был владельцем некоего строительного предприятия. Дела фирмы развивались успешно, год от года лучше. Если бы так шло и дальше… — он сокрушенно покачал головой.

— Чем кончилось бы дело? — не утерпел Кадзе.