Светлая и Темный, стр. 33
Ноэль хитренько прищурилась и сделала вывод:
— Значит, можно сказать, тебе повезло со вторым замужеством?
Я скривилась:
— Пока рано говорить, — не выдержала и улыбнулась, — но я очень надеюсь. Про себя же добавила: учитывая, что разводов здесь нет.
— Какое платье тебе принести? — сестра перешла к более насущным делам.
— Лучше свадебное в дороге буду трепать, чтобы в будущем точно больше не надевать, — мстительно ухмыльнулась я, вставая с походной постели.
Быстро оделась, чтобы не мерзнуть. Предусмотрительная кузина принесла с собой воду и помогла мне умыться и причесаться.
Перед выходом из палатки я выглянула наружу и — замерла, забыв распрямиться: вокруг сновали драканы, а из?под подолов свободных, как у Сэбиана, широкополых длинных рубах торчали… мощные хвосты с шишечками из шипов на кончике.
— Ты чего? — недоумевала Ноэль.
— У них хвосты… представляешь! — выдавила я удивленно.
— Ну да! — она пожала плечиками. — У всех темных хвосты — это их первая личина, правда, не полная сейчас. Драки и люди считают ее боевой. Я слышала, многие драканы постоянно в таком виде, потому что не все могут долго держать «человеческую» форму.
Обитатели Эсфадоса продолжали меня изумлять:
— Ты хочешь сказать, они специально хвост убирают? Да еще контролировать должны, чтобы не выскочил обратно?
Мимо нас прошел один из хвостатых с повышенной чешуйчатостью. Мой «гид по иномирью» придвинулась ко мне ближе и на ухо шепнула:
— Те, которые больше чешуей покрыты, совсем слабые маги. Им контролировать тело сложнее. Наши наемники говорят, что такие либо в услужении у более сильных, либо хорошие бесстрашные воины. И хозяевам преданные.
— Поняла… — благодарно кивнула я, получив новую информацию.
Мы продолжали шептаться и выглядывать из палатки, пока нас не заметили стоявшие возле лошадей и о чем?то увлеченно беседовавшие лорды, я дернула сестру за руку и потащила прочь, в кустики. Очень уж неудобно было прямо сейчас встречаться с мужем.
Нашего возвращения в лагере явно ждали. Удручающее обстоятельство — теперь мало того, что все знают, чем я в палатке занималась, так еще и каждый раз в туалет отлучиться — значит всех поставить об этом в известность. Не жизнь, а театр.
К нам быстро приближался Сэбиан — без «пятой конечности» (выяснить бы, куда именно та девается). Длинная черная рубаха облегала его мускулистые бедра, подол вился у ног, невольно привлекая внимание к крупной эффектной фигуре.
— Судя по сочной зелени, порадовавшей меня утром, ваша ночь прошла хорошо, миледи? — глухо, тихо, но вместе с тем насмешливо произнес он.
— Судя по вашей настойчивости и благостному сопению у меня над ухом, ваша тоже, милорд, — проворковала я в отместку.
— Не совсем так, как мне бы хотелось, но в голодный год и краюшка хлеба — подарок небес, — спокойно ответил он.
— В каком смысле? В голодный год? — в душе поднималась обида. — То есть, на безрыбье любая подойдет? И я, да?
Странно, из?за чего обижаться, казалось бы?! Чужой, на момент сватовства, разумеется, мужик, по моей же настоятельной просьбе признался, что женился не по любви, а по расчету. Да еще и прогадал: сначала сумасшедшую подсунули, потом попаданка из иного мира досталась. Но после брачных обрядов и всего одной ночи с ним, я почему?то уже не считала его чужим — свой теперь, пусть и на подсознательном уровне.
Пожалуй, у меня все было на лбу написано, потому что Сэбиан пристально смотрел мне лицо. Приложив усилия, я приняла равнодушный вид и попыталась отвести взгляд от его необычных, переменчивых, словно подведенных сурьмой глаз.
— Оставь нас! — приказал он Ноэль.
Девушка поклонилась и спешно удалилась.
Муж вплотную шагнул ко мне и завораживающим, приглушенным голосом произнес:
— Я правильно понял: любой быть ты не готова?
Я молчала, не зная, можно ли ответить, что, не готова, не хочу быть любой. И одной среди многих — тем более. Хотя в таких обстоятельствах…
Тоскливо пожала плечами, опустив глаза.
— Светлячок, я имел в виду, что хочу от тебя гораздо больше, чем могу взять сейчас, — тихо пояснил он. Затем, взяв за руку, сказал деловым тоном: — Пошли есть, не будем зря время терять.
Осмыслив фразу и оценив тот факт, что муж потрудился пояснить, я обрадовалась до глубины души, ведь за словами часто скрывается разный, порой самый невероятный, смысл. Вот и накручивала бы себя целый день. А так, мне сразу дали понять, что… проще говоря, из?за отсутствия полноценного секса, хоть потискают. Тем не менее, вздохнула я облегченно.
Пока мы шли к костру, я нечаянно засмотрелась на наши сомкнутые руки: мою светлую узкую ладонь, плененную большой смуглой мужской — так красноречиво, так правильно, как мне в тот миг показалось.
Завтрак на темный лад прошел еще более привычно и обыденно, чем вчерашний ужин. Того и смотри привыкну.
Глава 16. О верности и пользе мытья рук
Станислав Ежи Лец
— …Сафира — а-а… — несется мне вслед ненавистный голос, сопровождаемый эхом тяжелых шагов.
Каменные коридоры Хемвиля тянутся, тянутся и тянутся бесконечно… Темень пугает шуршанием крысиных лап, звуками шагов, стенаниями загубленных душ и стонами развратных девок, которые отдаются по углам замковым рыцарям.
С трудом не срываясь на бег, я быстро иду, держа перед собой в трясущейся руке свечу. И ладошка, которая обхватывает бронзовый подсвечник, бледная, узкая… детская.
— …Сафира — а-а… — голос лорда Сатиса так близко, что внутри все скручивается от страха, желчь подступает к горлу.
Проклятый мужлан,
выскочка, считающий себя драком, хоть в нем нашей крови почти не осталось. А ведь этот человек надеется уговорить отца отдать меня — единственную дочь, чистокровную драку — замуж за него. И отказ его не остановит…
— …Сафира — а-а… — руки ненавистного отцовского приближенного обхватывают мою талию, такую тоненькую, подростковую… приподнимая над полом, а его голос бубнит мне на ухо, обдавая мерзким хмельным дыханием. — Ну зачем же ты бегаешь от меня, девочка?
Сатис забирает подсвечник из тоненьких пальчиков и вешает на крюк для факела.
— Не хочу слышать, не хочу видеть, не хочу, не хочу… — шепчут мои губы невольно. Слабенькие детские руки пытаются отстранить, отодвинуть каменную мужскую грудь, ослабить захват, выбраться, спастись.
— Посмотри на меня, Сафи. Твой отец артачится, но мы не оставим ему выбора… правда же… Девочка, моя.
Мерзкие лапы шарят по моему телу, ужас и паника накрывают с головой. Влажные губы скользят по щеке, а лапища тем временем задирает подол платья.
— Не бойся, Сафи. Я сделаю тебя своей и бить, как отец, не буду… если станешь послушной девочкой… — глумливый шепот и шорох стягиваемой мужской одежды.
Еще немного — и гибель мамочки будет напрасной. Только навсегда запавшие в память ее блеклые золотые, потухшие семь лет назад, глаза, в тот день, когда она лежала на полу в спальне отца, удерживают в сознании, заставляют думать, как остановить насильника и дают силу. Девичья рука уже не пытается отстраниться, а лезет в потайной карман. Всего пара мгновений — и кинжал леди Амалии как в масло плавно вошел в бок лорда Сатиса, будто соскучился по крови, жаждал с того момента, как познал вкус убийства, следом еще раз и еще, и снова, сопровождаемый страшным бульканьем и треском материи…
Мучительно длинные мгновения, во время которых стынет кровь в жилах, наконец, захват ослаб, и я чуть не упала на пол, но смогла устоять. А вот неудачливый жених и насильник — нет.
О, Триединый, как же, оказывается, легко можно избавиться от своих страхов…
Я перевела взгляд от скрючившегося тела Сатиса, валяющегося у стены на единственного надежного защитника — мамин кинжал. Он излучает тепло, согревает ладонь, как и кровь убитого, обагрившая ее. В трепещущем пламени свечи сталь неожиданно ярко блестит, торжествуя победу, усмиряя мое громко стучащее сердце, обещая заботу и безопасность. Пока оружие со мной…