Роковой мужчина, стр. 24

5

Весть о том, что Ричард Мэйтленд бежал из Ньюгейта и похитил леди Розамунду, распространилась по Лондону с быстротой молнии. Хотя множество балов и вечеринок отменили вследствие беспорядков, мужские клубы в Сент-Джеймсе были многолюдней обычного. В клубе Уайте Джордж Уиверс внимательно слушал, как Чарльз Трэси рассказывает о том, чему был очевидцем: побеге Мэйтленда. Чарльз находился в Ньюгейте вместе со своей свояченицей и леди Розамундой Девэр, которая настояла на том, чтобы сопровождать их.

Уиверс цинично размышлял о том, что Трэси упивается всеобщим вниманием, хотя в этой истории он сыграл отнюдь не героическую роль. Он, Уиверс, охотно задал бы мистеру Трэси пару-тройку неприятных вопросов, но герой дня был так тесно окружен слушателями, что к нему невозможно было пробиться.

Оно и к лучшему, потому что Уиверс сомневался, что сумел бы при этом сохранить хладнокровие. Уже сейчас у него бешено колотилось сердце и дыхание со свистом вырывалось сквозь стиснутые зубы. Близился приступ ярости, той неуправляемой ярости, которая нередко накатывала на него, а Уиверс меньше всего желал выдать себя перед состоятельными и знатными членами Уайтс-клуба, которые приняли его как равного.

Они знали этого человека лишь как Джорджа Уиверса, англичанина, сколотившего состояние в Южной Каролине, где ему принадлежали обширные плантации. Рекомендательные письма, которые он привез с собой, были самые что ни на есть настоящие: он действительно принадлежал к числу самых влиятельных жителей Чарльзтауна. Вот только никому не было известно, что подлинный Джордж Уиверс скончался задолго до того, как человек, присвоивший его имя, переселился в Южную Каролину.

Сейчас фальшивый Уиверс, натянуто улыбаясь, вернулся к своему столику и сообщил, что отправляется домой. Он удостоился нескольких небрежных кивков, но никто из соседей по столику не уговаривал его остаться — слишком уж всем хотелось дослушать рассказ Чарльза Трэси.

Бонд-стрит, где Уиверс снимал квартиру, была недалеко от клуба, и все же он, как ни старался, не сумел сдержать ярости. Попадись ему по дороге нищий либо бродячая собака, он бы без колебаний выместил на них злобу. Однако ему повстречался лишь ночной стражник, дюжий верзила, и Уиверс ограничился тем, что походя сшиб с него шляпу.

Ричард Мэйтленд бежал из Ньюгейта! Слова эти преследовали его, словно навязчивый звон церковного колокола. Ричард Мэйтленд бежал из Ньюгейта!

Нельзя сказать, что Уиверс недооценивал Мэйтленда, но чтобы тот сумел бежать из Нъюгейта — такое ему и в голову не приходило. А виной всему леди Розамунда. Мэйтленд, по словам Трэси, захватил ее в заложницы и воспользовался ею, чтобы беспрепятственно выбраться из Ньюгейта. И еще у него был сообщник, его бывший телохранитель.

Нужно было прикончить Мэйтленда раньше, когда он вошел в спальню Аюси Райдер, однако такая спешка не входила в планы Уиверса. Он хотел, чтобы Мэйтленд остался жив и, прежде чем отправиться на виселицу, в полной мере испытал все тяготы публичного унижения. Уиверс жаждал одного — сполна расплатиться с Мэйтлендом. Он так долго вынашивал свой план, размышлял, интриговал, действовал, мечтал о том, как Мэйтленд попадется с потрохами в расставленную им, Уиверсом, ловушку… и надо же было случиться такому!

Ничего. Это еще не конец. Это еще далеко не конец. Ярость его начала стихать, когда он представил себе Мэйтленда в бегах, загнанного, отчаявшегося; ведь теперь, когда он похитил леди Розамунду, за ним будут охотиться еще более усердно, уж герцог постарается! У Мэйтленда не осталось друзей, никто ему не поможет, об этом Уиверс позаботился. Его поимка — лишь вопрос времени.

Уиверс ничуть не опасался, что Мэйтленд выследит его, однако ему доставляло удовольствие воображать, как человек, который считался самым проницательным и хитроумным сотрудником Тайной службы Его Величества, сейчас ломает голову, пытаясь вычислить, кто стал причиной его несчастий. Пусть себе гадает хоть до Судного дня, все равно не догадается!

Чем больше размышлял Уиверс о Мэйтленде, который, забившись в крысиную нору, в бессильной злобе перебирает имена своих настоящих и вымышленных врагов, тем веселей становилось у него на душе. К тому времени, когда он вошел в свою квартиру, он уже вполне овладел собой и с любезной улыбкой бросил лакею, что тот может быть свободен.

Пройдя прямиком в библиотеку, Уиверс налил себе изрядную порцию бренди и с бокалом в руке уселся у ярко горящего камина. Над каминной полкой висело зеркало, и Уиверс, потягивая бренди, принялся разглядывать свое отражение. «Нет, — решил он, — никто при взгляде на него не заподозрит в нем убийцу». Красавцем его, конечно, не назовешь, но лицо у него симпатичное, приветливое, открытое. Людям с такой внешностью охотно доверяют и мужчины, и женщины. Особенно женщины. Очень кстати и то, что выглядит он старше своих лет. Его каштановые волосы обильно сбрызнуты серебром, лицо обветрено, продублено жестокими морозами канадских зим еще в те годы, когда он занимался торговлей мехами.

Сколько тяжких, унизительных лет пришлось ему провести в Канаде, и все из-за Мэйтленда!

Поразительно, думал Уиверс, во всей жизни ему никогда не доверяли только двое людей: его отец и Ричард Мэйтленд.

«Я не убивал котенка, папочка! Правда, не убивал! Это все лиса, а я его только спугнул!»

И по детскому лицу катятся неподдельные слезы. Отец тогда не слишком поверил этому объяснению, но тут вмешалась мать и защитила своего голубоглазого ангелочка.

Женщины всегда были в его руках точно воск — мать, жена, Люси Райдер… Уиверс невольно улыбнулся, подумав о мальчишке. О, это совсем другое дело! Никогда прежде у него не было ученика; никогда прежде он не встречал человека, который смотрел бы ему в рот и восхищался его хитроумием, силой, удачливостью. Так приятно было в кои-то веки отбросить притворство и хоть перед кем-то стать самим собой! Притом же мальчишка оказался способным учеником. Вместе они могли бы достичь небывалых успехов.

Иное дело — Мэйтленд. С первой их встречи Уиверсу в его присутствии становилось не по себе. Странное действие оказывал на него этот угрюмый шотландский увалень. Стоило Уиверсу ощутить на себе его неулыбчивый, беспощадно проницательный взгляд — и он невольно умолкал, обрывая на полуслове фразу. Он даже пытался подружиться с Мэйтлендом, завоевать его расположение, но тот не обращал на его потуги ни малейшего внимания.