Погоня за призраком, стр. 55

Никто не удивился тому, что в тот вечер Гвинет ушла в свою спальню сразу после ужина, сославшись на усталость. Уснуть сразу, однако, ей не удалось, — ее держали в плену воспоминания, всплывавшие одно за другим из глубин ее памяти. Гвинет позвонила Мэдди и попросила принести ей глинтвейна. Только выпив большую чашку горячего напитка, она почувствовала некоторое облегчение и вскоре ненадолго забылась неспокойным сном. Ей снилось, что она идет домой, на Саттон-Роу, из библиотеки, неся в руке голубое пальто. Затем дорога, по которой она шла, неожиданно превратилась в лабиринт, и сердце Гвинет тревожно забилось в груди. За спиной она чувствовала чье-то дыхание, слышала тяжелые шаги. Гвинет хотела побежать, но ноги не слушались ее, хотела закричать, но с ее губ не слетало ни звука. Он опять выследил ее, он снова был здесь. Далеко впереди показался проход, зияющий прямо в стене лабиринта, и Гвинет поспешила туда, чтобы спастись. Кожа ее стала влажной от пота, дыхание участилось, но она продолжала идти вперед, едва переставляя ноги. Каждый шаг давался ей с трудом, но Гвинет понимала, что, если она остановится, на ее шее вновь сомкнутся стальные пальцы убийцы. И она все-таки сумела добраться до спасительного выхода.

Спасена? Нет. По другую сторону прохода оказался обрыв, и теперь Гвинет оказалась на самом краю отвесной скалы. Она обернулась и увидела, что лабиринт уже не лабиринт, а Хэддоу-Холл. Гвинет в отчаянии закричала, но в ту же секунду сильные пальцы схватили ее за горло, принялись душить, и она полетела… полетела…

Гвинет проснулась от собственного крика — в промокшей от пота ночной рубашке, с сильно бьющимся сердцем. Она несколько раз глубоко вздохнула, стараясь прийти в себя.

Немного успокоившись, она соскочила с постели и направилась к шкафу. Нашла свежую ночную рубашку, переоделась, набросила сверху халат и, пошарив на каминной полке, нашла и зажгла свечу. Часы показывали далеко за полночь. В доме царила тишина, только ветер, дувший с моря, скрипел оконными ставнями и бился в стекла.

Гвинет подошла к окну, отодвинула занавески и выглянула наружу. Ночь была безлунной, но у входа горели фонари, разгоняя мрак. Гвинет присела на подоконник, прикрыла глаза, и в ее голове вновь замелькали воспоминания, словно стеклышки в калейдоскопе.

Воспоминания. Они вернулись к ней. Они не умирали, а лишь дремали в глубине ее памяти и ждали своей минуты.

Древняя история. Призраки прошлого.

Ей было тогда восемнадцать лет, и она сидела на этом самом подоконнике, вглядываясь в ночную тьму, из которой доносились крики гуляк — такие громкие, что их, наверное, было слышно даже в Брайтоне. Заводилой, разумеется, был Джесон. Он уже несколько дней отмечал свой день рождения, пригласив в Хэддоу своих друзей — молодых самоуверенных людей с жестоким блеском в глазах — и юных леди. Впрочем, по мнению бабушки Рэдли, называться леди эти девушки могли разве что в силу своего происхождения, но уж никак не по поведению. Она даже придумала для них хлесткое словцо — позерки. Правда, так бабушка называла этих девиц только за глаза, поскольку была вынуждена уступить требованиям Джорджа не вмешиваться в дела брата. А Джордж, как известно, был тогда хозяином Хэддоу.

Правда, поддерживать мир в семье заставляла Джорджа не только братская любовь. А точнее сказать, совсем другая любовь. В то время Джордж был без ума от одной из авантюристок, миссис Ли Грэнджер, и ухлестывал за ней напропалую, не останавливаясь ни перед чем ради того, чтобы добиться от нее взаимности. В ход шло все, что только приходило в воспаленную от любви голову Джорджа, — и поездки в Брайтон, и ночные пирушки на берегу моря, и что-то еще. Что именно, Гвинет не знала, потому что Джордж и Джесон никогда не приглашали ее в свою компанию.

Друзей Джесона она видела только мельком — за завтраком или во время верховой прогулки вокруг Хэддоу. Правда, даже этих коротких наблюдений Гвинет хватило для того, чтобы понять, что и в отсутствии мистера Грэнджера у Джорджа есть серьезный конкурент в борьбе за благосклонность миссис Ли — его собственный брат.

Как Гвинет хотелось тогда, чтобы во время прогулки из-за поворота вдруг показался мистер Грэнджер и увел бы подальше отсюда свою смазливую женушку! Из всех подружек Джесона Гвинет сильнее всего ненавидела именно ее, красавицу Ли. Гвинет бесило, когда миссис Грэнджер начинала обращаться с ней как с малолетней школьницей. Причем как она это делала! Спокойно, с тайной издевкой, с вечной улыбочкой в уголках пухлых губ… Это было похоже на игру кошки с мышкой, и мышкой была, разумеется, Гвинет.

Если бы Триш была тогда в Хэддоу, они могли бы объединиться с ней против миссис Грэнджер, они нашли бы способ отомстить этой противной кошечке. Но Триш к тому времени была уже замужем и жила далеко от Хэддоу, в Норфолке, и Гвинет осталась один на один с миссис Ли, и помочь ей было некому — не Джесона же просить, в самом деле! Он тогда относился к ней снисходительно и немного свысока — трепал по волосам, нежно щипал за щечку и называл Гвинет «маленькой кузиной». Впрочем, Гвинет не могла не заметить, что даже такие проявления со стороны Джесона очень не нравятся миссис Грэнджер.

В ту ночь она дождалась, когда компания Джесона удалится наконец прочь, размахивая в ночи зажженными фонарями, и улеглась в постель, но долго еще не могла уснуть от обиды.

«Почему они до сих пор считают меня маленькой девочкой? Почему никогда не пригласят меня с собой на ночной пляж? — думала она. — И что там, на берегу, может происходить такого, о чем мне еще не положено знать?»

Впрочем, даже если бы Джесон и пригласил ее, бабушка Рэдли наверняка не позволила бы ей присоединиться к компании гуляк и авантюристок.

Она незаметно уснула и проснулась спустя какое-то время от оглушительного раската грома. Стоило Гвинет открыть глаза, как за окном блеснула молния, залив весь мир своим ослепительным светом, и снова прогремел гром. В ту же секунду она вспомнила о том, что Джесон со своей компанией должен быть сейчас на берегу.

Окно в спальне было открыто, и Гвинет, выскользнув из постели, поспешила к нему. Она всегда любила грозу, любила слушать шум дождя и свист ветра, но сегодня ей вдруг стало не по себе. Она прикрыла окно, потянув на себя ставни негнущимися, отчего-то сразу окоченевшими пальцами.