Времена не выбирают, стр. 97

После некоторых колебаний Лика решила притопить скафандр, чтобы не бросался в глаза. На большее у нее все равно не было сил. Но и это сделать оказалось не просто. Работая одной рукой, большой камень не возьмешь, поэтому Лика набросала внутрь боевого комплекса много мелких камней – «Заодно и согрелась!» – и, зажав один из башмаков «трупа» под правой рукой, потащила еще более отяжелевшую броню в воду. Хорошо еще, что надетый на ней офицерский комбинезон «в воде не мок и в огне не горел». В остальном для того чтобы притопить «улики» на глубине полутора-двух метров, ей пришлось основательно попотеть и в прямом и в переносном смысле. В результате Лика так устала, что еле выбралась из воды, а ей ведь еще предстояло идти, искать пещеру и топливо, перетаскивать «хворост» к месту ночлега, в общем, много всего ей еще предстояло сделать. Слегка поколебавшись, она решила, что экономить запасы нечего, и съела еще два кубика из рациона, запила их холодной водой и сделала себе дополнительную пару уколов с помощью аптечки, ценность которой росла в ее глазах прямо-таки в геометрической прогрессии. Решение оказалось верным. Минут через пять Лика почувствовала, что в силах идти. Боль поутихла, энергии прибавилось, и голова, начавшая было снова заплывать туманом, вроде как прояснилась. Тогда Лика с трудом встала с камней и, подволакивая правую ногу, пошла в сторону темной громады ближайшего горного склона.

Глава 8

ЛАБИРИНТ СИРШЕЙ

Остаток ночи Лика, как и планировала, провела у горящего костра. Холод отступил, согревшееся тело оттаяло, и даже боль, приглушенная действием лекарств, утихла и таилась теперь лишь где-то в самой глубине костей. Впрочем, уснуть Лика, к сожалению, так и не смогла, хотя очень на это рассчитывала и тогда, когда искала пещеру, и потом, перетаскивая в нее – с охами и матюгами на двенадцати известных ей языках – собранный среди деревьев валежник. Вроде бы устала как собака и должна была свалиться как бревно, но в ее крови оказалось сейчас слишком много стимуляторов, которые щедро натолкала туда безмозглая, в сущности, аптечка, имевшая в виду совсем другие обстоятельства и другие цели. И вот Лика сидела в глубине пещеры, привалившись натруженной спиной к большому камню, смотрела на огонь, слушала успокоительное потрескивание сгоравших веток и, раз уж не шел сон, размышляла о главном. Если честно, то с того момента, когда она себя снова осознала, мысль о том, что с ней случилось, не оставляла Лику ни на мгновение, даже если думала о другом или была занята делом, отнимавшим, казалось, все силы души и тела. И мысли эти рано или поздно – и отнюдь не случайно – приходили к одному и тому же пункту: к Маске.

Что случилось с Маской?

А что с ней могло случиться? Но ведь случилось!

С тех пор как десять лет назад в Саркофаге на крейсере «Шаис» из сломанной куклы Лики возникла другая – нежданная и неожиданная – женщина, Лика привыкла, что Маска всегда с ней. Ну пусть не сразу привыкла, пусть это случилось только через время и каторжный труд души, но в конце концов ее волшебное Золото действительно стало неотъемлемой частью того человека, которого по-прежнему звали Ликой, или, по-новому, королевой Нор. Слияние человека и Маски было тем более полным, что со временем к Лике пришло осознание решительной бесповоротности случившегося. Она поняла, что союз этот – ну пусть даже не союз, а симбиоз! – навсегда. А «навсегда» – это было такое слово, которое не просто понять и принять, особенно когда речь идет не о двух любящих сердцах, соединившихся в счастливом браке, а о человеке и порождении чужой страшно древней цивилизации. Однако Лика честно проделала свою половину пути и в конце концов приняла реальность нового бытия такой, какая она есть, не скуля и не плача о том, чего нет и быть уже не может. И даже тогда, когда, следуя своему странному капризу, не до конца понятному даже ей самой, Лика начала учиться «быть сама по себе», это был всего лишь род лукавства или, возможно, самообмана, поскольку Маска Лику полностью не покидала никогда, просто потому что не могла этого сделать. Ее присутствие можно было обнаружить всегда, даже в самые кошмарные минуты беспощадных тренировок. Она оставалась с Ликой, лишь отступив в сторону, вот в чем дело.

Теперь, оглядываясь назад, можно было сколько угодно удивляться и доискиваться причин, побудивших Лику начать это самоистязание. Однако вел Лику не практический интерес, которого тогда просто не было и быть не могло. Суть дела была как раз в том, что к тому именно времени она окончательно поняла смысл слова «навсегда». В этом, если разобраться, и таился секрет ее безумного упорства, ее бешеной воли и безмерного терпения. Однако этими же причинами объяснялась и ее скрытность. Как объяснишь тем, кто этого не пережил, что для блистательной, наделенной нечеловеческими силами и возможностями королевы Нор самым важным – не вдруг и не случайно – стало это пресловутое «быть самой собой». Для себя, для Макса, для своих будущих детей, которые из далекой перспективы неожиданно превратились в стремительно реализующийся факт Ликиной жизни. Быть, стать, вернуть себе утраченную цельность… И вот вдруг Маска, чье присутствие, привычное, как собственное дыхание, Лика давно уже перестала замечать, действительно ушла, и сразу же выяснилось, что какими бы мотивами ни руководствовалась Лика раньше, но не будь тех изнурительных – да просто изуверских! – тренировок, сейчас она была бы просто мертва. Но даже если и нет, о каких планах на то, чтобы добраться до Сиршей, могла бы идти речь? Куда и как могла бы она дойти с парализованными рукой и ногой? Вот как дело обернулось.

И все-таки, все-таки… почему отказала Маска?

Впрочем, слово «отказала» было неправильным словом. Не подходило оно к тому, что произошло, что происходило с Ликой сейчас. Ведь Маска не вышла из строя, как случается иногда – или всегда – с механизмами любой степени сложности, будь то швейная машинка или звездолет класса «Шаис». Да и не была ее Золотая Маска простым механизмом, который мог взять вот так запросто и отказать. Лика не смогла бы объяснить, откуда она это взяла, почему так думает, но уверенность в том, что все именно так и обстоит, была настолько сильной, что вопрос этот даже не обсуждался. Не могла Маска испортиться, не могла, и все. Или все же могла?

За прошедшие несколько часов Лика неоднократно проверяла свои ощущения, исследовала их со всей тщательностью, на которую была способна, и в конце концов пришла к выводу, что первое ее впечатление, полученное еще тогда, когда Лика и соображала-то с трудом, было правильным. Маска не испортилась и не отключилась, она была «жива». Да и логически рассматривая вопрос, иного ответа ожидать не приходилось. Лика никогда не выдержала бы того, что ей пришлось пережить за последние сутки, если бы ей не помогало – пусть и совсем немного – ее волшебное Золото. Факты упрямая вещь, не так ли? Против них, как говорится, не попрешь, а Лика все-таки была когда-то врачом. Закончила Первый мед, работала, книжки читала… Ну не могла она выдержать всего этого! С ее-то внутренними повреждениями? Никак не могла! Однако весь «ливер» – и сердце, и кишечник, и почки с печенью – все это ее увечное добро худо-бедно, но работало, тянуло, как говорится. И более того – самое главное! – ее дети были живы. Лика чувствовала это, знала – «Еще бы не знать!» – ощущала… И это после всех нагрузок? После сумасшедшей химии аптечки? Нет, никак не складывалась картинка, если не принимать в расчет Маски. Никак и ни за что.

Маска действовала, но… Конечно же это не было похоже на то, что случилось с Ликой когда-то после боя в отеле «Невский Палас». Тогда Лика сгорела сама и спалила запредельной нагрузкой свою Серебряную Маску. То, что тогда произошло, помнилось теперь смутно, отрывочно и без подробностей, но Лика досконально изучила вопрос, что называется, задним числом. Нынешнее ее состояние и близко не было похоже на гибель Серебряной Маски. А между тем тот давний бой вспомнился ей не случайно. Если и могло быть объяснение тому, что Золотая Маска внезапно «снизила профиль», оставив Лику – «Ну, почти оставив» – один на один с ее немочью и немощью, так это только та запредельная нагрузка, которую им с Маской пришлось испытать.