Я шёл с Ганнибалом, стр. 15

— Это армия бешеных германцев, — невольно вырвалось у меня, хотя я вообще-то не хотел говорить. — Это бесноватые.

Я думал, что Ганнибал рассердится, но он только сказал:

— Никому об этом не рассказывай. Пусть это останется между нами.

С того раза я никогда не забывал об этом сне. Я был горд, что, кроме нас двоих, никто о нем не знает.

Во время марша лагерь разбивали редко. Встречавшиеся племена почти не оказывали нам сопротивления. Мы легко преодолевали ущелья и реки. Серьезным препятствием для слонов была только река Ибер. Зато они использовали ее для того, чтобы хорошенько выкупаться. Сур, Тембо и Рокко — три самых больших слона — без колебаний приблизились к обрывистому берегу и так полого стоптали его край, что остальные слоны легко соскользнули в воду. Высоко задирая хоботы, перешли они реку. Только Карлику пришлось плыть.

Некоторые наемники боялись бурной реки больше, чем схватки с врагом. Чтобы помочь им добраться до противоположного берега, Ганнибал дважды сам переплывал реку. Но над водобоязнью солдат он смеяться не позволял.

— Вода — особое дело. Страшнее, если кто-нибудь боится крови, — говорил он.

Видно было, как ценен для него каждый воин.

Но один раз он отослал назад три тысячи человек. Когда мы шли через области, населенные илергетами, карпетанами и баргузиннами, многие еще соглашались идти и дальше — на Рим. Но у подножия Пиренеев пятьсот пехотинцев-карпетан тайком покинули лагерь. Дорога на Рим показалась им вдруг слишком долгой. О бегстве пятисот человек доложили Ганнибалу. Все думали, что остальных карпетан — их еще оставалось две с половиной тысячи — он повелит охранять, выставив часовых. Но он, наоборот, отослал их домой, и по всей армии было объявлено, что Ганнибал избавился от карпетан потому, что ценит их недостаточно высоко. Тем самым все остальные еще более уверились в своей ценности.

Неподалеку от взморья мы начали переходить Пиренеи. Слонам было легче преодолевать ущелья и горные хребты, чем пехоте и всадникам, и Ганнибал посылал слонов прокладывать дорогу на крутых склонах. Во главе слонов шел Сур, и Ганнибал так уверенно сидел на нем, как будто ехал по знакомой дороге, а не по местам, которых карфагеняне еще никогда в жизни не видели.

Ганнибал отрядил разведчиков по другую сторону гор. Когда мы разбили лагерь возле города Илиберра [34], разведчики сообщили, что среди кельтов прошел слух, будто Ганнибал хочет покорить Галлию, и они собрались у города Рускинона [35], чтобы преградить нам путь.

Мономах был за то, чтобы смести их в море.

— На этом мы потеряем два дня, не больше, — сказал он.

— И еще несколько тысяч воинов, — холодно дополнил его Ганнибал. — А их нам будет не хватать перед Римом.

Магон предложил растоптать кельтов слонами.

— Мне их жаль, — возразил Ганнибал, не пояснив, кого он имеет в виду — слонов или кельтов. Он отправил в Рускинон послов, говоривших на галльском языке, и велел передать воинственным вождям, что пришел не как враг галлов, а как друг. Это значит, что он готов явиться к ним в лагерь для переговоров безоружным, в крайнем случае, в сопровождении переводчика. Он рад будет также принять их у себя и не будет против, если они придут вооруженными и со свитой.

Вожди пришли. Ганнибал угостил их самыми лучшими блюдами, которые только смогли приготовить его повара. Он не жалел ни вина, ни слов — то и другое ударило гостям в голову. Каждый из них получил в подарок коня и оружие, украшенное драгоценными камнями. Дело зашло так далеко, что один из вождей перешел в армию Ганнибала, а все другие поставили карфагенянам наемников. Дорога на Родан [36] была открыта. Ганнибал беспрепятственно подошел к стране, которую занимало галльское племя волков, селившееся по обеим берегам Родана.

В последующие дни Ганнибал так отдалился от военных дел, что стал посвящать по нескольку часов в день беседам на греческом языке с Силеном. При этом он восседал на Суре, а Силен ехал рядом верхом на лошади. Иногда Ганнибал диктовал ему по-гречески, и Силен записывал. Позже я узнал от Силена, что Ганнибал диктует ему историю своей жизни.

— Но почему он пишет ее на греческом, а не на своем родном языке? — удивился я.

— Потому что он хочет, чтобы его книгу прочли во всем мире, — объяснил Силен. — Финикийский язык мало кто знает.

Как-то Ганнибалу пришла в голову мысль, чтобы Силен научил греческому и меня. При этом присутствовал и Карталон, он сразу помрачнел, казалось, что он хочет возразить. Но он отступил; если уж Ганнибал решил, значит, так надо. Впрочем, его недоверие к Силену, столь сильное в лагере, на марше постепенно исчезло. В один прекрасный день он поразил меня своими словами о том, что особенно ценит греков. Конечно, он имел в виду спартанцев, служивших в карфагенской армии, которых Ганнибал всегда держал в авангарде. Карталон считал теперь Силена «одним из наших».

Впрочем, Силен решил, что мне лучше изучать латинский язык, нежели греческий. Он еще в лагере научил меня некоторым латинским словам и сейчас делал вид, будто я уже хорошо говорю по-латински, что я просто кое-что позабыл, о чем он вынужден мне напомнить. Скоро я мог беседовать с ним о простых вещах и даже пробовал объясняться на латинском с Суром — и слон меня понимал.

14

Лето было в разгаре, когда наша армия подошла к реке Родан. Волкам Ганнибал заранее сообщил о своем прибытии и передал их вождям подарки. Но когда мы подошли к большой реке, все волки, способные носить оружие, уже переправились на левый берег [37], даже многие женщины и дети. Они перенесли туда и часть своего имущества. Собравшиеся здесь волки решили, что Родан достаточно широк, чтобы преградить Ганнибалу путь. Они соорудили по ту сторону реки укрепления и готовы были встретить с оружием в руках каждого, кто переправится к ним на берег.

На реке были не только волки. Родан был оживленной торговой дорогой, на маленьких кораблях, на плетенных из тростника и сколоченных из дерева лодках доставлялись по нему в глубь страны товары из большого порта. Некоторые слуги торговцев навсегда осели на этих берегах и вели здесь торговлю на свой страх и риск. Ганнибалу это было на руку. Смущенные лица его воинов, смотревших на широкую реку, оживились, когда люди увидели на берегу сотни лодок. Наемники боялись реки больше, нежели воинственно настроенных волков. Только Ганнибал видел в них серьезных противников. Он стремился за волками на тот берег не ради того, чтобы доказать, что чувствует себя сильнее их. Для него важнее было преодолеть Альпы, он вовсе не намерен был терять время на борьбу с народностями, которые, как он считал, после победы над Римом все равно перейдут на его сторону. Но так как здесь не миновать было битвы, то он хотел выиграть ее с наименьшими потерями.

Он велел скупить все имеющиеся лодки и сколотить из бревен плоты, чтобы сразу перевезти на другой берег такое количество войск, чтобы у волков пропала охота сражаться. Берег заполнился плотами, челноками и лодками. Волки на другой стороне реки неотрывно наблюдали за этими приготовлениями, ожидая с часу на час переправы.

Ганнибал же тем временем изменил план штурма. Подкупленные подарками волки с правого берега перешли на его сторону; они провели карфагенских всадников вверх по реке, на один дневной переход — туда, где русло Родана разделяется на два рукава. Там они переправились на сколоченных за ночь плотах, заставив коней плыть рядом на поводу. Одежду и оружие запаковали в непромокаемые мешки из шкур. Некоторые из всадников сами переплыли реку, держась в воде за эти мешки или за круглые щиты, которые прыгали на волнах, как маленькие лодки. Так они почти без потерь переправились на другой берег.