Убийца во мне, стр. 27

Я решил воспользоваться еще одним убедительным доводом: мне все еще казалось, что я слишком легко сдался.

– Возможно, тебе не стоит приходить сюда, – сказал я. – Вдруг тебя кто-нибудь увидит, и...

– Никто не увидит. Я буду осторожен, как сегодня. Я не меньше, чем ты, хотел бы избежать проблем.

– Ну, – сказал я, – я просто думал, что будет лучше, если мы...

– Слушай, приятель, – он покачал головой, – что произошло, когда ты в последний раз оказывался вблизи старых заброшенных ферм? Ничего хорошего, верно?

– Ладно, – наконец согласился я, – пусть будет по-твоему.

– Я к этому и веду. – Он посмотрел на часы. – Итак, мы все решили. Пять тысяч, две недели, считая с сегодня, девять часов. Смотри, не ошибись.

– Не беспокойся. Ты все получишь, – заверил его я.

Он на мгновение замер у входной двери, оценивая ситуацию снаружи, потом быстро сбежал с террасы и исчез среди деревьев.

Я усмехнулся. Мне было немного жаль его. Забавно, как все эти люди сами лезут на рожон. Вцепляются мертвой хваткой, несмотря на то, что ты изо всех сил пытаешься стряхнуть их, и взахлеб рассказывают, как они этого хотят. Ну почему они все приходят ко мне затем, чтобы быть убитыми? Ну почему они не могут сами убить себя?

Я смел осколки в кабинете, поднялся наверх и лег в ожидании Эми. Ждать мне пришлось недолго.

Она была такой же, как всегда, энергичной, хотя и пыталась приструнить свой энтузиазм. Однако я почувствовал разницу. Появилось напряжение, которое возникает в тех случаях, когда человек хочет что-то сказать или сделать, но не знает, с чего начать. Возможно, она тоже ощутила во мне эту напряженность. Возможно, мы оба почувствовали напряженность друг в друге.

Моя догадка оказалась верной, потому что мы обнаружили эту напряженность практически одновременно.

– Лу, почему бы нам...

– Эми, почему бы нам... – Все это мы сказали хором.

Мы засмеялись, воскликнули: «Загадай желание», и Эми заговорила первой:

– Так ты хочешь, да, дорогой? Только честно и откровенно.

– Я секунду назад собрался попросить тебя. Разве ты не поняла? – сказал я.

– Как... когда ты намерен...

– Ну, я думал, что пары недель...

– Дорогой! – Она поцеловала меня. – Именно это я и хотела предложить!

Оставалось еще кое-что. Последнюю деталь мозаики надо было немножко подтолкнуть, чтобы она встала на место.

– О чем ты думаешь, дорогой?

– О том, что мы всегда делаем то, что от нас ожидают окружающие. Я имею в виду... А о чем думаешь ты?

– Ты первый, Лу.

– Нет, ты первая, Эми.

– Ну...

– Почему бы нам не сбежать, – хором проговорили мы.

И опять засмеялись. Она бросилась мне на шею, прижалась ко мне, дрожащая, но теплая, сильная, но мягкая. Она зашептала мне на ухо, а я зашептал ей:

– Загадывай желание...

– Удача, не покидай мою любовь.

Он объявился, кажется, в следующий вторник.

Во вторник после той субботы, когда ко мне пришел бродяга, а мы с Эми решили сбежать. Он был высоким и сутулым, с костлявым лицом, обтянутым желтоватой кожей. Он сказал, что его зовут доктор Джон Смит и что он здесь проездом. Он осматривал этот район и услышал – возможно, он предположил, – что дом и практика продаются.

Было около девяти утра. По идее, мне следовало бы идти на работу. Но я не мог заставить себя выбраться из дома и отправиться в центр. А отец всегда из кожи вон лез, чтобы принять врача, оказавшегося поблизости.

– Я подумывал о том, чтобы продать его, – сказал я. – Только не занимался этим. Однако проходите. В этом доме всегда были рады врачам.

Я усадил его в кабинете, принес коробку сигар и сварил ему кофе, потом сел рядом и завел светскую беседу. Не сказал бы, что он мне очень понравился. Он таращился на меня своими огромными желтыми глазами, как будто я был какой-то диковинкой, предназначенной для того, чтобы ее разглядывали, а не разговаривали с ней. Ну и пусть – у докторов бывают забавные причуды. Они живут в мире, где "я" – царь и бог, где все ошибаются, а правы только они.

– Доктор Смит, вы терапевт? – спросил я. – Я бы не хотел разочаровывать вас, однако, боюсь, терапевтическая практика является монополией тех врачей, которые обосновались здесь давно. Признаться, я не задумывался над тем, какое направление деятельности предпочтительнее, но могу предположить, что есть ниша для хорошего специалиста в области педиатрии или акушерства...

Я замолчал, а он заморгал и вышел из транса.

– В сущности, мистер Форд, я интересуюсь именно этими областями. Я бы... не назвал себя специалистом, но...

– Тогда, полагаю, у вас есть благоприятная возможность, – сказал я. – Доктор, каков ваш опыт в лечении нефритов? Вы согласны с тем, что прививка от кори в полной мере показала себя действенным средством для предупреждения опасности, которая является неотъемлемой частью этого заболевания?

– Гм... э-э... – Он положил ногу на ногу. – И да, и нет.

Я кивнул с серьезным видом.

– Вы считаете, что у этой проблемы есть две стороны?

– Гм... э-э... да.

– Понятно, – сказал я. – Я никогда не рассматривал ее под таким углом, но теперь вижу, что вы правы.

– Мистер Форд, это ваша... гм... специализация? Детские болезни?

– Доктор, у меня нет вообще никакой специализации, – рассмеялся я. – Я живая иллюстрация к поговорке «Сапожник без сапог». Но меня всегда интересовали дети, и то малое, что я знаю о медицине, ограничено педиатрией.

– Понятно. Гм... э-э... в сущности, большая часть моей практики приходится на... гм... гериатрию.

– Тогда вас ждет много работы, – сказал я. – У нас очень высокий процент пожилых людей. Гериатрия, говорите?

– Гм... э-э... в сущности...

– Вы читали «Макс Джейкобсон о дегенеративных болезнях»? Что вы думаете о теореме о соотношении между уменьшением активности и ускорением старения? Я, конечно, понимаю его основные положения, но я слаб в математике, поэтому не могу оценить его формулы. Возможно, вы объясните их мне?

– Гм... я... э-э... это очень сложно...

– Понятно. Возможно, вам кажется, что подход Джейкобсона немного эмпирический? Ну, одно время я тоже склонялся к этому мнению, очевидно, потому что мой собственный подход – излишне субъективный. Вот пример. Является ли состояние патологическим? Или психопатологическим? Или психопатологически-психосоматическим? Да, да, да. Может быть и первый вариант, и второй, и все три, но в разных степенях, доктор. Так это или нет, мы должны рассчитать ген х.Чтобы составить уравнение – надеюсь, вы простите меня за такое упрощение, – допустим, что наш косинус равен...

Я улыбался и говорил, говорил, сожалея о том, что нас не видит Макс Джейкобсон. Судя по тому, что я знал о докторе Джейкобсоне, он бы схватил этого субъекта за грудки и вышвырнул на улицу.

– В сущности, – перебил он меня, потирая широкой костлявой рукой лоб, – у меня очень сильно болит голова. Мистер Форд, что вы принимаете от головной боли?

– У меня ее не бывает.

– Да? Я полагал, что при таком напряженном изучении столь сложных наук по ночам, когда нет времени... гм... выспаться...

– У меня никогда не было проблем со сном.

– Вас мало что тревожит? Я имею в виду, что в таком городе, как ваш, где много сплетников... гм... злобных сплетников, – не возникает ли у вас ощущение, что люди обсуждают вас? Вам это не кажется... гм... невыносимым?

– Вы имеете в виду, – медленно проговорил я, – что я должен чувствовать себя изгоем, так? Да, доктор, иногда. Но меня это не волнует. Не могу сказать, что это не причиняет мне беспокойства, однако...

– Да? Я слушаю, мистер Форд.

– Когда становится слишком плохо, просто выхожу и убиваю парочку человек. Душу их с помощью колючей проволоки. И после этого я чувствую себя отлично.

Все это время я пытался понять, кто он такой, и наконец мне это удалось. Прошло несколько лет с тех пор, как я видел в газете фотографию этой рожи. Фотография была неважной, поэтому я не сразу узнал его. И вспомнил то, что слышал о нем. Он получил степень в Эдинбургском университете в тот период, когда выпускников сразу допускали к практике. Он прикончил полдюжины больных, прежде чем ему присвоили степень кандидата наук, и ринулся в психиатрию.