Кидалы, стр. 17
– Куча денег, Чарли, – пробормотала она. – Ты туда ничего лишнего не добавил, а?
– Ты так со мной не разговаривай! Ты должна тут все, до цента, и прекрасно это знаешь, и я буду не я, если ты не заплатишь!
– Может, мне занять денег у твоей жены, как ты думаешь, Чарли? Может, твои детки разобьют своих свиней-копилок?
– Оставь их в покое! Не приплетай сюда мою семью, иначе… иначе… – В его голосе снова послышались умоляюще-жалобные нотки. – Ты ведь пошутила, Мойра?
Мойра с отвращением посмотрела на него:
– Не намочи штаны, бога ради! Напиши, что чек оплачен, и я принесу тебе деньги.
Она резко повернулась и вошла в спальню. Открыв сумочку, она вытащила свернутые деньги и кинула их на туалетный столик. Потом она быстро переоделась, накинув на себя прозрачный черный халат, и ее усталость неожиданно рассеялась. Она усмехнулась.
Беззвучно смеясь, она растянулась на кровати.
Она часто веселилась просто так, без видимых причин. Столкнувшись с каким-нибудь неприятным жизненным обстоятельством, она заставляла себя отстраниться от него, и мысли бесцельно бродили в ее голове, пока вдруг не наталкивались на какую-нибудь парадоксальную параллель. Тогда она и начинала смеяться.
Смех стал громче, и Грейбл подозрительно окликнул ее из-за двери:
– Ты что там делаешь, Мойра? Ты над чем смеешься?
– Тебе не понять, Чарльз, просто вспомнился один предмет из обеденного меню. Зайди-ка сюда.
Он зашел. Посмотрел на нее, поперхнулся и с усилием отвел глаза.
– Деньги, Мойра! Давай сюда деньги!
– Вот они. – Она шевельнула ногой, указывая на столик, и ее халатик распахнулся. – Вот деньги, а вот Мойра.
Он направился к туалетному столику. По пути он замедлил шаги и повернулся к ней.
– Мойра, я… я… – Он таращился на нее, поперхнувшись и слизывая слюну, вдруг появившуюся в уголках его детских губ. Теперь он уже не мог отвести от нее глаз.
Мойра осмотрела себя, следуя за движением его глаз.
– Автоматическое сцепление, Чарльз, – промурлыкала она. – Шикарная обивка и высокая скорость хода.
Он быстро сделал шаг к ее кровати. Потом беспомощно остановился, протянув к ней руку:
– Мойра, я прошу тебя, пожалуйста! Я всегда хорошо к тебе относился! Я позволял тебе жить здесь месяцами… Ты ведь останешься, да?
– Нет, – сказала Мойра, – это невозможно. Все пассажиры должны оплатить проезд при посадке, никаких скидок или бесплатных билетов. Таковы правила Комиссии по внутренним коммерческим перевозкам, Чарльз. Все перевозчики руководствуются этим правилом.
– Пожалуйста! Ты должна остаться, должна! – Он в слезах повалился на колени у кровати. – Боже, Боже, Боже! Не надо так со мной!..
– У клиента только один выбор, – твердо сказала Мойра. – Дама или деньги. И что же он выберет? – А после, когда он стремительно накинулся на нее, добавила: – А то я не знала…
Она лежала, глядя поверх его плеча и пытаясь мысленно отдалиться от его тяжелого, пыхтящего, дергающегося тела. Думая не о нем, а о другом…
О Рое Диллоне. Об их последней встрече в отеле. Откуда у молодого парня с луженым желудком взялось это кровотечение? Что с ним случилось? Или, может быть, дело совсем в другом? Может, это уловка его матери, чтобы разрушить их отношения?
Да она аферистка! И выглядит как аферистка! Колючая, как шип, и вдвое крепче камня – это заметит любой, если будет знать, куда смотреть. И денег у нее куры не клюют…
Мойре не хотелось думать об этой наглой ведьме. О чем угодно, кроме нее! Вот если б сделать с ней что-нибудь этакое, но…
Она подняла глаза к потолку. Какой отвратительный тип! Наверное, вылил на себя долларов на сорок туалетной воды и разной ерунды для волос, но толку от этого мало. Эта упаковка, как фольга на бутерброде с курицей, но стоит ее развернуть…
Ой-ей-ей! Она быстро сжала губы, щеки ее надулись от еле сдерживаемого смеха. Она попыталась переключиться с этого проклятого меню на что-нибудь другое. Но у нее ничего не вышло, и она снова расхохоталась.
– Что такое? – вздрогнул Грейбл. – Как ты можешь смеяться в такой…
– Ничего, не обращай внимания, Чарльз. Я просто… ха-ха-ха… извини, я вспомнила… ха-ха-ха…
Наше специальное предложение. Парниковый жареный помидор под большим куском выдержанного сыра.
12
Лилли Диллон жила на самом последнем этаже Сансет-Стрип-Билдинг, в нескольких кварталах от Беверли-Хиллз. Меблированная квартира состояла из спальни, ванной комнаты, уборной, кухни, гостиной и еще одной маленькой комнатушки. Эта комнатушка располагалась в южной, задней части здания; туда и поставили больничную кровать Роя. Сегодня он лежал там, в пижаме и банном халате, повернув голову так, чтобы можно было видеть улицу, бескрайние просторы нефтяных месторождений, океан и поселки на берегу.
Приятная лень растекалась по его телу. Но на душе было неспокойно. Начиналась третья неделя жизни вне больничных стен. Он почти поправился, и никаких серьезных причин оставаться здесь у него не было. Но все-таки Рой тянул с отъездом. Лилли хотела, чтобы он оставался здесь. Доктора отчасти настраивали его на то же, хотя и не видели в затянувшемся выздоровлении ничего положительного, кроме относительной безопасности его теперешней жизни.
Разрыв сосуда в желудке при определенных обстоятельствах мог произойти снова. Он опять получил бы кровоизлияние. Имело смысл согласиться с мнением врачей и все-таки вылежать, тем самым сведя на нет малейший риск.
Помимо Лилли и опасений за собственное здоровье, у Роя была еще одна причина никуда не уезжать. Причина, которая заставляла его испытывать стыд и в которой он не хотел себе признаться. Этой причиной была Кэрол Роберг, которая мыла сейчас на кухне посуду после обеда и, вне всякого сомнения, готовила десерт. Он не хотел есть – за последние две недели Рой набрал почти семь фунтов, – но знал, что Кэрол все равно от десерта не откажется. И это надо было принять как данность.
Кэрол была очень педантична в вопросах питания, как, впрочем, и во всем остальном. Но он никогда не видел человека, который ел бы так много и так быстро.
Он удивлялся ее ненасытности, когда другие ее странности были не столь заметны. Большинство женщин, которых он знал, практически ничего не ели. Мойра, например…
Мойра…
Он чувствовал себя неловко, вспоминая ее утренний визит. Вчера вечером он тихо сообщил ей, что рано утром Лилли уезжает и что в это время она может к нему зайти. Она пришла и, увидев Кэрол, изумленно и вопросительно взглянула на Роя.
Кэрол уселась в гостиной вместе с ними. Ей, по-видимому, казалось, что это вопрос вежливости, а потому она пыталась заводить разговоры о погоде и прочей подобной ерунде. После, наверное, самых долгих в мире тридцати минут она извинилась и исчезла на кухне. Мойра повернулась к нему, поджав губы.
– Я пытался ее отослать, – оправдывался Рой. – Я просил ее выйти прогуляться на несколько часов.
– Пытался? Если в на ее месте была я, ты бы просто сказал, чтобы я выметалась прочь.
– Извини, – повторил он. – Я тоже хотел побыть наедине с тобой.
Он быстро обернулся назад, потом подошел к креслу, где она сидела, и обнял ее. Она поддалась его поцелую, но не ответила на него. Он снова ее поцеловал, водя руками по ее телу, исследуя мягкие, сладко пахнущие изгибы. После нескольких недель вынужденного воздержания и постоянного соблазна, исходившего от Кэрол, он хотел Мойру как никогда. Но она резко оттолкнула его.
– И сколько еще ты собираешься тут прожить, Рой? – спросила она. – Когда ты переедешь в гостиницу?
– Точно не знаю. Наверное, скоро.
– Ты не особо торопишься, как я погляжу. Тебе тут нравится.
Рой смущенно ответил, что жаловаться ему не на что. О нем здесь заботятся гораздо лучше, чем было бы в гостинице, и Лилли очень хочет, чтобы он остался.
– Уверена, что хочет, и не сомневаюсь, что заботятся тут о тебе просто обалденно!