В поисках энергии. Ресурсные войны, новые технологии и будущее энергетики, стр. 94

Ключевую роль в обретении Берлином – и Германией – превосходства в сфере электрификации сыграли изобретатель Вернер фон Сименс и инженер Эмиль Ратенау. Ратенау приобрел в Германии права на изобретения Эдисона, связанные с электричеством. Его компания получила всеобщее признание в 1884 г., когда электрифицировала популярное кафе Bauer на бульваре Унтер-ден-Линден, самой известной улице Берлина. Компания называлась Allgemeine Elektrizitats Gesellschaft, что в переводе с немецкого означает «универсальная электрическая компания», а впоследствии стала просто AEG. К 1912 г. о Берлине говорили как о «самом важном городе с точки зрения электричества» в Европе. Siemens и AEG стали авторитетными компаниями, которые конкурировали друг с другом за контракты на электрификацию больших и малых городов по всей Германии.

Электричество было критерием прогресса в конце XIX и начале XX в. В этом плане Берлин с населением 3 млн человек и Чикаго с населением 2 млн затмевали Лондон, который, с его семимиллионным населением, был крупнейшим – и самым важным – городом западного мира. Если в Чикаго и в Берлине имелась централизованная система электроснабжения, то в Лондоне действовали 70 электростанций, примерно 70 разных способов ценообразования и 65 энергетических компаний, в том числе такие многопрофильные фирмы, как Westminster Electric Supply Corporation, Charing Cross Electric Supply Company и St James and Pall Mall Company. «Лондонцы, которые могли себе позволить электричество, поджаривали хлеб утром при помощи одного тока, освещали рабочий кабинет другим, посещали компаньонов в соседнем здании, где было третье, и шли домой по улицам, которые освещались четвертым».

Лондон отставал из-за отсутствия регулирования, которое способствовало бы формированию более рациональной единой системы. Один известный инженер посетовал в 1913 г., что Лондон потребляет «абсурдно малое количество электричества» для такого большого города. «Мы сильно рискуем не только стать последними, но и так и остаться ими». Отставал Лондон еще долго¹⁵.

В Российскую империю электричество пришло в 1880-х и 1890-х гг. На переднем крае стоял младший брат Вернера Сименса, Карл фон Сименс, который осветил Невский проспект в Санкт-Петербурге, а затем создал компанию «Общество электрического освещения», имевшую монопольное положение в городе. В 1898 г. Сименс построил крупнейшую по тем временам электростанцию в Москве. Однако реальное рождение электроэнергетической отрасли в России произошло в 1920 г., и связано оно с известным ленинским лозунгом «Коммунизм – это советская власть плюс электрификация всей страны». Именно тогда была создана Государственная комиссия по электрификации России (ГОЭЛРО), в обязанности которой входило создание централизованной системы электроснабжения, необходимой для индустриализации.

Стремитесь к вершине

Самюэль Инсулл к 1920-м гг. реализовал в США свою бизнес-модель, в основе которой лежали экономия от масштабов, обеспечиваемая централизованной, массовой выработкой электроэнергии, и предложение недорогого продукта самым разным клиентам. Его электроэнергетическая империя простиралась от Среднего Запада до Востока. Наглядной демонстрацией масштаба достижений являлся сам Чикаго. Когда Инсулл возглавил Chicago Edison в 1882 г., во всем городе насчитывалось лишь 5000 потребителей, которые платили исходя из числа электрических лампочек. Оптимистичный прогноз в то время был таким: «В конечном итоге электричеством будут пользоваться не менее 25 000 чикагцев».

В реальности к 1920 г. 95 % домов Чикаго были подключены к электросети. И плата взималась в зависимости от использованной электроэнергии. Это был прообраз представлений Инсулла об устройстве всего мира: «Каждый дом, каждый завод и каждая транспортная линия будет получать энергию из одного источника, по той простой причине, что это самый дешевый способ ее выработки и передачи». К периоду экономического бума 1920-х гг. Инсулл стал не просто одним из самых известных бизнесменов в мире, а символом капитализма. Многие считали его величайшим деятелем эпохи, к его словам относились с большим почтением, как к словам мудреца, а «инсуллизм» провозглашали будущим капитализма¹⁶.

На пике развития, в 1929 г., империя Инсулла, состоявшая из холдинговых и производящих компаний и оцениваемая в миллиарды долларов, контролировала электроэнергетические компании в 32 штатах, а сам он являлся председателем совета директоров 65, директором 85 и президентом 11 организаций. Инсулл был знаменитым человеком и большим меценатом. Он являлся «покровителем» Городского оперного театра Чикаго – здание театра было построено на его средства.

Репортеры не отходили от него ни на шаг. Когда один из них поинтересовался, что бы он посоветовал молодым людям, которые делают первые шаги в самостоятельной жизни, он сказал: «Стремиться к вершине». «А каково ваше самое большое желание в жизни?»

«Оставить свое имя таким же чистым, каким я его получил», – ответил он.

Увы, сбыться этому желанию было не суждено¹⁷.

Я ошибся: слишком много долгов

В 1920-е гг., период экономического бума, империя Инсулла стала активно покупать новые компании и консолидировать контроль над имеющимися – и все по более и более высоким ценам. В декабре 1928 г. Инсулл создал новую компанию, Insull Utilities Investments, и чтобы гарантировать контроль над своей империей, выпустил акции для публичного размещения по цене $12. Летом 1929 г. цена его акций достигла $150¹⁸.

Бизнесу все время нужно было наращивать масштабы, чтобы снижать затраты, поставлять более дешевую электроэнергию, расширять клиентскую базу и гарантировать прибыли. Но такое расширение требовало огромных капиталовложений, которые Инсулл привлекал путем заимствований и продажи обыкновенных акций клиентам и широкой публике. Даже после обвала фондового рынка в 1929 г. его компании по-прежнему инвестировали средства, осуществляя все новые и новые заимствования. Доля заемных средств у предприятия превысила все разумные пределы. К тому же методы бухгалтерского учета, практикуемые Инсуллом, вызывали вопросы. Весь бизнес держался на способности Инсулла по-прежнему привлекать огромные средства, хотя инвесторы практически не имели представления о финансовом положении его компаний. Но время Инсулла заканчивалось.

На фоне углубления депрессии и падения фондового рынка банки начали требовать от Инсулла возврата кредитов. Реальность была неприглядной: долги, в которые он влез ради новых поглощений, намного превышали стоимость обеспечения – стремительно обесценивающихся акций. «Я ошибся, – сказал Инсулл. – Моим главным промахом была недооценка последствий финансовой паники»¹⁹.

В 1932 г. империя Инсулла рухнула. Ее погубили долги и запутанная корпоративная структура. Когда банкиры объявили Инсуллу, что больше не дадут ему отсрочки и требуют немедленного возврата кредитов, он, по словам очевидцев, сказал: «Как бы я хотел, чтобы отпущенный мне срок уже закончился».

The New York Times характеризовала Инсулла как человека «предусмотрительного и дальновидного… одного из передовых и величайших создателей американских промышленных империй». Но теперь Инсулл был повержен и «слишком беден, чтобы стать банкротом», как выразился один банкир. Падение Инсулла с вершины было таким же стремительным, как и другие падения в американской истории²⁰.

Тысячи мелких инвесторов остались с ценными бумагами, стоившими теперь гроши. Федеральное правительство обвинило Инсулла в мошенничестве и растрате. Теперь в глазах Фемиды и общественности он был не просто бедным, а негодяем, растратчиком и мошенником. Все остальное быстро забыли.

На Инсулла взвалили вину не только за Великую депрессию. Очень скоро он стал воплощением пороков капитализма в стране, которая была близка к утрате веры в систему. Франклин Рузвельт в ходе предвыборной президентской кампании 1932 г. обещал «добраться до инсуллов».