В поисках энергии. Ресурсные войны, новые технологии и будущее энергетики, стр. 89

В 1970-е гг. со строительством нового трубопровода в Европу пришел первый советский газ. Газ с сильнейшей примесью геополитики. Канцлер ФРГ Вилли Брандт подписал первое газовое соглашение с Советским Союзом в 1970 г. как ключевой элемент своей Ostpolitik (восточной политики), нацеленной на снижение напряженности холодной войны, нормализацию отношений с Советским Союзом и Восточной Европой, и создание общих интересов между Востоком и Западом. Экономика, как говорил Брандт, является «важнейшей частью нашей политики». Он хотел косвенным путем восстановить контакт с коммунистической Восточной Германией, которая полностью отгородилась от своего западного соседа после возведения в 1961 г. Берлинской стены. Взаимозависимость текла в обоих направлениях. Торговля газом стала для Советского Союза одним из основных и жизненно важных источников твердой валюты10.

В последующие годы газовый бизнес продолжал развиваться, им занимались несколько западноевропейских компаний, связанных 25-летними газовыми контрактами со специализированной внешнеторговой организацией при Министерстве газовой промышленности СССР.

Рана, нанесенная другом

В начале 1980-х гг. благодаря открытию богатых месторождений газа в Западной Сибири Советский Союз обогнал США, став крупнейшим производителем газа в мире. Такое наращивание объемов добычи естественным образом подстегнуло стремление русских продавать больше газа в Западную Европу.

Советский Союз и европейцы начали планировать строительство нового трубопровода протяженностью 5400 км от крупнейшего Уренгойского месторождения в Западной Сибири. Но еще задолго до того, как он был построен, этот трубопровод стал причиной серьезного раскола в западном альянсе, прообразом тех острых споров о геополитических аспектах европейского газового рынка, которые продолжаются и по сей день.

Администрацию Рейгана встревожила перспектива подобного расширения торговли газом между Востоком и Западом. Она как раз начала интенсивно наращивать вооружения, чтобы противодействовать советской военной экспансии, и последнее, чего хотели бы американцы, – это увеличения у советского правительства доходов в твердой валюте, которые пошли бы на финансирование военно-промышленного комплекса. США также опасались, что растущая зависимость от советского газа приведет к усилению влияния СССР и может быть использована для раскола западного альянса, а в случае кризиса стать рычагом давления. Американцы предостерегали, что Советский Союз вполне способен «шантажировать» европейцев, угрожая отключить отопление и газовые плиты в Мюнхене11.

Администрация Рейгана нанесла удар по проекту нового трубопровода. Она ввела одностороннее эмбарго, запрещавшее компаниям экспортировать оборудование, которое было необходимо для строительства и обеспечения работы трубопровода. Это касалось не только американских компаний, но и европейских компаний, которые производили оборудование на основе американских технологий.

Но европейцы были настроены не менее решительно, чем Советский Союз. Они хотели ослабить свою зависимость от Ближнего Востока и уменьшить потребление угля, чтобы улучшить экологическую ситуацию. Им были нужны новые рабочие места и доходы, а также возможности расширения экспорта в страны советского блока. Даже ближайший союзник Рейгана премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер, глядя на сокращение рабочих мест в одном из районов Шотландии с 20 %-ным уровнем безработицы, была возмущена его политикой. Учитывая ее единодушие с Рейганом, она приняла эмбарго близко к сердцу. «Нам особенно больно, потому что эта рана нанесена другом», – сказала она. Правительство Великобритании разрешило британским компаниям, имевшим контракты с Советским Союзом, не обращать внимания на запреты американцев и продолжать отправку продукции. Кроме того, стало очевидно, что Советский Союз может скопировать некоторые западные технологии, хотя это и обошлось бы ему дороже. Таким образом, эмбарго могло задержать, но не прекратить строительство трубопровода12.

К концу 1982 г. решение было найдено. Западные страны пришли к согласию, что «благоразумным» следует считать уровень зависимости от Советского Союза 25 %, что было намного выше реальной доли советского газа на европейском рынке, даже с учетом нового трубопровода. Также был принят во внимание тот факт, что в скором времени на европейский рынок хлынут поставки газа из нового крупного источника, месторождения Troll в Норвегии.

Трубопровод из Уренгоя был построен, и за следующее десятилетие поток советского газа в Европу вырос более чем в два раза. Даже когда Советский Союз прекратил существование, газ продолжал течь. В 1990-е гг. выручка от газового экспорта была одним из главных источников дохода для правительства Бориса Ельцина, которое изо всех сил боролось за выживание в эти трудные годы.

Рождение «Газпрома»

На обломках Советского Союза, а точнее сказать – Министерства газовой промышленности СССР, родилась новая российская газовая компания: «Газпром». В последующие годы часть этой компании перешла в собственность частных акционеров не только в России, но и по всему миру, и ее акции стали для инвесторов и управляющих фондами одним из индикаторов состояния российского фондового рынка и российской экономики в целом13.

«Газпром» по-прежнему на 80 % принадлежит государству, с которым он имеет тесные связи и которому платит налоги, в совокупности формирующие примерно 15 % доходов федерального бюджета. Во время встреч с западными бизнесменами президент Владимир Путин не раз демонстрировал глубокий интерес и детальное знание газового бизнеса. На сегодняшний день компания добывает более 80 % российского газа. За «Газпромом» также закреплена монополия на транспортировку газа в пределах России и на экспорт газа за рубеж. Таким образом, он играет роль связующего звена между Россией и мировым газовым рынком. Сохраняя свое доминирующее положение дома, «Газпром» идет по пути превращения в глобальную диверсифицированную энергетическую компанию. Отправной точкой стало создание в 1993 г. совместной маркетинговой фирмы с крупнейшей немецкой энергетической компанией Wintershall.

К 2005 г. поставки газа в Европу, казалось, достигли политического равновесия. Европейское производство составляло 39 %; Россия поставляла 26 %; Норвегия – 16 %; Алжир – 10 %; и еще почти 10 % приходились на другие источники, главным образом, на СПГ. Но затем система, которая лежала в основе европейского газового рынка, начала разрушаться – многие предпосылки, на которых она держалась, стали исчезать одна за другой, порождая новые источники напряженности и конфликты.

С одной стороны, глубокие перемены происходили в самой Европе. Евросоюз вырос до 27 стран-участниц, пополнившись за счет бывших стран – сателлитов СССР или, в случае прибалтийских стран, бывших союзных республик. Все эти новые участницы в значительной степени зависели от российского газа, однако их энергетические отношения были тесно переплетены с неустойчивыми и подчас напряженными отношениями с Россией.

Газовый рынок тоже менялся, причем отчасти непредсказуемым образом. С целью «стимулирования конкуренции» Евросоюз начал разукрупнять интегрированные компании, которые помогали формировать газовый рынок, и отходить от стабильности 25-летних контрактов, на основе которых компании выстраивали свою деятельность. Ослабив внимание к вопросу энергетической безопасности, ЕС решил продвигать свободную торговлю, газовые биржи и спотовые рынки. Это делало неясным вопрос о том, смогут ли Россия и другие страны-экспортеры осваивать следующее поколение сложных и капиталоемких газовых месторождений без гарантий, обеспечиваемых такими долгосрочными контрактами. В то же время началось падение поставок газа с месторождений Северного моря. Кроме того, господство трубопроводного газа в Европе как таковое могло быть подорвано растущими поставками на европейский рынок сжиженного газа.