В поисках энергии. Ресурсные войны, новые технологии и будущее энергетики, стр. 51
Но когда цены на нефть достигли рекордных высот, эти фонды превратились в гигантские пулы капитала, раздувавшиеся от десятков миллиардов долларов непредвиденных сверхдоходов и обладавшие колоссальной финансовой мощью, что могло иметь далекоидущие последствия для мировой экономики. Перед самими фондами стояла проблема разумного и своевременного вложения этих дополнительных доходов. Обратной стороной медали было то, что такое перераспределение глобальных доходов вело к значительному сокращению покупательной способности стран-импортеров и способствовало экономическому спаду.
Пик
Лихорадка, однако, продолжалась. 11 июля 2008 г. цена на нефть достигла исторического максимума $147,27 за баррель, что в несколько раз превышало тот коридор $22–28, который считался «справедливой ценой» на нефть всего четыре года назад. Заголовки в СМИ предсказывали еще большие экономические потрясения. Но вдруг случилось непредвиденное. «Вскоре после 10.00, во время выступления г-на Бернанке перед конгрессом, – сообщала The New York Times 16 июня, – цена на нефть, которая ранее торговалась на исторических максимумах, неожиданно пошла вниз. Инвесторы не могли поверить своим глазам». Быки успокаивали, что это был «всего лишь незначительный откат»27.
Лихорадка закончилась. Под давлением рекордных цен спрос на нефть начал снижаться. Но теперь он падал еще по одной причине – мировая экономика демонстрировала явные признаки замедления. США уже скатились в рецессию. В китайской провинции Гуандун, новой мастерской мира, из-за заметного сокращения потока заказов снизился экспорт, начались массовые увольнения рабочих. В глобальной торговле начался спад. Глобальную финансовую систему тоже сотрясали спазмы надвигающегося катаклизма. Инвесторы кинулись сбрасывать «рискованные» активы, такие как акции, нефть и другие сырьевые товары.
В сентябре 2008 г. произошло решающее событие. Достопочтенный банк Lehman Brothers, четвертый по величине инвестиционный банк в США со 158-летней историей, объявил о банкротстве. Никто не пришел ему на помощь. Вслед за ним была готова пойти ко дну и крупнейшая страховая компания страны AIG, но была спасена в последний момент Федеральной резервной системой.
Холодный ветер неизвестно откуда
После краха Lehman Brothers мировая финансовая система впала в ступор. Прекратилось финансирование и текущей деятельности крупных компаний, и торговли. Призрак Великой депрессии 1930-х гг., воспринимавшейся как нечто далекое и давно забытое, казалось, восстал из небытия.
Кризис перерастал в глобальную панику, подобную которой мир не видел уже много десятилетий. Происходящее стало для здоровых экономик, в том числе и стран БРИК, по выражению председателя Федеральной резервной системы Бена Бернанке, «порывом холодного ветра неизвестно откуда».
В разгар экономического спада, впоследствии названного Великой рецессией, спрос на нефть продолжал снижаться, в то время как поставки нарастали. Но даже в ту неделю, когда произошел крах Lehman Brothers, на обложке ведущего делового издания красовался прогноз «$500 за баррель». Тогда цена на нефть уже шла вниз, причем весьма стремительно. Еще до конца года нефтехранилища в Кушинге, Оклахома, были заполнены под «горлышко», и цена на WTI рухнула до невероятных $32 за баррель.
Хотя цены потом восстановились, с лихорадкой было покончено.
Осмотрительность некоторых с лихвой окупилась, когда цены пошли вниз. Пожалуй, самый наглядный пример того, насколько важным может быть заблаговременное хеджирование экспорта для производителя нефти, продемонстрировала Мексика. Ее правительство очень уязвимо к колебаниям цены на нефть, поскольку около 35 % его доходов поступает от государственной нефтяной компании Pemex. Внезапное падение цен может привести к бюджетному и социальному кризису. На протяжении многих лет Мексика хеджировала часть своего экспорта нефти. Но в 2008 г. она напрягла силы и захеджировала весь экспорт, зафиксировав цену на приемлемом уровне. Это было недешево – такая страховка обошлась стране в $1,5 млрд. Но, когда цена резко упала, Мексика заработала на хедже $8 млрд прибыли. Таким образом, она сохранила для своего бюджета $8 млрд, которые иначе потеряла бы. Такое можно было провернуть только на внебиржевом рынке. Попытайся Мексика сделать это непосредственно на фьючерсном рынке, масштаб операций привлек бы внимание других участников рынка еще до того, как был захеджирован весь необходимый объем.
Со стороны Мексики эта сделка была не только проявлением благоразумия, но и немалой смелости. После громкого успеха этой операции министр финансов Мексики удостоился уникальной чести – его окрестили «самым успешным в мире, но самым низкооплачиваемым менеджером нефтяной отрасли»28.
В какой мере то, что произошло на нефтяном рынке, можно объяснить фундаментальными факторами, ситуацией на физическом рынке, а в какой финансиализацией и тенденциями на финансовых рынках? По правде говоря, здесь сложно провести четкую границу. Цена формировалась в равной степени под влиянием физического и финансового рынков29.
Первоначальное повышение цен на нефть не было пузырем. Цены шли вверх под действием фундаментальных сил спроса и предложения; шока спроса, вызванного неожиданно высокими темпами роста глобальной экономики и глубокими изменениями, двигателями которых выступали Китай и Индия; а также геополитическими факторами и глобальным нарушением поставок. Но затем стал надуваться ценовой пузырь, который в конечном итоге лопнул30.
Глава 9
Подъем Китая
Это была одна из тех холодных пекинских ночей, когда дует пронизывающий ветер и темный воздух наполнен чуть сладковатым запахом гари. На дворе был конец 1990-х гг., и потоки автомобилей только начали заполнять новую восьмиполосную автостраду, оттесняя на обочину привычные велосипеды. Запах гари исходил главным образом не от автомобилей, а от сотен тысяч допотопных угольных печей, которые по-прежнему широко использовались городскими жителями для приготовления пищи и обогрева домов.
Обед в China Club, который некогда был домом богатого торговца, а ныне любимым рестораном Дэн Сяопина, давшего старт реформированию китайской экономики в конце 1970-х гг., затянулся. Хотя дух угля витал в воздухе в буквальном смысле, главным пунктом повестки дня была нефть. По окончании обеда генеральный директор одной государственной нефтяной компании вышел во внутренний дворик ресторана вместе с другими гостями. Пальто у всех присутствующих были застегнуты наглухо, чтобы защититься от пронизывающего ветра. Но генеральный директор не ощущал холода: перед ним и его командой была поставлена задача, которая показалась бы невероятной 30 лет назад, когда он начал свою карьеру геологом в западном Китае. Им предстояло взять под управление значительную часть нефтегазовой промышленности Китая, созданной под нужды командно-административной плановой экономики Мао Цзэдуна, и превратить ее в конкурентоспособную компанию, удовлетворяющую требованиям листинга на Нью-Йоркской фондовой бирже.
Причины столь резкого отхода от прошлого были ясны – ожидаемые потребности Китая в нефти и необходимость их удовлетворения, хотя в тот знаменательный вечер вряд ли кто мог представить, насколько быстро эти потребности реализуются. Пока группа гостей стояла во внутреннем дворике ресторана, генеральному директору задали логичный вопрос: зачем связываться с преобразованием в публичную компанию? Ведь в этом случае руководство компании будет отчитываться не только перед властями в Пекине, но и перед целой армией аналитиков и инвестиционных менеджеров в Нью-Йорке, Лондоне, Сингапуре и Гонконге, которые будут дотошно изучать и оценивать стратегии, расходы и прибыльность, а также эффективность самого руководства.