Восемьсот виноградин, стр. 22
– Правда?
Девочка широко распахнула глаза, довольная собой.
– Да. Когда виноград собран, мой папа опрыскивает этим отваром весь виноградник. Так лозы узнают, что пора засыпать на зиму.
– Как молоко с печеньем?
Мы с Беном засмеялись.
– Именно, – произнес он и дотронулся до ее спины.
Бен посмотрел на меня и улыбнулся, словно хотел сказать: «Вот видишь? У нас получится». Я улыбнулась в ответ, невольно с ним соглашаясь. В небе ярко светило калифорнийское солнце, и, пока я описывала Мэдди устройство виноградника, в глубине моей души что-то происходило. Я вспоминала, как то же самое объяснял отец, когда я была маленькой. Блок за блоком папа открывал для меня виноградник, а мне казалось, что он открывает передо мной целый мир или, по крайней мере, самую важную, самую волшебную его часть. Все, что он тогда говорил, навсегда впечаталось в память.
Мэдди подняла руку с цветком.
– А как он называется?
– Ромашка, – ответила я.
– Ромашка, – повторила девочка. – Кажется, мама любит ромашковый чай. Правда, папа?
Я по-прежнему находилась под очарованием момента, ощущая свою близость с Мэдди – свою близость с Беном.
Потом я увидела его лицо: ему было явно не по себе.
– Не знаю, Мэдди, – смущенно проговорил Бен.
Девочка вскочила и побежала вперед, вверх по склону, в сторону винохранилища и винных подвалов.
– Мне жаль, что она это сказала, – произнес Бен.
– Почему?
Он хотел было что-то ответить, но оборвал себя на полуслове.
– Сам не знаю.
– Бен, чего ты не договариваешь?
– Ничего, – ответил он, пряча глаза.
Бен всегда так делал, когда пытался что-то от меня скрыть. Обычно что-нибудь незначительное: забыл вынести мусор или заплатить за аренду дома. Но на этот раз дело явно шло о чем-то более существенном.
Последний семейный ужин (Часть первая)
Пока Бен укладывал Мэдди спать, я пошла на кухню, чтобы найти маму. Она стояла перед раковиной и мыла овощи, которые собрала в огороде на ужин. В маленькой плетеной корзине лежали помидоры, огурцы, брокколи, лук и чеснок.
Громко играла музыка. Мама, все еще в широкополой садовой шляпе, танцевала. Вернее, неловко топталась на месте. Привычное зрелище. Они с папой совершенно не умели, зато просто обожали танцевать, особенно друг с другом. В детстве, войдя на кухню, я часто видела, как родители неуклюже переминаются с ноги на ногу перед корзиной с помидорами и радостно размахивают в воздухе руками.
Правда, сейчас мама танцевала одна. Когда я вошла, она не обернулась.
– Как по-твоему, тушеное мясо с овощами сгодится для семейного ужина?
Я подошла сзади и приникла головой к маминому плечу. Мне хотелось спрятаться у нее на плече. Хотелось, чтобы она сделала так, чтобы все снова стало хорошо. Увы, мама сама была частью наших бед.
– Я спрашиваю чисто из вежливости, – продолжила она. – Ничего другого я готовить не собираюсь. Финн с Бобби, не сговариваясь, заказали тушеное мясо. Хоть в чем-то они согласны.
– Ну, тогда пойдет.
Мама улыбнулась, довольная моим ответом. Затем подвинулась вправо и жестом предложила мне помыть помидоры.
– Слышать не могу, как все называют этот ужин последним, – сказала она. – Уж очень драматично звучит.
– А разве это неправда?
Оставив мой вопрос без ответа, мама опустила глаза и протянула мне несколько помидоров.
– Довольно никудышные. Такое уж время года. Конец сезона сбора урожая. А значит, пора отдыхать. Значит, папа может заняться чем-нибудь другим. Но помидорам, увы, тоже конец.
– Во всем есть свои плюсы и минусы.
– Точно. – Мама принялась резать огурец. – Похоже, у нас будет еще два гостя?
– Уже познакомилась с Мэдди?
– А откуда, по-твоему, взялся кекс?
Я начала мыть помидор, не обращая внимания на мамин пристальный взгляд.
– Что случилось? – спросила она.
– Бен считает, нам надо быть вместе, чтобы во всем разобраться.
– Я понимаю, почему он здесь. Но почему ты позволила ему остаться – по крайней мере, на ужин? Не потому ведь, что Бен обожает наши семейные застолья? Хотя он их действительно обожает. Возможно, даже больше, чем папа.
Я пожала плечами.
– Я сердита на Бена, хотя думаю, что нужно его простить. Отчего сержусь еще больше, если понимаешь, о чем я.
– Не особо…
– По-моему, Бен все еще что-то скрывает. А значит, придется вытянуть из него правду. Мне очень тяжело с ним разговаривать.
– Если все время пытаться, постепенно разговаривать станет легче.
– А надо ли прилагать столько усилий?
Мама рассмеялась и стряхнула нарезанный огурец в миску.
– Это и есть любовь, детка. Прилагать усилия, когда не хочется.
Я положила овощи рядом с раковиной.
– Сама-то ты следуешь этой заповеди?
Мама подняла на меня взгляд. Кажется, она хотела возразить, затем передумала и провела рукой по лицу, оставив на щеке мокрый след.
– Наверное, ты права. Сейчас я не прилагаю достаточно усилий, но виновато в этом не одно-единственное недоразумение.
– По-твоему, это просто недоразумение?
– Бену позвонили и сообщили, что у него есть ребенок, так? Нужно было как-то разрулить ситуацию… Впрочем, никто не говорит, что он с этим справился.
Неужели мама наконец-то меня услышала – поняла мои противоречивые чувства? С одной стороны, мне было жаль Бена. С другой – я злилась, потому что он во мне усомнился.
– Впрочем, справился Бен или нет – неважно. Ваше будущее зависит от того, как разрулишь ситуацию ты.
У нее завибрировал телефон – на экране возник улыбающийся Генри. Мама покраснела, словно школьница, а я закатила глаза.
Я украдкой прочитала эсэмэску:
«Ла Гар». 10 ч?»
«Ла Гар». Французский ресторан. Единственный ресторан в Себастополе, работающий так поздно. Единственный, куда мама сможет успеть после семейного ужина. Последнего семейного ужина в честь последнего урожая.
Она встретилась со мной взглядом и хотела что-то сказать, но тут же закрыла рот.
– Я перезвоню ему потом. Но не потому, что ты держишься так чопорно.
– А чего ты от меня ждала? Что я стану над тобой подшучивать?
– А тебе разве трудно? – Она выключила воду и добавила: – По крайней мере, не смотри на меня так сердито. Я же не смотрю на тебя сердито.
– За что тебе на меня сердиться?
– Я задам этот вопрос только раз – подумай над ним как следует. Тебе не приходило в голову, что ты хочешь сохранить виноградник не столько ради нас, сколько ради себя самой?
Я посмотрела в окно на раскинувшийся внизу виноградник. Грозди раскачивались под ветром. Было жарко, но ветер давал винограду некоторый отдых.
– Ну и?
– Нет, – ответила я.
– «Нет, не приходило»? Или «Нет, это не так»?
– А ты не задавала себе вопрос, почему готова расстаться с виноградником?
– Задавала, дорогая. И нашла на него ответ. Только не тот, который бы тебе хотелось.
Снова ожил телефон: Генри прислал еще одну эсэмэску.
– Какой нетерпеливый! – заметила я.
Мама поджала губы.
– Уйди!
– Он в курсе, что ты терпеть не можешь французскую кухню?
– Уйди, пожалуйста!
Мне хотелось объяснить так, чтобы мама услышала. Она считает, будто я забочусь только о себе, а сама, похоже, виновата в обратном – совсем о себе не заботится.
– Вы с папой вложили в виноградник столько сил, а теперь готовы просто взять и отдать его человеку, который пустит все ваши труды насмарку. Разве это не трагедия?
– Даже если ты права, – а я не говорю, что ты права, – это наша трагедия, не твоя.
– Не может быть, что ты действительно так думаешь!
Мама сняла хозяйственные перчатки.
– Тебя интересует мое мнение? Так вот оно: поменьше волнуйся.
– То есть?
– Ты умная, успешная женщина, которая много трудилась, чтобы устроить свою жизнь. Но ты по-прежнему считаешь, что твоя главная обязанность – заботиться о других: о нас с папой, о Бобби и Финне. Вот почему я обрадовалась, когда ты переехала в Лос-Анджелес.