Напряжение, стр. 48

– Феня, прости… – повинился он дрожащей окровавленной ладони перед своими глазами.

Разум старика не выдержал и сменил реальность сбывшегося кошмара на сон.

Пробуждение вышло болезненным: «Все-таки возраст…» – подумал Наумов, принимая заботливо поданный сосуд с жидкостью и тут же его ополовинив. Незнакомый вкус, но пересохшее за ночь горло с благодарностью приняло жидкость.

– До дна, – подсказал незнакомый голос.

– Вы кто? – раскрыл глаза Наумов, последовав совету. – Что вы смеете делать в моем доме?! – Справедливое возмущение, голосом хриплым и неуверенным.

– Тащи его на выход, – грубо отозвался еще один незнакомец, и за его ногу уцепилась чья-то рука, резко дернув в сторону двери.

– Я вас всех закопаю, – полыхнула злость, призывая силу.

И тут же тело свело нестерпимой болью, невозможной, от которой хотелось рвать живот ногтями, чтобы выцарапать источник муки, полыхающий чуть ниже солнечного сплетения.

– Блокиратор активируется при обращении к дару, – прорвался до разума уставший голос. – Не трогайте силу – и боль уйдет.

– Дурень, да на руки его бери, а не тащи за ногу!

– Да он весь в крови!

– Засохла – не видишь, что ли, тетеря?

– Отставить разговоры, – вмешался усталый голос. – Майор, неси его к выходу.

Тело тут же подхватили снизу.

– Кто вы такие? – задал он вопрос непрозрачному шлему перед глазами. – Полиция?

– Око государево.

– Я не подвластен его суду, – захрипел Наумов. – Согласно уложений, я не слуга твоему императору.

– Подождите с вопросами до выхода, – вмешался главный, открывая перед ними дверь.

– Слышите? – не сдавался Наумов, пытаясь удержать голову над рукой имперского слуги. – Вы не имеете права врываться в мой дом. Дайте телефон! Верните мне мой телефон!

Солнечный свет ослепил глаза, привыкшие к полумраку коридоров и лестниц, так что камеры и журналистов рядом с ними он увидел только после того, как его поставили на ноги и удалось проморгаться.

– Не имеете права! – сорвался голос, возмущенный очередным кощунством по отношению к его привилегиям.

– Готовы? – спросил старший толпу и получил сноп фотоспышек в ответ.

– Не имеете права! – орал Наумов, не понимая, как эти люди без рода и племени смеют так нагло на него таращиться.

– Именем императора, за преступление особой тяжести и покушение на собственность и интересы престола род Наумовых предается забвению на территории Империи. Потомки ныне вольны получить иную фамилию, до получения оной зовутся Ванькиными.

– Не имеете права! – попытался докричаться до небес старик, чуть не рухнув на траву.

– Я слышал, – отозвался один из конвоиров.

– Я видел, – гулко произнес тот, кто поддержал старика под руку.

– Я свидетельствую, – голосом поставил точку четвертый, и последний, в группе.

– Именем императора, за покушение на убийство, Ванькин Александр Михайлович приговаривается к смерти через повешение.

– Я слышал.

– Я видел.

– Я свидетельствую.

– Приговор исполнить немедленно.

Бывшего Наумова резко потащили к ближайшему тополю, не обращая внимания на попытки вырваться и крики о правах и невиновности. Осознав, что все тщетно, старик поймал объектив ближайшей камеры, с силой дернулся, дав себе секунду на последнее слово.

– Я его убил, ты слышишь? – совсем другим тоном заявил глава мертвого рода в равнодушный объектив. – Я убил твоего сына! За всех наших, слышишь!

Окончание фразы вышло смазанным, так как сильный рывок буквально в одно движение перенес его к разлапистому тополю возле дома. Памятное по детству, оно дарило отдохновение и тень в жару, прятало в своей кроне нашкодившего наследника. Слезы сами появились на лице, туманя зрение.

Обернул толстую ветвь конец петли, зацепило подбородок шершавой веревкой, и мир резко дернулся вниз, не давая вздохнуть и вскрикнуть.

– Все, завершили. Камеры выключить, пленки и карты памяти все до единой – к досмотру. Утаите – повешу рядом.

– Спасибо, господин генерал. Можно личный вопрос?

– Дозволяю.

– Его обязательно было вешать? Как же суд и следствие?

– Как вы собираетесь держать одаренного в тюрьме?

– Но у вас же есть соответствующий персонал?

– У них есть работа важнее, чем охранять убийц.

– Еще раз спасибо.

– А у вас не найдется чего-нибудь поесть? Жрать хочется невозможно… – донеслось до тускнеющего разума.

Тело сняли через пару минут, под любопытствующими взглядами зевак, скопившихся посмотреть на чужое горе. Вжикнул замок на черном пакете, скрипнули колеса каталки, лязгнула сцепка механизма труповозки, принимая скорбный груз, и длинный черный автомобиль выкатился на улицы города, выруливая к окраинам – туда, где коптил небо пеплом городской крематорий. Правда, отчего-то машина не стала заворачивать вправо, к грязно-серым бетонным плитам заграждения, а развернулась на очередном кольце и выехала за город. Через десяток минут перед черным капотом со звуком хорошо смазанного механизма раскрылись автоматические ворота высотой в четыре метра, чтобы закрыться в ту же секунду, как машина заехала внутрь обширного двора, с десятком безликих зданий из белого кирпича, соединенных меж собой переходами на уровне второго этажа.

На этот раз тележку выкатили гораздо бережнее. Черный мешок разрезали вдоль, этим же ножом располосовали сюртук, брюки, рубашку и белье, освобождая жилистое тело от одежды. Бледного старика переложили на медицинскую каталку, над головой тут же развернули переносной тент, закрывая солидный прямоугольник от мира, загудел компрессор, нагнетая внутрь прохладу фильтрованного воздуха. Завертелся хоровод из нескольких медиков, в деловой обстановке, перекидываясь короткими фразами облепивших тело датчиками, подсоединяя к монструозному аппарату в виде десятка белоснежных коробов с зелеными экранами, нагроможденных друг на друга, а все вместе – на передвижную платформу с роликами. Но чем-то не понравилась людям в белоснежных халатах ленивая синусоида на экранах. Последовали уколы, протянулась к руке нитка капельницы, стегануло ударом тока от двух плоских кругов, и графики, к удовлетворению всех, кто стоял на ногах, начали радовать резкими пиками, ритмичными, вполне здоровыми. Старший группы повел рукой на уровне плеча, обозначая круг, и первым покинул импровизированный шатер. За ним потянулись все остальные, уступая дорогу двум суровым мужчинам в черной форме, с силуэтом полуприкрытого глаза на воротнике мундира.

– Добро пожаловать, – потрепали старика по щеке, заставив того дернуться и недоуменно открыть глаза.

– Это ад?

– Чистилище, – поправили его и легонько отодвинули тент, показав катафалк, все еще стоявший подле. – Но рейс на ад все еще доступен.

– Я думал – всё… – Старик осторожно потянулся к фиолетовому синяку, опоясавшему шею.

– Нет. Всё – это когда ломаются позвонки. – Мужчина в мундире резко согнул ладонь, изображая. – Однако наш специалист услышал кое-что интересное и решил вас всего лишь немножко придушить. Он ошибся?

– Нет! Нет! Я все расскажу! – заерзал повешенный, вовсе не стесняясь наготы. – Но вы должны гарантировать безопасность моих родичей.

Было видно, что говорить ему дается с большим трудом и болью, но в глазах светилось дикое упрямство пополам с обреченностью.

– Длань императора защитит остатки вашего рода, если то, что вы расскажете, заинтересует нашего господина. Слово.

– Я свидетельствую, – пробасил второй, до того молчавший. – Итак?

– Они создают пророка.

Глава 19

День рождения

Грозовая линия на горизонте, казавшаяся крошечной и неопасной, на второй день обернулась беспросветным штормом, стегавшим по большим стеклам междугородного автобуса тяжелыми оплеухами ливня. Мимо проносились темные силуэты построек, смазанные из-за наплывов воды, еле видимые в желтом свете придорожных фонарей. Изредка небо озарялось вспышкой далекой молнии, давая рассмотреть очередной безымянный поселок по левую сторону от дороги. На секунду все вокруг становилось невероятно четким, хотя и черно-белым – удавалось различить здания сельских церквушек, угловатые паруса мельниц и гладь озер в провалах холмов, пока темнота не забирала мир обратно. Приходил гром, заставляя старое стекло дрожать от страха. И так – целую ночь.