Будда. История и легенды, стр. 26

Каноническое повествование говорит нам о том, что было известно (вероятно, обо всем, что было известно), через сто или двести лет после смерти Будды. Оно дает сведения, значимые главным образом в доктринальном и психологическом аспектах. Так, в описании аскезы мы находим информацию, что Будда считал неправильными путями усилий. Из описания Просветления мы узнаем о «правильном сосредоточении» на благородном Восьмеричном пути, поскольку каждый благородный адепт может следовать по Пути, открытому Всепросветленным.

Глава 7 . Первая проповедь

За историей Просветления, рассказанной в «Маджджхиме», непосредственно следует повествование о путешествии в Бенарес и обращении пяти монахов.

Тогда я подумал: вот я обрел учение, глубокое, трудное для восприятия, трудное для знания, спокойное, запредельное, вне сферы рассуждений, тонкое, которое могут познать мудрые. Человечество погружено в свои привязанности и находит в них отраду и удовольствие. Человечеству, погруженному в свои привязанности... трудно увидеть принцип причинности, причинное происхождение. Трудно увидеть принцип прекращения существования всех сложных вещей, отказа от привычки к перерождениям, затухания всех желаний, отсутствия страсти, прекращения, нирваны.

Но если бы мне пришлось наставлять в Учении, а другие не понимали бы его, это стало бы для меня скукой и томлением. К тому же затем сами собой пришли мне на ум строчки, не слышанные мной раньше:

«Посредством мучительных усилий обрел я это,

Но не стану провозглашать;

Ведь осажденные страстью и ненавистью

Не обратятся охотно к этому Учению.

Это Учение прекрасное, против течения,

Тонкое, глубокое, трудно увидеть,

Они не увидят его, охваченные страстями,

За сгустившейся покровом тьмой.»

И так, монахи, пока я размышлял, сознание мое обратилось к бездействию, а не к наставлению в Дхамме. Тогда Брахма Сахампати, зная, какие мысли появились в моем сознании, подумал: поистине мир рушится, поистине мир идет к распаду, поскольку сознание архата Татхагаты, полностью просветленного, обращается к бездействию, а не к наставлению в Дхамме. Тогда Брахма Сахампати с той же легкостью, с какой сильный человек мог бы выпрямить согнутую руку или же согнуть выпрямленную, исчез из мира Брахмы и явился предо мной. Закинув край одежды на плечо, он опустил предо мной сложенные руки и сказал: «Пусть почтенный Господин будет учить Дхамме, пусть Сугата [159] будет учить Дхамме. Есть существа, в которых мало скверны, и они пали, поскольку не слышали о Дхамме». Так сказал Брахма Сахампати и, окончив эти речи, продолжил:

«Среди магадхов уж давно возникло

Ученье скверное, в котором измышлено пороков много было.

Открой для них Бессмертного врата.

Услышат пусть они о Дхамме чистое повествованье.

Как тот, кто на горе стоит скалистой,

И видит весь народ, что есть вокруг,

Так ты, наполнен мудростью, восходишь

В дворец Учения и видишь все.

Взгляни же вниз, о беспечальный, на народ,

Что погружен в печали, побежден рожденьем и годами.

Воспрянь, герой, о ратный победитель,

Ведущий караван, свободный от долгов (рождения), иди по свету.

Пусть Господин изволит рассказать о Дхамме,

И узнают о ней они.»

Тогда, поняв просьбу Брахмы и жалея существа, я оглядел мир при помощи моего буддового зрения. Я увидел существа, в которых было мало скверны и много скверны, с обостренными или притуплёнными способностями, в хороших или плохих условиях; некоторых из них было легко обучать, а некоторых — трудно; и некоторых увидел я также, переживающих опасности и совершающих проступки, которые влияют на будущую жизнь. И как синие, красные или белые лотосы, некоторые из них рождаются в воде, растут в воде, не поднимаются из воды, но растут погруженными в нее; некоторые рождаются в воде, растут в воде и обрызганы водой, а некоторые рождаются и растут в воде, но выдаются из нее, и вода на них не попадает — точно так, обозревая мир при помощи моего буддового зрения, я увидел существа, в которых мало скверны (и т.д., как выше). Тогда я обратился к Брахме Сахампати, произнеся такие стихи:

«Открыты для них двери Бессмертного, о Брахма.

Пусть те, кто имеет уши, отбросят свою веру.

В досаде я молчал об Учении

Замечательном и непревзойденном среди людей, о Брахма.»

Тогда Брахма Сахампати с мыслью: я был причиной того, что Господин стал проповедовать Учение, приветствовал меня, обошел меня по часовой стрелке и скрылся.

И вот я подумал: кого я прежде всего стану наставлять в Учении? Кто быстро постигнет Учение? И подумал я: этот Алара Калама учен, мудр и разумен, кроме того, в нем уже долго мало скверны; что, если я прежде всего наставлю в Учении его? Он быстро постигнет Учение. Тогда приблизилось ко мне божество и сказало: «Почтенный, Алара Калама семь дней как умер». И возникли во мне знание и прозрение того, что Алара Калама умер семь днейназад. (Затем Будда думает об Уддаке, но и он умер накануне вечером, и тогда он думает о пяти монахах.) Пять монахов много для меня сделали, они сопровождали меня, когда я был поглощен аскетическими усилиями. Что, если я прежде всего наставлю в Учении пять монахов? И тогда я подумал: где теперь находятся пять монахов? И посредством моего божественного зрения, очищенного, сверхчеловеческого, я увидел, что пять монахов находятся в Бенаресе, в оленьем парке Исипатана. Тогда, пробыв в Урувеле так долго, как мне хотелось, я направился в Бенарес.

Когда я вышел на большую дорогу между Гаей и деревом Бодхи, меня увидел Упака, отшельник из адживиков, и, увидев меня, сказал: «Твое восприятие, друг, чисто, твоя кожа чиста и незапятнанна. Кому ты следуешь, друг, в оставлении мира?» И я произнес такие стихи, отвечая адживику Упаке:

«Я — победитель всего, всезнающий,

Не оскверненный ни одной вещью (в мире),

Оставил все, стремление пропало, освобожден я,

И все знание приобрел сам, так кому мне следовать?

Нет у меня ни наставника, ни учителя,

Нигде не найти такого, как я,

В млре с его богами и людьми

Нет мне соперника.

В мире я архат,

Я превосходнейший учитель,

Только я — Всепросветленный,

Я добился покоя, добился нирваны.

Чтобы раскрутить Ученья Колесо,

Иду теперь я в город каси;

И в ослепленном мире я ударю

В бессмертья барабан.»

«Тогда, по твоим словам, друг, ты достоин безграничной победы», — сказал Упака.

«И вправду, победители те,

Кто, как я, разрушил асавы,

Побеждены мной злые существа,

Поэтому я победитель, Упака.»

Тут Упака сказал: «Хорошо бы это было так, друг», покачал головой и ушел по боковой тропинке. Тогда я отправился в путь и постепенно достиг Бенареса и оленьего парка Исипатана [161]. Пять монахов увидели меня, идущего издалека, и, увидев, решили между собой: «Это, друзья, идет отшельник Готама, живущий в изобилии, оставивший усилия и обратившийся к жизни в изобилии. Мы не станем приветствовать его, и не поднимемся в знак уважения, и не возьмем его чашу и одежды, но мы приготовим ему место. Если он захочет, может садиться». Но когда я приблизился, пять монахов не смогли выполнить свое решение. Один из них подошел и взял у меня чашу и одежды, другой приготовил мне место, а третий поставил воду, чтобы я вымыл ноги. И тогда они обратились ко мне по имени, и назвали меня «друг» [162]. На это я сказал пяти монахам: «Монахи, не обращайтесь к Татхагате по имени и не называйте его «друг». Я архат, Татхагата, полностью просветленный. Слушайте, монахи, я достиг бессмертия, я наставляю, я обучаю Учению. Если вы будете жить согласно этим наставлениям ради того, из-за чего родовитые юноши должным образом уходят из дома к бесприютной жизни, вы уже в этой жизни постигнете благочестивую жизнь, полностью осуществите ее и пребудете в ней». И тогда пять монахов сказали мне: «При помощи такой подготовки, друг Готама, при помощи таких действий и практики самоотречения ты не обрел сверхчеловеческое истинное благородное знание и понимание. Обретешь ли ты теперь, живя в изобилии, оставив усилия и обратившись к жизни в изобилии, сверхчеловеческое истинное благородное знание и понимание?» И тогда я сказал монахам: «Монахи, Татхагата не живет в изобилии, не оставил усилия и не обратился к жизни в изобилии. Татхагата, монахи, это архат, полностью просветленный. Слушайте, монахи (и т. п., как выше; монахи задают вопрос во второй и в третий раз)». И тогда я сказал пяти монахам: «Заметили ли вы, монахи, что я никогда не говорил так с вами раньше?» — «Ты никогда так не говорил, почтенный». — «Я архат (и т. п., как выше)». И тогда я смог убедить пять собратьев. Я стал наставлять двух монахов, а трое отправились за подаянием. Когда три монаха вернулись с подаянием, мы вшестером кормились им. Потом я стал наставлять трех монахов, а два отправились за подаянием. Когда два монаха вернулись с подаянием, мы вшестером кормились им. Так пять монахов были наставлены и обучены мной, и они, будучи сами подвержены рождениям, увидев злосчастие природы рождения и отыскивая лишенный рождений высший мир, нирвану, обрели лишенный рождений высший мир, нирвану... В них возникли знание и понимание того, что их освобождение непоколебимо, это последнее рождение, больше не будет жизней.