Выборы, стр. 9

Шартелль вернулся к креслу, положил ногу на ногу, уставился в потолок. Даффи наблюдал за ним. Я — за Даффи.

— Что ж, старина, круг замкнулся. Для тебя и для меня. Прошло не так уж много времени с той поры, как ты, я и Даунер взяли и потеряли ту французскую радиостанцию для дядюшки из этой самой конторы.

— Тогда шла война, Клинт.

Шартелль взглянул на Даффи, нахмурился.

— Знаешь, Поросенок, меня всегда удивляло, как же гладко пошли у тебя здесь дела. Я хочу сказать, что агентство растет с того момента, как ты ступил на английскую землю.

— Во время войны я завязал много контактов. Тебе известно об этом, Клинт.

Шартелль еще раз оглядел кабинет.

— Да, известно. И полагаю, ты не утратил эти связи и сейчас, иначе как ты мог узнать, что ЦРУ желает принять участие в наших забавах.

Даффи бросил на меня короткий взгляд.

— Кроме вас двоих, об этом никто не знает. И разговор этот должен остаться между нами. Информация получена мною от человека, которому я оказал серьезную услугу. Я рассчитывал вернуть этот долг иначе. Куда с большей прибылью. Но теперь он расплатился со мной сполна.

Шартелль подмигнул мне.

— А что скажет по этому поводу вождь Акомоло?

— Черт побери, Клинт, ты прекрасно понимаешь, что не следует посвящать его во все секреты.

— Я просто хотел убедиться, что и ты того же мнения.

— Никто не должен знать об этом. Не можем же мы выпустить пресс-бюллетень, объяснив во всеуслышание, что ЦРУ вмешивается во внутреннюю политику африканской страны? Чушь. А что, по-твоему, делаем мы… или «Ренесслейр»?

— Пока я вижу, что три американских учреждения пытаются получить преимущество в скачках с участием трех лошадей, — ответил Шартелль. — Странно, что ни один из кандидатов не обратился к твоим английским конкурентам. Среди них есть толковые ребята.

Даффи тяжело вздохнул. Посмотрел на дверной проем и впервые, как мне показалось, пожалел о том, что не может закрыть дверь.

— Вождь Акомоло ненавидит англичан. Не спрашивай, почему, это у него в крови. Они колонизаторы. Империалисты. Фулава клюнул на теорию крепкого кулака «Ренесслейра». Хотя и циник, он поверил, что в жизни все пойдет, как они и расписывают. Что же касается доктора Колого, то ЦРУ предложило ему крепкую основу для его предвыборной кампании, и имя ей — деньги. Таким представляется мне расклад сил.

Шартелль наклонился к столику.

— А теперь, Падрейк, поправь меня, если я где-нибудь ошибусь. Допустим, все обстоит так, как ты говоришь, и доктор Колого опирается на профсоюзы и молодых радикалов.

— Молодыми они считаются до сорока пяти лет.

— На кого тогда рассчитывает старина Альхейджи?

— За него мусульмане и эмиры. Ситуация там запутанная, но вожжи он держит крепко. По политическим убеждениям он правый, если только его можно назвать правым.

— Кто же правее его?

— Возможно, социал-демократы Западной Германии. Или здешние лейбористы. Но не намного.

— А вождь Акомоло?

— С ним социалисты и его племя, самое многочисленное в Альбертии, если не считать, что кое-кто из его соплеменников — мусульмане.

Шартелль кивнул.

— С этим мы разобрались. А далеко ли влево зашли профсоюзы, поддерживающие доктора Колого? Догоняют Китай?

— О боже, нет!

— Россию?

— Нет. Профсоюзные деятели и молодежь всего лишь левее остальных. В Альбертии тридцать один коммунист. Тридцать два, если считать миссис Прайс-Смит, переехавшую туда на старости лет. Но она англичанка, так что ее можно не учитывать. Там нет крайне левых и крайне правых. Если кто и левее центра, то на самую малость.

— Что ж, кое-что начинает проясняться, — Шартелль встал, прошелся по кабинету. — Черт побери, Пит, все складывается как нельзя лучше. Африка, племенные вожди, шейхи и агенты секретной службы, шастающие по тропическим лесам. Крушение остатков Империи. Дикие нравы и совсем рядом с Тимбукту! — он повернулся к нам. — Не удивительно, что ЦРУ влезло в это дело, и знаете, почему? Потому что их склоняют на всех углах за поддержку леваков, военных, правых экстремистов. Нет бы им вступиться за убежденных либералов, выражающих интересы народа. В докторе Колого они нашли прекрасного кандидата — достойного человека, как только что назвал его Пит. По убеждениям он не правый, не связан с армией, опирается на профсоюзы, и в случае его победы ЦРУ позаботится о том, чтобы все узнали, кто ему помогал. Если он проиграет, то и черт с ним. Они поставили на лучшего из кандидатов, но избиратели рассудили иначе. По крайней мере на этот раз никто не обвинит их в связях со зловещим военно-промышленным комплексом, если таковой в Альбертии имеется.

— Не совсем так, Клинт, — покачал головой Даффи. — Во многом ты прав, но не во всем. Выборы будут проводиться так же, как и в Англии, по округам. Если ни одна из партий не получит простого большинства, будет сформировано коалиционное правительство. Вероятность такого исхода весьма велика. Если это произойдет, вождь Акомоло и Фулава будут обхаживать доктора Колого, потому что не переносят друг друга. И вот тут последнее слово может оказаться за ЦРУ.

Я вполуха слушал дискуссию о будущем крупной африканской страны на ближайшие пятьдесят лет или около того. Возможно, такие же разговоры велись за закрытыми дверями все те годы, которые я провел в коридорах отелей или государственных учреждений, ожидая, пока кто-то выйдет к журналистам и солжет о происходящем внутри. И никто не знал наверняка, то ли там обсуждаются серьезные проблемы, то ли высокие договаривающиеся стороны зевали, ковыряли в носу или судачили о женщинах, пока пресс-секретарь печатал коммюнике.

Я думал о том, каким образом Даффи удалось узнать, что ЦРУ интересуется Альбертией. И, глядя на Даффи и Шартелля, представлял номер в отеле или кабинете где-то в Париже, Лондоне, Лагосе или Виргинии и двух неслышно беседующих мужчин. «И что ты думаешь насчет Альбертии? — вопрошал первый. — Не послать ли нам туда Джонсона? Хватит ему слоняться по коридорам». «Неплохая мысль, Стенли (или Билл, или Джон, или Рекс, или Брайн), — ответствовал второй. — Изложи все на бумаге, а я протолкну ее через руководство.»