Щит Компорена, стр. 19

Глава 10

Мой следующий поступок обусловила лишь одна причина: я почувствовал, что единственное слово, фамилия, написанная на блокноте, предназначалась мне. Принадлежала мне, поэтому я вытянул блокнот из-под руки, сжимавшей карандаш, и сунул в карман пиджака. А затем, подчиняясь инстинкту самосохранения, вытащил носовой платок и, обернув им внутреннюю ручку, открыл дверь. В коридоре тщательно стер отпечатки пальцев с наружной ручки, сбежал по лестнице на два этажа и вызвал лифт. В кабине вел себя предельно скромно, стараясь оставаться не замеченным тремя пассажирами, ехавшими сверху, и еще тремя, что вошли на седьмом, четвертом и третьем этажах.

Снаружи Никерсон-Билдинг выглядел точно так же, как и многие другие административные здания, возведенные в двадцатых годах на Парк-авеню подрядчиком, несомненно отошедшим в мир иной раньше Фрэнка Спиллейси. Поэтому я не стал восхищаться его архитектурными достоинствами, я прошагал два квартала по Парк-авеню и свернул вправо, в поисках первого попавшегося бара.

Назывался он то ли «Холодная утка», то ли «Зеленая белка». Стойка занимала всю правую стену, в зале стояли столики под клетчатыми скатерками, вдоль левой стены тянулись кабинки. Часы показывали десять минут пятого, так что столики пустовали, а за стойкой сидели лишь два завсегдатая. Я устроился на другом конце стойки, поближе к двери, подальше от пьяниц, и, когда бармен подошел ко мне, заказал двойное шотландское.

— Со льдом? — спросил Бармен.

— Чистое и стакан воды.

Мне следовало попросить его налить виски в высокий бокал, потому что рука моя сильно дрожала и несколько капель упало на стойку, когда я подносил рюмку ко рту. Виски я выпил залпом и тут же дал знак бармену повторить заказ. Увлеченный разговором с двумя пьяницами, должно быть о спорте, автомобилях или политике — что еще могут обсуждать в четыре часа пополудни бармены и пьяницы, — он с явной неохотой прошествовал к моему краю стойки. Возможно, правда, что у него просто болели ноги.

— Снова двойное? — спросил он.

— Нет, одинарное. Где у вас телефон?

Он махнул рукой в направлении дальней стены.

— Там, у мужского туалета.

Я прошел в будку, закрыл за собой дверь, набрал «911», дождался, пока ответил голос, голос полицейского, и выпалил: «Слушайте внимательно. В помещении 1106 в Никерсон-Билдинг на Парк-авеню вы найдете убитого. Его зовут Фрэнк Спиллейси, Спиллейси». И я повесил трубку.

Полная рюмка уже дожидалась меня. Пить не хотелось, но не пропадать же добру. Поэтому я выпил виски, положил на стойку три долларовые купюры и мелочь, вышел на улицу, поймал такси и поехал в «Аделфи». Поднявшись к себе, достал из кармана маленький блокнот, прочитал единственное записанное на нем слово: «Уинго». Вырвал страничку из блокнота, порвал ее на мелкие кусочки и спустил в унитаз. Затем, вспоминая уроки, полученные с больших и малых экранов, разорвал все остальные странички. Мне пришлось провести в ванной добрых пять минут, спуская бумагу в унитаз. Картонную обложку блокнота я бросил в мусорное ведро.

Вернулся в гостиную и плюхнулся в мое любимое кресло, в котором еще два часа назад ел сандвич с огурцом, пил чай и доказывал нью-йоркскому копу, что вполне обойдусь и без его услуг. Мысли мои крутились вокруг человека, убитого выстрелом из пистолета или ударом ножа, который потратил последние остатки жизни на то, чтобы написать единственное слово. Я решил, что оно предназначалось мне. Ни его жене, ни детям, ни полиции, но мне и только мне, незнакомцу, с которым он говорил лишь единожды, по телефону, в течение сорока пяти секунд, максимум минуты. И вместо того чтобы позвонить в полицию, сообщить об убийстве, дождаться приезда детектива и рассказать им обо всем, что я знал, а эта информация могла привести к убийцам мелкого мошенника, продававшего участки земли в пустыне, я позорно сбежал.

Выкурив сигарету и проведя в глубоком раздумье еще с четверть часа, я снял трубку, позвонил на междугородную станцию и попросил соединить меня со службой коронера [12] Вашингтона, округ Колумбия. Телефонистка пожелала узнать, с кем именно я хочу поговорить, ни одной фамилии я назвать не мог и в конце концов заявил, что хочу поговорить лично с коронером, но готов объясниться и с тем, кто возьмет трубку. Ответил мне хорошо поставленный мужской голос: «Служба коронера».

Назвавшись, я спросил:

— Если человек гибнет в автокатастрофе, такое дело автоматически переходит к вам?

— Да, разумеется, — последовал ответ.

— И вскрытие проводите вы?

— Если смерть наступила в результате несчастного случая, убийства или самоубийства, обязательно. Даже в случае болезни, если усопший не находился под наблюдением врача в последние десять дней жизни.

— Меня интересуют некоторые сведения о человеке, погибшем в автокатастрофе примерно четыре недели назад.

— Вы его родственник? — поинтересовался мужской голос.

— Нет. Я репортер. Из «Нью-Йорк таймс». — Играть так по-крупному.

— Как фамилия усопшего?

— Уинго.

— Имя?

Имени я не знал.

— Мы еще не успели выяснить его имени. Он умер при весьма загадочных обстоятельствах.

Последовала пауза, долгая, томительная пауза. В службе коронера округа Колумбия на углу 19-й и Е-стрит думали или совещались.

— Извините, но в подобных случаях для получения информации необходимо разрешение ближайших родственников.

Я поблагодарил то ли коронера, то ли его сотрудника и положил трубку. А потом начал перебирать в памяти знакомых мне влиятельных персон Вашингтона, которые могли заглянуть в картотеку коронера без разрешения ближайших родственников усопших. Почему-то у меня сложилось впечатление, что Фрэнсис Уинго не поймет моего интереса к гибели мужа. Таких влиятельных персон я нашел, но решил, что едва ли ответят мне прямо сегодня, скорее всего попросят перезвонить завтра, а я не мог ждать, съедаемый нетерпением. И набрал номер Майрона Грина, адвоката.

— Окажи мне услугу, — попросил я его после того, как мы поздоровались и он сообщил мне, что чек, полученный мною от музея Култера, уже в банке.

— Какую услугу? — В голосе Майрона Грина слышалась подозрительность.

— Мне нужно заключение вашингтонского коронера, чтобы узнать, как и от чего умер один человек.

— На это требуется разрешение ближайшего родственника, — ответствовал Грин.

— Это мне известно. Я уже говорил с коронером. Поэтому и звоню тебе. Информация нужна мне сегодня.

— Это невозможно.

— Для кого-то да, но не для тебя. У тебя там есть знакомые, а у меня — нет. Иначе я бы тебе не позвонил.

— Извини, но сейчас я очень занят. Завтра, пожалуй, я смогу что-нибудь предпринять.

— Если я не получу требуемую мне информацию сегодня днем, в крайнем случае вечером, я выхожу из этой игры.

— Что? Что?

— Выхожу. Умываю руки. Пусть кто-то вызволяет щит.

— Что-то случилось? — встревожился Грин. — Что именно? Я должен знать. Я имею на это право.

— Убили человека.

— Кого?

— Фамилия тебе ничего не скажет.

— Он связан... с ворами?

— Трудно сказать. Но, возможно, он их знал.

— Черт побери, Сент-Ив, ну почему ты все ходишь вокруг да около?

— Добудь то, что мне нужно, и я введу тебя в курс дела. Может, ты станешь криминальным адвокатом. Если я не получу требуемого, я — пас. Можешь сразу же звонить в музей. Пусть подбирают замену.

Майрон Грин тяжело вздохнул.

— Ладно, попробую. Один мой добрый друг стал помощником генерального прокурора США. Он сможет все выяснить.

— Сегодня?

— Если я попрошу его. Он учился в моей школе на класс младше.

— Попроси его.

— Скажи точно, что ты хочешь знать?

— Меня интересует причина смерти мужчины по фамилии Уинго. Вроде бы он погиб в автокатастрофе четыре недели назад.

— Уинго? Разве это не фамилия женщины...

— Ты абсолютно прав.