Автоликбез, стр. 67

Цитирую итальянского автора:

«...После незабываемого банкета французы двинулись в западном направлении. После Москвы исчез всякий признак напряжения».

Дороги после Сибири казались мечтой. Годар на своем «Спайкере» был вне конкуренции — с согласия «Де Дионов» он на полдня опережал их, но только для того, чтобы подготовить ночлег и бензин для них же. Три уже ставшие легендарными машины сопровождали три такие же, посланные фирмами для торжественного финиша, — два «Де Диона» и один «Спайкер», в котором находился посланец Якобуса Спайкера. Сам хозяин ждал Шарля Годара на германской границе.

Все европейские газеты, подогреваемые репортажами из России, захлебывались в прогнозах о том, кто же займет второе место? И все, как одна, отдавали предпочтение «Спайкеру», расписывая его качества. Якобус готов был за это второе место осыпать Годара даже теми деньгами, о которых они не договаривались.

О решении парижского суда он знал, но относился к нему скептически: прежде чем арестовать Годара, ему должны были предъявить обвинение, а это возможно было сделать только в Париже, после финиша.

Каждое утро Якобус в своей гостинице с жадностью прочитывал все репортажи из России, ища ответ на свой вопрос, который был вопросом жизни и смерти и его самого, и его бизнеса: ну почему «Спайкер» не вырывается вперед?

А ответ заключался в характере Годара: опередить остальных он считал предательством. Именно сейчас, когда его преимущество стало слишком явным. На него не действовали факты, что «Де Дионы» бросили его в пустыне Гоби, откуда он чудом выбрался. Что они оставили его с мертвым магнето и телеграфировали затем в мир, что он воспользовался поездом. Что они фактически за весь путь не потратили ни единого часа на его «Спайкер».

Сколько стоит предательство?

Годара арестовали не на границе Франции, а раньше, перед последним, решающим, этапом — перед самым Берлином. Двое полицейских заявили, что должны выдать Годара французским властям. За руль «Спайкера» сел другой человек, нанятый Якобусом. Он, к сожалению, не знал машины, и только присутствие верного Дю Тайи позволило «Спайкеру» дойти до предместья Парижа, откуда по решению «Ле Матэн» должен быть осуществлен въезд в столицу 30 августа, через двадцать дней после прибытия Боргезе.

Он был торжественным: реки шампанского, море цветов и россыпи пирожных. Но «Де Дионы», словно сговорившись, ломались один за другим. Уже когда был виден парижский праздничный стол, уставленный шампанским, «Де Дионы» остановились на три часа — «Ле Матэн» об этом не проронила ни слова.

— Запускай! — прозвучала команда водителям на последние тринадцать километров пробега.

— Готовы! — заорал первый экипаж «Де Диона».

— Готовы! — заворчал двигатель второй машины.

В это время в окружающей толпе послышался ропот, движение, через нее в отчаянном порыве к «Спайкеру» пробился человек, и его голос, очень знакомый голос, подхватил: «Готовы!!!».

Это был, конечно, Шарль Годар. Каким уж чудом освободился он от заключения, неизвестно. Вероятно, поработали его адвокаты. Но факт оставался фактом — Годар дружески похлопал машину по капоту: «Здравствуй, мой отважный „Спайкер“.

Старый водитель «Спайкера» повернулся к Дю Тайи: «Хорошо?» — «Хорошо!». Крикнул друзьям — «Де Дионам»: «Порядок?». «Порядок!» — отвечали те, тоже подняв большие пальцы.

— Убирайся, — негромко потребовали двое, подскочившие из толпы. То были рекламные агенты доблестной газеты «Ле Матэн»: — Убирайся, или мы тебя выбросим».

Их было двое, потом стало четверо, и лица их были угрожающими. Смех вокруг прекратился. Лица мэра городка и его окружения вытянулись.

— Сами убирайтесь! — вскричал Дю Тайи, а Годар взялся за рычаг, чтобы включить скорость.

Но тот агент, кто стоял ближе, резко ударил его по кисти руки:

— Вытащите его, — приказал он остальным.

Дю Тайи снял очки в золотой оправе и вылез из машины — драться. Один из агентов тотчас обхватил его сзади и приказал не валять дурака.

Кормье, водитель первого «Де Диона», внимательно наблюдал за происходящим, но молчал. Водитель другого «Де Диона» отвернул лицо в сторону, как будто ему было стыдно смотреть. Они, много дней и ночей сражавшиеся плечом к плечу со стихией, предавали сейчас товарища, который ни за славу, ни за деньги не предал их...

Рекламные бандиты тащили Годара из машины, но он упирался. Тогда один стал выворачивать Шарлю руку, а второй с заднего сиденья душил его его же галстуком. Годар закричал, выгнулся, но потом захрипел и сдался — его швырнули на землю.

Прибыли полицейские и почему-то взяли сторону агентов. Они подняли шофера и держали его за обе руки. Годар, обессиленный, весь дрожал. Губы его и подбородок блестели от слез. Да, Шарль Годар плакал: «Дю Тайи!» — умолял он. «Годар!» — отвечал журналист, которого тоже еще держали и пытались увещевать: «Эти дела тебя не касаются».

— Дела? — закричал Дю Тайи. — Будь прокляты ваши дела!

Рывком он освободился от объятий и, шатаясь, обвел взглядом затихшую толпу:

— Вот на каких людей я работаю!

Загремел торжественный марш из «Аиды», под который и следовало финишировать. Его из кузова грузовика исполнял целый оркестр...

Эпилог

...После финиша князь и журналист не виделись долгие годы, хотя жили в одном городе, а на фронтах первой мировой слышали свист одних и тех же пуль: князь сражался капитаном артиллерии, Луиджи был корреспондентом. Они встретились глубокими стариками в Палаццо Мадама, оба — сенаторы Королевства, знаменитые и седые. Обнялись, повспоминали...

Через семнадцать лет после рейда князь потерял жену, которую очень любил: Анна Мария нелепо утонула. Боргезе протянул еще три года и умер в 1927 году во Флоренции.

Луиджи Бардзини еще более утвердился в Италии журналистом номер один. В 1922 году он основал в Нью-Йорке газету «Корьерре ди Америка», прожил в Америке 10 лет. Затем вернулся, руководил неапольской газетой. Умер в 1947 году.

Шарль Годар от тюрьмы отбоярился, заплатил лишь часть штрафа. Чтобы достать на него денег, он опять пустился в сенсационный автопробег, организованный той же «Ле Матэн»: Нью-Йорк-Париж через Японию. Но не доехал даже до Сан-Франциско. Далее его след теряется. Якобус Спайкер обанкротился.

1 июля 1997 года в Иркутске встретились два автопробега, организованных в честь того, первого: новые вазовские малолитражки, потомки «Италы», и колонна европейских ретроавтомобилей. Ехали, друг о друге ничего не знали и встретились в Иркутске, именно в тот день, когда в этот город ровно девяносто лет назад прибыл князь Боргезе — ничего себе совпадение, а?

Выстроили на центральной площади все свои машины, поговорили, пообнимались и разъехались: вазовцы и ваш покорный слуга — на запад, а иностранцы — в Пекин.

Старт им в Париже давал внук князя Боргезе...

Все или почти все о колесах

У вас замечательный двигатель и коробка, вы следите за ними, лелеете их, вы вкладываете в них кучу денег и времени, но если у вас плохие колеса — у вас плохой автомобиль: шумный, тряский, едет, как телега.

У вас отличные упругие подвески, вы заменили амортизаторы, шаровые опоры, и машина идет теперь по любой дороге без малейшего стука, но если у вас плохие колеса, у вас все равно плохой автомобиль: он весь вибрирует, детей тошнит на заднем сиденье, он рыскает при торможении и трясется, как лихорадочный, при разгоне.

У вас старенький двигатель и обшарпанный салон, подвески еще дышат, кузов уже прихвачен ржавчиной, но все «торчат» от вашей машины и утверждают, что она идет по дороге, как иномарка: плавно, бесшумно, без малейшей вибрации, — это потому, что у вас хорошие колеса.

Меня всегда возмущала фраза милицейских протоколов о тех, кто погиб на дорогах: «Не справился с управлением». Ну что значит «не справился»?! Теперь я знаю, что в большинстве таких случаев виноваты колеса.