Автоликбез, стр. 50

Лишь один из нас сорил деньгами и лишь одного из нас итальянцы воспринимали даже не как равного — слегка заискивали перед ним. Стройный, жилистый, белокурый бог, он легко говорил по-английски, хотя и сильно заикаясь, мог идти по улице на руках и так, на руках, зайти в какой-нибудь берлинский магазин, открыв его двери ногами. Он творил с машинами — любыми — чудеса и довольно легко положил руку самого накаченного среди нас — Бруно. Причем именно Бруно смотрел на него самыми восторженньми глазами.

Неужели вы не догадались, кто это такой? Да, он — Витька-каскадер, тот самый мой кореш по киносъемкам. Конечно, это я пригласил его в путешествие, это «Комсомолка» пробивала ему, сомнительному по тем временам типу, визы во все страны, а я божился перед руководством, что Витька не опозорит за рубежом звание советского человека и — упаси боже — не останется на Западе. В настоящее время, как я уже писал, Витька живет в Калифорнии, в Лос-Анджелесе.

Между тем наш караван перемещался все ближе и ближе к «социалистическому лагерю». Вот уже пулеметные вышки пошли вдоль Берлинской стены (она пала через три месяца после того, как мы ее проехали), вот потянулась колючая проволока советских гарнизонов, затопали по обочинам кургузенькие наши солдатики, задымили по дорогам убогие «Трабанты», «Жигули», «Москвичи», армейские машины...

Даже жаль, что канул в историю «двойной» Берлин — переезд из одной его зоны в другую, чудовищно разные ауры этих зон, их «интерьеры»: казарменно-гнетущая картинка социалистического города и празднично-изобильная вольного города Берлина, сменяемые в течение одной-двух минут, — это потрясение на всю жизнь.

Вот уже пошла Польша — та же «колючка» наших гарнизонов, тот же социализм. Все ближе, ближе Брест — западные ворота «империи зла» — такой родной, такой долгожданной империи, где в брестской сберкассе, прямо у таможни, лежат наши спонсорские пятьдесят тысяч рублей «налом» — целое состояние! И уже мы будем заказывать гостиницы, мы будем их, итальяшек, кормить, поить, давать им суточные, кончится наконец эта наша унизительная экономия, и заживем мы по-человечески!..

И как только пошел вдоль обочин «социализм», с нашими итальянскими спутниками начались замечательные превращения: все любезнее становились они с нами, все чаще встряхивали пачкой «Мальборо», стоило лишь нам сунуть в рот «Яву», и даже стали угощать нас баночным пивом! Оказалось, что все они в моей стране — впервые.

— Юрий, — спрашивала американская журналистка Сусу, вертя в руках металлический рубль, — а что на это можно купить?

— Пачку сигарет, чашку кофе и два бутерброда, — с нескрываемой гордостью отвечал я.

— Можно пообедать, — подхватывал кто-то из наших.

— Ну уж пообедать — это ты загнул, — охотно поддерживал разговор третий. — Позавтракать — можно.

Сусу страшно удивлялась, но не верить не смела:

— Так много? А почему же рубль тогда ничего не стоит в Америке?

Тут уж каждый отвечал кто во что горазд. Рогацци* прислушивались и заваливали нас вопросами:

— А сколько стоит пальто? А меховая шапка? А рубашка? А доллар?

Мы называли цифры (доллар тогда стоил у «фарцовщиков» семь-восемь рублей, а официально 56 копеек), а они удивленно качали головами: «Фантастика!»

Я понял позже, что со своими 500 — 1000 «баксами» в карманах эти мальчики могли купить в СССР все, что угодно, вплоть до машины, что они, вчерашние безработные, почти что самое дно западного общества, начинали чувствовать себя Крезами, въезжая в нашу страну сказок.

Но их восторг мерк перед их страхом: гораздо больше они этой страны боялись.

И вот он, Брест-граница, таможня: полосатые шлагбаумы, длиннющие очереди машин, казарменные запахи, архитектура и лица.

Наш итальянский лидер Гвидо беспомощно утыкается на своем «Исудзу» автоколонне в хвост.

Я элегантно выхожу на «Москвиче» в пустой встречный ряд, машу и ору всем: «Андьямо!»** и подвожу колонну к самому шлагбауму.

— Доложите начальству — кругосветный автопробег «Караван Колумбов» прибыл. Я — из «Комсомольской правды».

Здесь у нас, конечно, все давным-давно схвачено — в соответствующие папочки легли еще месяц назад мои письма с высокими резолюциями таможне, пограничникам, «Интуристу», ГАИ: «Содействовать», «Пропустить», «Поселить», «Сопроводить». Здесь нас давно ждут, запускают через отдельный въезд, подходят специальные, особо внимательные служивые: «Откройте, пожалуйста, багажник», «Закройте, пожалуйста, багажник» — пять минут, и мы из пограничной зоны выезжаем. А там!..

Это неожиданно даже для меня — милые девочки в национальных белорусских одеждах, да с хлебом-солью, да кто-то из отцов города, да из руководства ЦК ЛКСМ Белоруссии, да оркестр народных инструментов играет, да пиво белорусское, да «Зубра беловежского» подают на подносах с закуской!..

Мама моя родная — сигара выпадает из губ Гвидо, Бруно забывает о своих фотоаппаратах (наш телевизионщик-то снимает), и лица у итальянских хлопчиков такие растерянные, что я начинаю за их головки опасаться. Да что они — мне самому неловко, я-то знаю, что никакие они не высокие гости, а обыкновенные итальянцы, американка и немец, половина — вчерашние безработные. Но потом я вспоминаю, что мы же — пробег, кругосветный, международный, караван же колумбов мы! Землю святую везем во флакончике, за мир и дружбу мы, в конце концов! А потом, почему это я решил, что так итальянцев встречают? Да это нас, своих так встречают, меня, например!

И все встает на свои места, только от пива и водки все отказываются: «Нельзя — за рулем». «Можно, — басит кто-то из отцов города. — Никто здесь вас не тронет, вас до гостиницы ГАИ сопровождать будет, пейте!»

Переводим сказанное итальянцам, американке и немцу, и тут уж лица у них вовсе вытягиваются огурцами: «И вправду — страна сказок!»

Выпили, закусили, едем устраиваться в гостиницу, а вечером на ужин — в интуристовский брестский ресторан.

Вот он, наш триумф и наше торжество: сдвинутые столы — до горизонта, а на них коньячок армянский, водочка столичная, шампанское советское, икорка красная и черная, балычок с салатиками, котлетки по-киевски с боржомчиком, и рыбка соленая и колбаска копченая — ну что, рогацци, слабо вам все это в вашей Италии? Это вам не «Макдональдс» с пиццей да бокалом пива на халяву!..

...Дураки мы были, дураки, я потом это понял. В Америке.

Рядом свадьба наша гуляет-накаляется: рожи краснеют, глаза дуреют, вот уже гармошка в ход пошла, меха рвут, глотки дерут, бабы орут визгливыми голосами, друг друга перекрикивают, кто-то уже на пол валится, посуда звенит...

Смотрю, притихли европейцы, боржомчик отхлебывают, шампанское по глоточку пригубливают, а коньяк и водка так нераспечатанными и стоят. Не понимают, глупые, что кроме нас их тут десяток кагэбэшных глаз блюдет, некого им бояться.

Тут уж наши за угощение принялись, истосковалась в Европах душа по-домашнему. В общем, пошел дальше нормальный русский вечер с нормальным общением.

А наутро мы берем курс на Минск.

Чертовщина под капотом (приметы и суеверия)

Вообще-то я в приметы не верю и спокойно могу ходить весь день в майке, надетой наизнанку, не боясь быть побитым, — только не за рулем.

Детали, предметы с разбитых машин на свою не ставлю — плохая примета. Амулеты типа болтающихся под зеркалом или прилепленных к лобовому стеклу, к панели приборов безделушек не признаю — раздражают зрение (особенно при длительной езде), сужают обзор.

Иконки на панели приборов сразу настраивают меня на минорный лад и потусторонний мир — в такую машину никогда не сяду. Видя аварии, даже в глубине души не радуюсь, что сам в такую не попал, боюсь Всевидящего Ока Господня, потому что радость здесь неуместна.

Перебегающую путь черную кошку боюсь — обязательно посмотрюсь в зеркало, если невозможно объехать ее или свернуть.