Калигула или После нас хоть потоп, стр. 132
Глава 53
Квирина спала, рот ее был по-детски полуоткрыт, черные волосы разметались по подушке, она спала крепко, но вдруг внезапно проснулась и вскочила. Фабия не было. Светало. Она спустила на пол босые ноги, и утренний свет, проникший в каморку, скользнул по ним светлыми пятнами. Она на цыпочках подошла к занавеске, сшитой из цветных лоскутов и чуть приподняла ее.
Фабий сидел за столом. Достаточно было сделать три шага – и ее губы коснулись бы его щеки. Но Квирина не двигалась. Нельзя его отвлекать. Он просиживает над работой дни и ночи, просто одержим своей пьесой. Квирина немного ревновала его к этой новой страсти, она отнимала у нее Фабия.
Он оглянулся, словно почувствовал ее взгляд. Она быстро опустила занавеску. Но Фабий вскочил, вытащил ее из укрытия, поцеловал и потянул к столу. На куске пергамента она увидела странные каракули.
– Видишь? Здесь будет народный хор. Тут, с другой стороны, хор прислужников Фаларида. Здесь стоит тиран Фаларид, рядом – центурион его личной охраны Телемах, то есть я, понимаешь?
Квирина поняла. Она взяла Фабия за руку.
– Вот видишь, ты уже неделю назад все кончил, а я не знаю конца.
Прочти мне его, пожалуйста!
Фабий засмеялся, потом сделал серьезное лицо и начал:
– Пятый акт трагедии о безжалостном тиране Фалариде из Акраганта!
Квирина напряженно слушала. Она знала много стихов. Они с Фабием часто читали стихи на улицах и на форуме. Стих Фабия кое-где прихрамывает, думала она, но захватывает пылкостью, силой, страстностью.
Мать Фаларида рассказывает сыну свой сон:
А Фаларид смеется над глупым материнским сном, ибо он карает лишь виновных…
Фабий поднял на Квирину глаза. Она молчала. Он продолжил чтение. Она смотрела на его губы. Всю жизнь он мечтал о великой трагической роли и теперь будет играть Телемаха. Бунтовщика, который поднимет мятеж против тирана Фаларида. Опять бунтовщик. Она вспомнила о Капри. Вздохнула. Пусть эта роль даст ему счастье. Ведь именно таким она любит его и ни за что на свете не хотела бы, чтобы он был другим. Будь счастлив, любимый мой бунтарь. А если… если будет плохо и ему придется снова отправиться в изгнание, я пойду с ним. Что бы ни случилось, я разделю его участь!
Он кончил и вопросительно посмотрел на нее. Она робко сказала:
– Это прекрасно… но опасно.
– Ни капельки, детка. Почему?
– В последний раз ты замахнулся на сенаторов… Но здесь…
Он весело перебил:
– На тирана Фаларида из Акраганта!
– Там речь шла о пекарях, мой милый, но они догадались, в чем дело. А тут тиран. Это еще проще…
– Но разве не пишет Сенека одну за другой трагедии, направленные против тирании?
– Это Сенека. Он не так резок, как ты. Его трагедии и не играют.
– Чего мне бояться? Ведь со мной будет сорок тысяч зрителей!
– А как же он, – сказала она с тревогой, – как же Калигула?
Он поднял ее на руки и засмеялся:
– Его на представлении не будет, любимая. Ты еще не знаешь: по совету Мнестера мы назначили премьеру на тот день, когда император будет в море…
Квирина вздохнула с облегчением. Фабий продолжал:
– …в театре будут только наши, те, для кого мы играем. Как только текст будет одобрен цензурой, мы начнем репетировать.
– Но Калигуле донесут об этом. – Опасения все еще не оставили Квирину.
Фабий рассмеялся:
– Тем лучше! Я люблю беседовать с императорами. Мне ведь не впервой. А будет нужно – так и вывернуться сумею.
Нежные руки обвили его шею:
– Глупенький мой. Ты все смеешься. А я… я думаю о нас.
Она выскользнула из его объятий и настойчиво спросила:
– Скажи, ты любишь меня?
Он быстро поцеловал ее. Она мягко отстранилась и тихо сказала:
– И ты… ты должен это играть?
Лицо Фабия стало серьезным, он сжал в ладонях голову Квирины и, глядя ей в глаза, проговорил:
– Должен, Квирина…
Она села на скамейку в углу, примолкшая, растерянная. Потом, глядя на пол, начала снова:
– Ты думаешь о Телемахе?
Фабий воодушевился:
– О, какая это роль! Я написал ее так, как всегда мечтал. Если она мне удастся, то я сразу прославлюсь, как Апеллес, и заработаю кучу денег.
Она грустно улыбнулась, подумав о своих мечтах. Столько времени ушло на сочинение этой пьесы, Фабий так измучен, не будь Бальба, им нечего было бы есть, так что заработать теперь нелишне. У них будет свой дом. Она мысленно представила дом Апеллеса, виноградник, и ей даже послышались детские голоса. Но другое воспоминание разом разрушило прекрасную картину:
– Ты знаешь, какую награду получил Апеллес от императора.
– Не за пьесу же, моя милая. А за то, что он плохой комедиант. Поведи он себя в трактире иначе, ничего бы и не было. А я всегда сумею вывернуться, потому что я хороший комедиант.
Он взял ее за руку:
– Не бойся, все будет в порядке!
Она гладила его руку и преданно, с тревогой и верой смотрела ему в глаза. Она понимала, что все уговоры напрасны.
День клонился к вечеру, солнце уже не жгло так немилосердно, дышать стало легче. Цветы на грядке привяли.
Квирина полила их и уселась во дворе шить. Через открытую дверь ей был виден очаг, на котором варился в котелке суп.
Она узнала шаги Бальба. Он вошел во двор, улыбнулся Квирине и бросил ей на колени золотой так. словно это был камешек. Бальб, насвистывая, заговорил:
– Июнь, вот и жара. В тибурской мастерской было бы, конечно, полегче.
Но теперь там не работают. Говорят, закрыли на время. А в римской мастерской дышать нечем.
Он уселся на старый бочонок напротив Квирины.
Квирина смотрела на золотой, все эти речи не могли сбить ее с толку. И, дождавшись паузы, она энергично перебила Бальба:
– Мы не можем все время брать у тебя деньги, дядя.
Он насмешливо оскалил желтые зубы:
– Ну и ну! Не можете, говоришь. Чепуха. Когда будут, вернете. Я вам одолжил, вот и все. Золотой. Пф! У меня этих золотых, как блох.
Квирина, взвешивая монету на ладони, подозрительно смотрела на Бальба:
– Откуда это у тебя?
– Украл! Ты же знаешь! Руки-то у меня проворные, а? – набросился на нее Бальб.
– А куда исчезла статуэтка бога Баала? – поинтересовалась Квирина.
– Видишь ли, Руфий, он из нашей мастерской, хочет сделать точно такую же. Так что я ему ее одолжил, – забормотал Бальб.
– Значит, ты ее заложил? – строго спросила Квирина.
– Эй, девушка, не мели чепухи, посматривай-ка лучше за супом! Пригорит он у тебя! – взъерепенился Бальб.
Квирина подбежала к очагу, долила в котелок воды. Потом спрятала золотой и вышла во двор. Некоторое время она шила молча, горбун смотрел на нее и тоже молчал. Его карие глаза снова потеплели. Вдруг Квирина подняла голову и, снизив голос до шепота, спросила:
– Это правда, что он приказал убить своего брата Гемелла?
Бальб кивнул.
– Какой ужас! Я видела его однажды на форуме. Он вместе с бабкой выходил из храма. Нежный такой мальчик…
– Какой там мальчик! – досадливо проговорил Бальб. – Соперник, нежелательный противник, тут уж не посмотрят, что это ребенок. Да ты не думай об этом. От твоих слез он не воскреснет.
На улице послышался громкий голос Скавра. Он горланил рыбацкую песню: