Калигула или После нас хоть потоп, стр. 107
– Четверо моих людей несколько раз следовали за ним отсюда до дворца Авиолы.
– И дальше?
– Я подкупил надсмотрщика над рабами у Авиолы. Он подслушал разговор Авиолы с Луцием. Они шептались о тебе. Называли и день: октябрьские нонны.
Так они говорили неделю назад. Тогда я не посмел сообщить тебе об этом. ибо это было опасно для твоего здоровья.
Император долго молчал. Он был взволнован. Он понял игру Макрона, но страх за собственную жизнь принуждал его не верить и Луцию.
Энния подняла огромные черные глаза на Калигулу:
– Разве ты не помнишь, мой дорогой, как я тебя предостерегала от Луция Куриона, когда ты был еще наследником? – Голос у нее был сладкий, убедительно спокойный. – Он не нравился мне: чрезмерно честолюбив. Такие люди предают и способны на все. Мне было просто больно видеть его возле тебя, мой дорогой. Но я не ожидала…
Все трое говорят одно и то же, подумал Калигула. Хорошо ли это? А может быть, плохо? Где же правда?
– Невий! Когда Луций вернется в Рим, прикажи его арестовать.
Макрон наклонился через стол:
– И в Мамертинскую тюрьму?
– Сначала пошли его ко мне, – медленно сказал император.
– А что с Авиолой? – торопился Макрон.
– Сначала Луция, потом Авиолу! – сказал энергично император и гневно ударил металлическим футляром по мраморному столу.
Кассий Херея, который все время стоял за занавеской с мечом в руке, заглянул в триклиний.
– Спасибо тебе. Макрон, и тебе, обворожительная Валерия, за верность.
Я поступлю, как вы советуете. А теперь вина!
Херея спрятался снова.
Из хрустальных чаш с красным вином вылетали молнии, вспыхивая, они перекрещивались с молниями женских глаз. Четверо сидящих за столом людей думали каждый о своем.
Глава 43
Сестра Калигулы Ливилла слонялась среди росших в кадках пальм на крытой террасе императорского дворца. Ее каштановые волосы были распущены, ветер трепал их; она знала, что это ей идет. Ливилла была одета с обдуманной небрежностью, скорее раздета, чем одета. Она поджидала любовника и скучала, Из трех императорских сестер старшая, Друзилла, была подобна вихрю, младшая, Агриппина, напоминала задумчивый ветерок, средняя, Ливилла, – бурю. Она была похожа на смерч, на страшный, смертоносный омут. Она будоражила мир, она способна была вскружить голову любому, начиная с раба, который полол грядки в палатинском саду, и кончая сливками сенаторского сословия. О, Афродита, как она сумела одним только взглядом разжечь стоически холодное сердце мудрого Сенеки! Он часто бродил по саду, чтобы увидеть ее чувственный рот, эти обжигающие желто-зеленые глаза. Ливилла с жадным нетерпением меняла любовников, так что Рим холодел от ее неистовств. Но любовь ее к Луцию была исключительна. Чуть ли не месяц она оставалась ему верна.
По холму Победы к Палатину спешил всадник. Ливилла перегнулась через перила, вскрикнула и замахала рукой. Еще в седле всадник весело приветствовал ее. Потом соскочил с коня и вошел в ворота.
Ливилла не видела, как перед Луцием неожиданно выросли четыре огромных германца с мечами в руках, как начальник стражи арестовал его. Она ждала на террасе, через которую он должен был пройти к императору. Вскоре он появился: между четырьмя громилами, сгорбившийся, испуганный, в глазах тревога. Ливилла расхохоталась. Смех ее был бы приятен, если бы в нем не было столько откровенной грубости и бесстыдства.
– Что такое? Ты, и с такой свитой? Почему же они тебя сразу не сковали по рукам и по ногам? В какую же темницу тебя бросят? Я принесу тебе то, что ты любишь больше всего. – Громко хохоча, она отпихнула преторианца и при всех поцеловала Луция в губы. – Я знаю что! Ты будешь получать это каждый день! – И презрительно добавила:
– Какие, однако, глупости приходят братцу в голову!
Мозг Луция судорожно работал: что произошло, о боги, что произошло?
Он предстал перед императором.
Движение руки – и стража исчезла. Недалеко, наверно, мелькнуло в голове у Луция. Лицо императора было непроницаемо. Они были одни.
– Прости мне, дорогой, эту шутку. Я знаю. шутка неуместная, но ты извинишь мне мой каприз.
Луций был как в огне. Ласковый тон императора его не успокоил.
Напротив. Откуда же будет нанесен удар? С какой стороны? Император испытующе смотрел на Луция.
– Расскажи мне прежде всего, как ты устроил дело в Анции.
Луций заговорил. Голос его дрожал:
– Я доехал до Таррацины, а потом снова вернулся в Анций. Сделка с Авиолой почти завершена. Он сам придет к тебе, чтобы договориться о деталях!
– Вчера я ужинал с Макроном и Валерией.
Луций вздрогнул.
– Макрон обвинил Авиолу в подготовке заговора против меня.
Калигула внимательно изучал лицо Луция. Он заметил, как глаза его расширились от удивления. Удивление казалось искренним.
– Макрон советует отдать Авиолу под суд.
– Ему нужны его миллионы! – вырвалось у Луция. – Он давно по ним тоскует. – Луций запнулся, пораженный новой догадкой. – Но, может быть, золото он предложит тебе, а сам удовлетворится уничтожением его семьи, потому что тут есть еще и другие обстоятельства…
– Какие? Говори!
– Несколько дней назад Валерия устроила мне отвратительную сцену, кроме того, мне известно, что она подослала убийцу к дочери Авиолы. Я сказал ей, что думаю об этом. Понимаешь? Она из-за меня натравила своего отца на Авиолу. Это ее месть. Авиола невиновен!
Губы Калигулы вытянулись в две бледные ниточки. Глаза императора наполовину были прикрыты веками.
– Ты утверждаешь, что Авиола невиновен. Что это месть Макрона. Что же мне посоветуешь?
Луций выпалил:
– Сделай Авиолу своим финансовым советником!
Император рассмеялся.
– Ты сошел с ума?
Луций с жаром продолжал:
– Я думаю о Риме. Государству нужны деньги. Миллионы Авиолы? Но их хватит ненадолго. Ты предаешь его суду, и голова его слетит. Ты получишь много, конфисковав имущество Авиолы, у него куча денег. Но что, если устроить так, чтобы императорская и государственная казна через него получала сотни миллионов постоянно, непрерывно, ты понимаешь, дражайший?
Запавшие глаза императора блеснули. Он с минуту смотрел на Луция, а потом встал и начал ходить по комнате.
– Твой совет мудр, Луций. Завладеть этим живым источником золота!
Прекрасная мысль!
Он резко повернулся и крикнул:
– Чтобы он почаще бывал здесь, в моем дворце? Чтобы вы могли подготовить заговор прямо у меня под носом и в удобный момент отправить вслед за Тиберием?
Луций вскочил. Он покраснел до корней волос.
– О чем ты говоришь, мой Гай? Ты не веришь мне? Мой возлюбленный цезарь…
– Не говори о любви ко мне! Я знаю, о чем ты совещался со своим отцом здесь, в саду, когда мы пировали. – У Калигулы, блестящего оратора, от злости сдавило горло. Голос срывался, не повиновался ему. Он хрипел. – Вслух вы говорили о шарфе Сервия, а шепотом о том, что убьете Тиберия и меня! И меня!
– Пойми, дорогой! Мой отец хотел после смерти Тиберия вернуть республику, но я нет! Когда ты ехал к Тиберию, я встретил тебя у ворот дворца. Я шел предупредить тебя. Но ты не остановил коня, ты помчался дальше!
Калигула был непреклонен:
– Ты предал меня!
Луций воскликнул:
– Отца я предал, а не тебя! Я убил его этим. До сих пор я не могу смотреть в глаза матери. Я даже не ночую дома. И все это из любви к тебе.
Клянусь всеми богами…
– Не клянись! У меня есть доказательства!
Император бросил на стол проржавевший металлический футляр.
– Узнаешь?
У Луция перехватило дыхание. Страх сжал горло. Он упал на колени.
– Смилуйся, мой цезарь! Да, я знаю этот футляр, но я не видел его с тех пор, как умор Тиберий. – Луций отчаянно защищался. – Разве я не привел свой легион, чтобы охранять тебя? Разве я не вывел легион на форум, когда ты был еще в Мизене возле праха Тиберия, чтобы мои солдаты провозгласили тебя императором?