Рыцарь Шестопер. Новый дом, стр. 8
Прямой вопрос предполагал не менее прямой ответ. Но в данном случае даже соврать нечто стоящее – это самого себя завести в тупик. Лучше уж сразу признаться в самозванстве. Или выбрать роль упорно молчащего партизана. Помалкивать и недоговаривать показалось Шестоперу наилучшей идеей.
– Видишь ли, друже, не все так просто в моей истории. При всем желании и особой благодарности к тебе я не имею права рассказывать о себе вообще ни слова. Прими таким, какой есть… или я буду вынужден немедленно уйти.
– Да ладно! Что я, не понимаю высших законов конспирации? Еще как понимаю! – утверждал Гирчин. При этом в его тоне прибавилось уважения, и даже какой-то восторг пробился. – А уж если дело касается магистров ордена… – Наткнувшись на укоризненный взгляд рыцаря, зачастил: – Молчу-молчу! Больше ни одного глупого вопроса! И я весь, со всеми своими возможностями, знакомыми и связями, в твоем полном распоряжении. На материальную помощь тоже можешь рассчитывать. В меру толщины моего кошелька, конечно…
Так и хотелось на это сказать: «Ничего не надо, спасибо! Сейчас отдохну чуток, поем, да и потопаю…» Только вот куда было топать, если наверняка уже по всему королевству рыцаря Шестопера в розыск объявили? Фотографий тут нет, как и столбов для расклейки. Но в Средние века люди тоже прекрасно умели составлять устные описания, а потом по ним весьма эффективно разыскивать беглых преступников.
Так что не следовало отказываться от щедро предложенной помощи и в дальнейшем. Сам-то в Слуцк не пойдешь, с волхвом Гонтой не встретишься, баннерету Молнару весточку не отправишь. И тем более к русской миссии от князя Берлюты не подступишься. Здесь помощники нужны из местных. И Агап Гирчин (или кто он там на самом деле?) лучше всех подходил для оказания любого содействия.
Тем более что его статус все больше и больше рос в глазах выходца из двадцать первого века. Во-первых, хутор поражал размахом, роскошью и основательностью. Такие постройки в густом бору, да ничем, кроме невысокого заборчика, чтобы скотина не разбредалась, не огороженные, могут себе позволить либо очень знатные персоны, либо волхвы рангом не ниже, чем у вищинского Гонты.
Во-вторых, баня. Она могла оказаться объектом зависти большинства новых русских, проживающих на Рублевке. Все топится по-белому, ни пылинки, ни соринки. Отличная мебель. Громадные окна, сквозь которые хорошо просматривается чуть ли не весь двор с мечущимися по нему девицами.
Ну и, в-третьих, сами девицы. Этакие элитные красавицы, которых в одном месте любого мира трудно собрать в количестве более пяти штук сразу. А здесь – более десятка! И все из кожи вон лезут, чтобы угодить Агапу и его гостю. Пока мужчины беседовали, стол в предбаннике уставили неимоверным количеством тарелок с закусками. Тарелки удивляли своим изяществом и благородным рисунком по краю. Такой роскоши, похоже, что сделанной из фарфора, Василию Райкалину еще здесь наблюдать не доводилось.
Имелись и другие мелочи, более приличествующие князю, а то и королю. Те же полотенца из мягкой, приятной на ощупь бумазеи явно опередили свое время. Подобную ткань научились делать в тринадцатом веке в Валенсии. А до славянских земель она дошла лишь в шестнадцатом веке, если судить по известной перерожденцу истории.
Иначе говоря, статус владельца хутора несколько не соответствовал существующим реалиям. И если бы Грин не получил подсказок от смерченя о личности своего нового товарища, сейчас бы терзался в страшных сомнениях. А так:
«Власнеч, да еще немалой силы, да при правильной организации досуга, работы и развлечений, может жить как у Макоши за пазухой. Удивляет только, как это такой человек в тюрьме оказался? И как он будет дальше прятаться с такой приметной внешностью?.. Ну и в остальном… Что за орден такой странный и непонятный, что ему даже колдуны прислуживают?..»
Василий сделал для себя вывод: молчать как можно больше, пить как можно меньше, а в идеале как можно быстрее придумать, как отсюда выбраться и что делать дальше.
Наверное, эти мысли помешали ему присматриваться ко двору и прислушиваться к звукам снаружи. И грохот сапог на крыльце, а потом и резко распахнувшаяся дверь в баню заставила его вздрогнуть и запаниковать: «Неужели настигла погоня?!»
Глава пятая
Народ к разврату готов!
Судя по тому, насколько радостно Агап вскинулся навстречу прибывшим, опасаться двух рослых, крепких воинов не стоило. Похожи, как братья, старшему около пятидесяти, младшему чуть за тридцать.
После шумных приветствий и заверений о счастье свидеться в самом деле выяснилась родственность отношений:
– Это барон Гармаш! – представил Гирчин старшего из мужчин. – Иван Гармаш, мой старый приятель, наставник, советник и хозяин всех этих мест. Вот, даже разрешил мне здесь скромный хуторок срубить!
Барон на эти слова только раз, скорее всего нечаянно, моргнул в недоумении расширившимися глазами, но продолжал белозубо улыбаться.
– А это его сын Бронислав! – продолжал гигант, похлопывая по плечу второго гостя. При этом он нисколько не стеснялся своей наготы и не спешил поднять упавшую на пол простыню. – Вояка! Истинный витязь! Хоть и молодой, но тоже умеет хранить тайну и не задавать глупых вопросов!
Последнее утверждение явно озадачило Бронислава, но рот, готовый исторгнуть нечто вопросительное, он послушно прикрыл. Тогда как хозяин хутора представил местной знати и своего недавнего сокамерника:
– Грин Шестопер, вместе бежали с ним из столичной темницы. Причем Грин не простой рыцарь, но вхож в высшие круги нашего общества, о коих не стоит упоминать всуе.
После такого предупреждения, подкрепленного поднятым вверх указательным пальцем, барон с баронетом дружно хмыкнули и синхронно кивнули. Да и молодой Бронислав с готовностью сменил тему разговора, кивая на стол:
– Мы пир здесь будем устраивать или?..
– Что ты! – возмутился Агап. – Здесь только легкая разминка. Потом переходим в дом. Догоняйте нас и присоединяйтесь!
И первым направился к внутренней двери, поманив за собой и Шестопера.
Дважды приглашать здесь, видимо, было не принято. Потому что гости за минуту сбросили с себя не только оружие, но и всю одежду. Потом залпом выпили по кружке медовухи, закусили какими-то соленьями и устремились в моечную.
Там тоже все было неплохо устроено, а уж три громадные бочки, на треть возвышающиеся над полом, вполне могли сойти за небольшие бассейны. И как раз возле бочек крутилось пяток женщин, заканчивая то ли наполнять деревянные ванны, то ли облагораживать воду какими-то солями и пахучими экстрактами.
Что несколько смутило кутающегося в простыню рыцаря, так это нагота красоток. Естественно, Василий сразу вспомнил: он в этом мире еще ни разу и ни с кем. И не только он вспомнил, а и вырвавшееся из подчинения тело попыталось жить и думать самостоятельно. Стало неловко, неудобно, и радовало лишь, что никто из мужчин вроде на него не косился и шуточками на эту тему не разбрасывался. Хотя женщины пялились не в пример более откровенно на мужские достоинства.
Все четверо быстро ополоснулись теплой водой, налитой в нескольких деревянных шайках, да и двинулись в парную. Откуда послышались восторженные крики недавнего зэка по кличке Куча:
– Лепота! Подайте еще огонька в печи, девки! И это… веники несите!.. Каждому!
Шестопер не успел проскользнуть в парную и прикрыть за собой дверь, как за ним ворвались те самые красотки из мыльной. Затем еще трое откуда-то взялось, и получилось, что на каждого пришлось по две мойщицы, готовых не только охаживать мужчин веничком, но и прочими плотскими утехами порадовать. Прильнувшие к Шестоперу девицы заставили его избавиться от простыни и довольно умело принялись массировать плечи и спину.
Волей-неволей следовало как-то определиться. Либо расслабиться, лечь на живот, как Агап и Иван, и испытать все прелести здешнего массажа. Либо, беря пример с молодого, экспансивного Бронислава, дать волю инстинктам. Баронет не мог, а скорее всего и не хотел сдерживаться: чуть ли не сразу подмял под себя одну из красоток, тогда как вторая своими ручками и всем телом постаралась добавить в процесс элементы эротического наслаждения.