Рыцарь Шестопер. Новый дом, стр. 70
Ведьма вроде как согласилась, и связь для экономии энергии прервали.
Время терпело, ведь ни пыток, ни прочих неудобств Зареслава в тюремной камере не испытывала. Но ведь все могло измениться буквально за одну минуту, достаточно было появиться в замке какому-то властному уроду. Поэтому Шестопер стал вновь настаивать, что немедленно должен ехать.
И аргументы приводил вполне логичные. Штурм замка ничего не даст. Пленницу в любом случае успеют умертвить, а то и труп сожгут, чтобы не оставлять следов своего преступления. Это если защитники твердыни сдадутся после приказа своего князя. Но надеяться на такое бесполезно. И при любом раскладе от пленницы будут избавляться.
Может, его все-таки не пустили бы, но в силу вступал закон рыцарства: каждый вправе идти в смертельный бой за свою прекрасную даму. Отменить этот закон и король был бы не в силах. Да и волхву Грин шептал на ухо раз за разом:
– У меня чорзань! Я их там в капусту покрошу, но вырвусь оттуда!
Старик понял, что парня не удержать.
– Если не можешь остановить неизбежное, постарайся это возглавить! – И пояснил изумленному перерожденцу: – Я ведь обещал быть хорошим пастухом. Да и кто будет управлять лошадками, запряженными в карету? К тому же мои силенки в случае чего могут сказать решающее слово в потасовке.
– Но ведь тебя там каждая собака знает!
Еще бы! В княжестве старика и в самом деле знали в лицо буквально все подданные князя.
– Ха-ха! А вот посмотришь на меня через десять минут! А теперь слушай внимательно!
Грин повиновался. Потому что хорошо помнил, как сражался и что умел Агап Гирчин, какой-то там по номеру. Если старикан тоже обладает такими возможностями, то на пару с реально защищенным рыцарем они могут не сильно напрягаясь взять замок штурмом изнутри. Себе он при этом, конечно, льстил, а вот волхва скорее всего даже недооценивал.
Так что вскоре по главной дороге к замку отставного маршала Соляка запылила крытая карета, запряженная парой лошадей, и одинокий всадник. За кучера был сухощавый кмет среднего возраста, в просторной рубашке, подпоясанной цветным кушаком. Ну а молодой рыцарь во всей красе восседал на коне. Чувствовалось, что это непростой рыцарь, очень непростой. И сбруя у него позолоченная, и оружие дорогущее, и конь стоит целое состояние. Даже странно, что он путешествует в одиночку.
Глава тридцать восьмая
Фиаско замыслов враждебных
При виде таких путешественников тревогу играть никто не стал, мост через ров не подняли, решетку не опустили. Разве что к пяти угрюмым стражникам с тяжеленными бердышами в руках добавилось еще пятеро таких же.
– Стой! – вышел на мост один из них. – Кто такие и чего надо?
С близкого расстояния стало видно, что за узкими щелями бойниц стояли лучники с готовыми для стрельбы луками.
Но ни один мускул не дрогнул на лице рыцаря, когда он спесиво заявил:
– Имя мое останется в тайне. А прибыл я как посланник великого хана Золотой Орды. И мне надо немедленно видеть подданных хана, чтобы отдать им его божественное распоряжение! Пусть предстанут предо мной сию же минуту!
Эффект получился впечатляющий. Все десять воинов, наверняка предупрежденные о чем-то подобном своим хозяином и работодателем, нахмурились еще больше и сжали свои бердыши так, что древки заскрипели от кольчужных перчаток. Глаза заблестели от злобы, что фонарики с неоновым лучом. И любой бы догадался, что не все так однозначно в этой юдоли предательства, обмана и подлости. Видимо, простые стражники ненавидели монголов и все, что с ними было связано.
Но над ними были командиры и власть имущие, которые думали совсем иначе. Из темноты воротной арки вышел вояка с нашивками десятника. Пройдя вперед сквозь строй своих подчиненных, он остановился и довольно приветливо поинтересовался:
– А чем достопочтенный рыцарь докажет, что он послан великим ханом?
– Тебе это о чем-то говорит? – Прибывший поправил свисающую с пояса на цепочке золотую пластинку. Не увидев отблеска узнавания во взгляде десятника, добавил: – Тогда позови сынов Золотой Орды!
– Они сейчас будут здесь, – сообщил воин и шагнул в сторону.
Занявшие его место трое азиатов сразу прикипели взглядами к пайцзе. А еще через мгновение словно по команде рухнули на колени, вытянули руки вперед и, коснувшись лбом земли, застыли. По утверждению беглых профессоров, так они себя отдавали в полную власть великому хану. Точнее, его высшему представителю. И тот мог наказывать или казнить кого угодно, отрубая руки или головы.
Минуту следовало молчать, как бы в раздумье. Попутно нагоняя страха на преклоненных и добавляя почтения к себе лично.
Что рыцарь и проделал, восседая на коне, словно каменная статуя. Ну разве что незаметно любовался вытянувшимися мордами стражников и десятника. Те округлившимися глазами наблюдали за монголами и, похоже, впервые видели такое явное раболепие с их стороны.
Слишком затягивать события тоже не следовало, и Грин сказал:
– Я спешу выполнить волю ослепительного владыки всего мира. Проведите меня немедленно к пленнице, привезенной недавно!
Троица монголов вскочила на ноги и чуть ли не растолкала в стороны местную стражу. При этом руки у них лежали на рукоятях сабель, и было видно, что, случись ничтожное непослушание, оружие будет пущено в ход без малейших колебаний.
Пока рыцарь, а за ним и карета въезжали во внутренний двор, там появилось еще десятка полтора монголов. Но в сторону каждого неслось короткое, непонятное шипение, и люди падали наземь, оставаясь в такой позе не меньше минуты. Потом они вскакивали и старались создать некий барьер безопасности вокруг посланника великого хана.
Оказался среди них и тот, который, похоже, здесь был старшим. Полусогнувшись, он попытался приблизиться к спешившемуся рыцарю и силился что-то спросить на уйгурском. Посланник уставился на монгола ледяным взглядом и злобно зашипел:
– Разве я с тобой заговорил? И разве я с тобой заговорил на чуждом для этих земель языке?
– Прости, Сияющий! В твоей воле казнить меня! – упал на колени монгол и согнулся бубликом.
Рыцарь чуть скривился в сомнениях. Уж очень ему хотелось полоснуть мечом по открытой шее. Еле удержался.
– Ты вызвал мое недовольство, учти это! Приготовьте продукты для ведьмы, немного одежды и питье. Все уложить в карету. Она отправляется со мной в дальний, очень дальний путь.
И пошел к замку. Провинившийся тип семенил сзади, пыхтя от усердия, потея от непонимания и опасаясь хоть что-то спросить на ходу. Тогда как Василий уже общался мысленно с Зареславой:
«Хватит паниковать! Я уже спускаюсь к тебе! Все нормально! Не забудь притвориться когда надо и как следует. Не подведи, любимая!»
Посланника привели в большую камеру, перегороженную двумя рядами решеток. На одной половине восседал в удобном кресле седой дедок и с аппетитом уминал стоящие перед ним на столике блюда. Это он так пытался раздразнить аппетит у пленницы.
Но, услышав шум и увидев вошедших, чуть не подавился. Еле откашлявшись, уставился на незнакомца с гневом и страхом одновременно. Собрался уже и рот открыть не то для крика, не то для вопроса, но странный гость вначале указал на старика указательным пальцем, а потом сжал кулак.
Очень понятно получилось: «Закройте ему рот!» Тут же к старику метнулись два монгола, шепча что-то в оба уха и призывая вести себя благоразумно в присутствии сияющего обладателя пайцзы.
Дедуля в сомнении притих, хотя взглядом ощупывал гостя с ног до головы. И Шестопер запоздало осознал небольшой просчет: слишком хорошо отставной маршал знал некоторые детали богатых доспехов. Мог припомнить, что кому принадлежало, и что-то заподозрить. Правда, он и вякнуть не успеет. Один жест – и старика не станет.
Поэтому следовало его хоть немного успокоить:
– Соляк, твои заслуги высоко ценятся великим ханом. Особенно последние деяния. Так что вскоре жди особые подарки. Да и в будущем твои привилегии еще больше увеличатся. – И приказал переминающемуся рядом тюремщику: – Открывай!