Страна Арманьяк. Дракон Золотого Руна, стр. 15

– После переговоров я оттяпаю тебе башку, барон! – с возмущением рявкнул гауптман и потянулся к топору.

– Поединок? Без вопросов. Я выдеру кольцо из твоего носа, бычок… – Я со смехом ткнул на изображение быка на котте швейцарца. – Прямо сейчас и здесь же!

– Да как ты смеешь!.. – заревел конфедерат и чуть не двинул кулачищем своего пажа, осторожно попытавшегося обратить на себя внимание. – Что? А… ну да…

Гауптман несколько раз шумно вздохнул и, едва сдерживая гнев, снова обратился ко мне:

– Тут эта… словом, мы готовы отпустить вас к чертям собачьим. С оружием и знаменами… Иначе передавим как щенят.

– И что же мы вам за эту милость должны будем?

– Вот это! – Гауптман ткнул рукой куда-то мне за спину.

– Что? – Я сразу не понял, что хочет дикий швис. – Это? Ну не-эт…

До меня наконец дошло, чего хочет конфедерат. За нами, над леском, возвышался золотой шпиль шатра Карла Бургундского. Естественно, уже пустой… герцог со свитой рыцарственно смылся оттуда.

– Почему нет? – Кантонец недоуменно выпятил глаза. – Вашего господина там уже давно нет. Отдавайте – и валите. А на съезде кантонов меня за этот трофей включат в песнь славы…

И немного сконфузился, поняв, что выдал лишнее.

– Я даже не знаю… – изобразил я мучительные сомнения. – А подумать можно?

– Недолго! И не забывай, барон, что у нас с тобой поединок…

Итак… еле сдерживаю себя, чтобы не пуститься в пляс. Да на хрен мне этот шатер сдался? С удовольствием сменяю его на свою драгоценную жизнь… М-да… Но это я. Остальным капитанам предмет сговора являть нельзя ни в коем случае. Упрутся рогом: типа потеряют с шатром свою честь. С этими рыцарственными придурками надо держать ухо востро…

– Гауптман… давай так. Только солнце коснется вот этой вершины, мы снимемся и уйдем. Забирай шатер и все то, что там найдешь. Идет?

– Идет… – явно обрадовался бородач. – Я как раз пока разомнусь с тобой немного. Гы-гы-гы…

– Не спеши. Давай сюда своих выборных… как их там… старейшин… старцев… aksakalow…

– На хрена? – искренне удивился швейцарец. – Э-э-э… не доверяешь моим словам?

– Кому? Тебе? Конечно нет! Давай, форвертс, шнеллер, а я пока своих приведу. И это, драться я буду с тобой на… да все равно, но я с цвайхандером…

Вот так, с ними надо говорить на понятном им языке. В задницу куртуазию…

– Ну что, Жан? – Жорж и Джон с опаской уставились на меня. – Что они хотят?

– Договорился. Мы беспрепятственно уйдем. Через пару часов.

– А не будет ли в этом урону нашей чести? – с сомнением покрутил головой де Розюмбо. – А может?..

– Рано помирать. И урону чести не будет… А пока пошли, посмотрите, как я этому быку рога посшибаю…

Кантонцы оказались не столь уж дикими. Во всяком случае, условия поединка выборные делегаты обсуждали достаточно учтиво и профессионально. Моими секундантами, как вы уже догадались, выступили оба капитана. Хотя про секундантов – это моя отсебятина: нет такого термина пока.

Я нешуточно просил Бога, чтобы еще и они не влезли в свару. И так договор похож на полную авантюру: пока не окажусь возле Грансона, не поверю, что нас выпустили. Так что не стоит горцев излишне будоражить. Уже кажется, что под их взглядами латы сейчас расплавятся.

Ганс оказался дворянином, причем даже рыцарем из Цюрихского кантона. Хотя мне все равно.

– Готовы? – рыкнул седой кряжистый старик с медведем на ваппенроке.

– Вы готовы, господа? – повторил его вопрос Жорж, но более благодушным тоном.

И, увидев наши кивки, дуэтом подали команду:

– Начали!

Я, на уровне груди придерживая фламберг за рукоять и рикассо и направляя его острие на швиса, стал немного отступать назад и в сторону, выманивая горца на атаку. Ожидаемо он вооружился алебардой, но не строевой – с древком под три метра, а обычной пехотной. Давай, родной, сделай выпад…

– Х-хах!.. – Горец резко выдохнул и выбросил свою дуру вперед по нижнему уровню, затем убрал ее под руку и, резко сорвав дистанцию, сделал выпад уже в голову.

Очень хорошо, я и не ожидал, что ты своей палкой как топором махать будешь…

Забрало на саладе я опускать не стал, поэтому с обзором проблем нет. Ушел в сторону и контратаковал – тоже колющими выпадами. Лицо-грудь-пах-смещение и режущий по рукам…

И тут же чуть не оказался на земле. Клятый горец зацепил меня крюком за наплечник и с силой дернул на себя. А когда крюк сорвался, продолжая движение алебарды, ударил древком по ноге…

Ах ты, с-сука!!! Едва успел подставить клинок, смягчая удар, и со всей дури двинул швиса яблоком рукояти, в скулу. А когда он, пошатнувшись, сделал шаг назад, переступил и собрался косым ударом снизу поставить точку в этой возне…

Но ушибленная нога подвернулась, и я повис на гауптмане, увлекая его на землю. Грохнулся сверху и уже толком ничего не соображая, в разрез выставленных рук, двинул его пару раз по морде. Со всей дури! Всем корпусом! С локтя, вбив наносник в горбатый шнобель! И, уже разглядев закатывающиеся зрачки у конфедерата, потянулся за мизерикордом. Ф-фух… это тебе не на рапирах элегантно пыряться…

– Признаешь ли ты себя побежденным, Ганс Вальдманн? – Граненое жало накололо горцу кожу под глазом.

Угрожающий ропот со стороны швейцарцев…

– Да пошел ты!!! – прохрипел гауптман и попытался плюнуть расквашенными губами.

– Ты свободен! – Я убрал клинок и, пошатываясь, встал.

Чуть не заорал от дикой боли в колене, но справился. Сука… еще не хватало… Гасконцы не хнычут перед врагами. Млять… гасконец гребаный… Коротко поклонился горцу, затем повернулся к выборным конфедератам и повторил поклон.

– Я признаю твою доблесть и рыцарственность, гауптман Ганс Вальдманн, и не буду требовать признать поражение. Я признаю вашу храбрость и воинское умение, гордые дети лесов, гор и равнин. Вы сегодня победили заслуженно, и я не хочу и не буду омрачать вашу радость. Говорю, призывая в свидетели искренности своих намерений Пречистую Деву Марию, матерь Господа нашего!

Возмущенный и зловещий ропот сменился гробовым молчанием.

Подошел к швейцарцу и протянул ему руку…

– Святой Бонифаций! Этот бургунд все понимает! Он достойный воин! – громко воскликнул один из выборных. – Ганс, протяни ему руку!

Швейцарцы разразились одобрительным гулом.

– Давай, капитан!..

– Окажи ему честь!..

– Он достоин!..

Гауптман секунду промедлил и с моей помощью встал. Посмотрел мне в лицо и, запинаясь, сказал:

– По нашему обычаю… по обычаю… мы должны соединить свою кровь…

– Я не буду противиться…

Чуть не забили же, горные медведи, обступив и хлопая по плечам! Сука, ну куда столько чеснока жрать? Воняет же! Спасибо, что еще никто не курит. Появилась бронзовая чашка с вином, куда мы уронили по паре капель крови.

– Я разделяю эту чашу со своим братом! – прошепелявил Вальдманн. – Отныне и вовек, мой дом – твой дом. Моя семья – твоя семья… мое… твое…

Ага… пару зубов я тебе вынес, лесной чертяка…

Оборванец в тирольской шляпе и рваной кольчуге подсказал мне:

– Говори то же самое. Потом выпьете вино и поцелуетесь.

Да понятно…

– …братом… мой дом… моя семья…

Рев и оглушающие удары по плечам. Зараза, как же нога болит! Мля, уже представляю, что расскажут Карлу про этот цирк…

И все-таки они нас выпустили…

Глава 8

– Жан… – Миддлетон не выглядел смущенным, но тем не менее запнулся. – Я… я понимаю, что вы всех нас спасли, но не понимаю: как?

– Держи… – Я передал ему кожаную флягу с добрым бургундским. – Ты на фигляров любишь поглазеть?

– Смотря на каких, – недоуменно пожал плечами англ и присосался к фляге. – А при чем здесь это?

– Что тут непонятного?! – скривился де Розюмбо и отобрал у него вино. – Как ты думаешь, почему народ на площадях и рынках просто обожает скверных фигляров? Ну… не совсем скверных, а, скажем так… неизысканных, грубых.

– Чернь, – коротко высказался Джон. – Что с них возьмешь?