Прыщ, стр. 62

— Ты-то под крышей сидел! А я-то под снегом! В железах тяжких!

Как будто от Володши зависел режим содержания под стражей…

Молодой князь озлился на родню и «их всех». Чётко понял, что сила князя не в чести, не в «Правде», а в силе его покровителя. Не в процветании населения управляемых владений, «от бога данных», но которые в любой момент могут отобрать воинской силой, а в размере этой собственной силы. Который впрямую зависит от веса мошны. Многочисленные примеры использования литовских наёмников в эти годы в Полоцкой земле — тому подтверждения.

Вот так думая сам, он и правил так. И людей себе подбирал — со сходными понятиями. Собственных, с детства воспитанных, лично преданных «янычар» — у него не было. Не вырастил ещё. А что подрастало — погибло в Изяславле. Люди, нынче составляющие его дружину, были людьми случайными, нанятыми, не взращенными.

Эти свойства самого князя и его людей наложились на особенности места-времени.

Здесь, на огромной петле, которую проложила Волга, подбирая «младшую сестру» Вазузу, сошлись концы многих торговых путей, на юг и на север, на восток и на запад. Но, в отличие, от Вержавского пути, дававшего огромные, по нынешним меркам, деньги в казну владетеля, здесь было разбойное гнездо.

Вержавский путь — весь под одной «шапкой». Там построена система, там обеспечение безопасности приводит к доходности. Там власти ничего не берут с торговцев — только предоставляют. Купцы сами все деньги отдают местным. А уж местные — властям.

Тут порубежье: Ржев — под Смоленском, Тверь — под Суздалем, Молога (ниже по Волге) — Новгородская. Дороги — реки да волоки — многочисленны, разнообразны, хитры, переменчивы. Шиш речной отскочил от Зубца вверх по Вазузе, гробанул там чего-нибудь… смоленское, проскочил до устья Тиверцы — а там в шести десятках вёрст уже Торжок новгородский. А у новгородцев «суд правый» сыскать… только своим.

— Не, ты прикинь! Десяток вёрст по Вазузе — тама Фомино Городище. Идём, гуляем. Бабёнку, там, какую… ну, ты что, четверть хмельного не выставишь?! Она — брык! Пьяненькая, глупенькая, на всё согласная. В саночки её… И тихонько, затемно, резвой троечкой… Вдвоём, один — на конях, другой — на бабе… Два ста вёрст всего-то! По реке-то! В два-три дня — в Торжке! Бабу скинул — шесть гривен на кису! Шесть! Двенадцать коров купить можно! И так — хоть каждую неделю! Это тебе не медведей по буреломам сыскивать да заламывать!

Жаркий шепот инициатора очередного средневекового стартапа, уговаривающего потенциального подельника, разносился по конюшне и мешал мне спать.

Глава 305

Уверен, что Володша о делах Ростика, о его «Уставной грамотке», о порядках на «пути» — слышал. Но Ростик долбил это дело лет двадцать. У него было ресурсы второго города в стране. У Володши… да ещё с пониманием возможного пинка в любой момент… Вместо последовательного обустройства путей, методичного выбивания разбойников, выжигания их гнёзд, «напущенный» Тверской князь начал «хапать». В первый год это дало эффект — разбойники попрятались. Теперь они снова по-вылезали, малость оголодавшие и от этого осмелевшие. Да и собственно княжие ведут себя аналогично. Единственное, что хоть как-то сдерживает переход в режим «народной войны» — всех против всех — страх перед Боголюбским.

«Бешеного Катая» здесь хорошо знают. Знают, что он просто выжигает селения, где найдено краденое. Что он придёт со своими обрусевшими кыпчаками, которые и на лодках гребут, и из луков стреляют. Стреляют значительно лучше и дальше местных лесовиков. В лесу-то от дальнобойности толку мало, а вот на озере, на речной глади… И ведь они же слов не понимают! От местных, хоть каких, можно откупиться! Поганые — тоже берут. Потом грабят, режут, насилуют, угоняют и выжигают.

Боголюбский следует статье 5 «Русской Правды»:

За разбой без причины («свады»), типа: просто кушать сильно хочется — высшая мера, «поток и разграбление». Сметной казни «Русская Правда» вообще не предусматривает.

Вообще-то, по закону, должно быть одно из двух: или вира с круговой порукой, или высшая мера персонально. Но у Боголюбского идёт постоянное смешивание. «Я так вижу». А уж найти повод, когда кыпчаки сыск ведут… Только пепелища остаются.

Но нынче местные шиши трудятся без опаски: у Боголюбского новая головная боль образовалась. Осенью 1163 года в устье Оки пришёл большой лодейный караван с Низу: Ибрагим, эмир Великой Булгарии, соизволил посетить сии дикие языческие места и принести на Окскую Стрелку свет истинной веры — зелёное знамя ислама.

произнёс эмир в своей неизлечимой мудрости и праведности. И город был заложён, и нарекли его по имени основателя и светоча: Ибрагимов городок. Другое название — Бряхимов.

Давний спор между русскими князьями и булгарскими эмирами: кому драть шкуру с мари и мордвы на пространстве между устьями Оки и Суры, получил новый поворот. На смену периодическим набегам и стычкам на спорных территориях эмират приступил к основанию городов.

Эмир рассчитал правильно: собрать рати, когда уже началась жатва — практически невозможно. Воевать в малонаселённой местности под осенними дождями или зимой… наши кони не монголы — хвою не едят. Ответный поход отложили до весны. Всю зиму булгары строили крепостицу, местное население, получившее кучу красивых тряпок в подарки — пришлых активно поддерживало и снабжало.

Всем понятно, что Боголюбский такой наглости терпеть не будет — соберёт дружины и весной пойдёт выбивать агарян нечестивых. Поэтому до лета на Верхней Волге можно грабить спокойно — у суздальских другая забота есть.

Вот таких слухов, наблюдении и соображений я наслушался, лёжа в яслях. Не в том смысле, как вы подумали, а в конюшне.

Почему в яслях? Так ведь Россия:

Воруют всё, но особенно лошадей. До такой степени, что в этом 12 веке русским мастерам-замочникам пришлось придумать специальную запирающуюся конструкция для конских пут. Не от своеволия коней, а от хитростей конокрадов. У меня замков таких нет, а аборигенам плевать, что у нас кони соловые, а не вороные: мы со своей тройкой, среди массы одноконных крестьянских возов, как «Три тополя на Плющихе». В смысле: окружающих от зависти плющит. Народишко-то… вороватый. Сведут коней, как пить дать, сведут.

Конюшня большая, лошадей сорок можно поставить. Половина места занято: Зубец — село, в смысле — церковь есть. Народ с округи сюда на водосвятие съехался. А вот дальних купцов мало, морозится неохота, крещенские морозы в дороге — не радуют.

Приезжие почти все в церковь ушли. Там уже богослужение идёт, кондак Богоявленский поют:

Выражение: «с кондачка» — слышали? Вот как раз с него, только с маленького.

Интересно, а бывает «Свет приступный»? Это когда — свечечка на приступочке?

Какой-то возчик, проходя мимо удивляется:

— Эй, малой, ты чего валяешься? Смотри — водосвятие проспишь.

Пойти, что ли, глянуть? Прорубь — «иордань» — вырублена как раз напротив устья Шешмы, от ворот постоялого двора, где мы встали, хорошо видать. Да и Сухана глянуть надо: я его с поклажей в доме положил. Холодно на дворе. Пущай в тепле хотули наши посторожит. У него опять сопельки пробивает. Он же «зомби», он же сам не скажет. Но он же без команды и не «отойдёт на минуточку»! А мужику и до ветру сбегать временами надо.