Собрание сочинений в десяти томах. Том 9, стр. 32
Филиппо. Да, велика.
Геро. У меня третий день болит шея от этих разговоров.
Камилл. В Шарантоне на обеде у Паниса мы устроили встречу его с Робеспьером. Хотели их помирить.
Дантон (хохочет). Я дал ему понюхать вот эту ладонь: что, Робеспьер, пахнет? Чем пахнет? Кровью? А ведь я только что надушил ее духами Луизы. (Хохочет.) У него еще длиннее вытянулся нос. Он понюхал, ха-ха, понюхал!
Камилл. Робеспьер сказал: «Хорошими гражданами не могут считаться те, кто пытается разоружить республику в разгар борьбы, и те, кто хочет быть снисходительным и милосердным. Только железная диктатура может спасти Францию».
Люси. Это правда, Дантон?
Дантон. Они не посмеют тронуть меня. Мой час еще не настал. О, черт, у меня болит голова, мне надоела политика. Неужели нет места на земле, где можно было бы забыть на минуту самого себя.
За окнами слышен нарастающий шум голосов, крики.
Луиза (вскакивает). Боже мой!
Все прислушиваются. Филиппо подходит и тушит канделябр. Остается одна свеча.
Дантон. Что это? Вы слышите?
Камилл. Уличная драка.
Луиза. Не уходи.
Дантон. Камилл, ты помнишь эти крики? Эти страшные крики, эти звериные вопли, эту кровь, факелы, пронзительные вопли с той стороны Сены? Ты их забыл? забыл? (Быстро идет к двери, за ним Филиппо.)
Луиза. Ты уходишь?
Дантон. Будь здесь, жди, я вернусь.
Картина вторая
Перекресток двух парижских узеньких улиц. Мрачные дома, выступающие вперед этажами. Дверь грязного кабачка. На углу, на железном кронштейне, – фонарь. В дверях кабачка возня, крики.
Симон. Ведьма, ведьма проклятая, ведьма!
Жена Симона. Помогите, помогите!
Симон. Нет, я тебя живой не выпущу. Вот тебе, вот тебе!
Жена Симона в растерзанном платье выскакивает на улицу. Из-за углов, из дверей высовываются граждане.
Голоса. Симон! Симон! Опять этот Симон! Разнимите их!
Жена Симона. Граждане, меня убили!
Симон. Я должен ей расколотить башку, она ведьма!
Жена Симона. Ты у меня заплатишь за эти слова, старый пьяница!
Симон. Вы видели, слышали? (Кидается на жену.)
Граждане оттаскивают его. Гул голосов.
Граждане, где моя дочь? Пусть она скажет, ведьма, где моя девочка. Нет, она уже теперь не девочка. Ты слышишь, окаянная ведьма? Ни девочка, ни дама и ни женщина. Уличная потаскушка моя дочь!
Гражданин в красном колпаке. Помолчи, помолчи, Симон.
Симон. У меня больше нет дочери!.. (С воплем валится на мостовую.)
Жена Симона. Симон, Симон, что с тобой? Он, граждане, очень хороший человек, покуда не напьется.
Гражданин в черной шапочке. Надо отнести его в дом.
Гражданин в красном колпаке. Что у вас произошло, я спрашиваю?
Жена Симона. Моя дочь, видите ли, добрая девочка. Ей жалко видеть, что у ее родителей часто не бывает ни хлеба, ни вина. Она, видите ли, пошла на улицу.
Симон. Ага, ты призналась!
Жена Симона. Ах ты, пивная бочка, Иуда, паршивый верблюд! Да ведь если бы моя дочь, ангел кротости и невинности, – я в этом клянусь, граждане, – не приводила с улицы гостей, что бы ты пил, что бы ты жрал, старый грязный вонючка? Нет, подумайте, дочь на него работает, а он…
Симон. Дайте нож, я зарежу эту сводню!
Гражданин в красном колпаке. Нож нужен не для твоей несчастной жены, Симон, а для тех нужен острый нож, кто развратничает с твоей дочерью, покупает ее тело.
Голоса. Верно, верно, верно!
Гражданин в красном колпаке. Горе бездельникам, горе развратникам, горе богачам! Мы голодны, у нас нет хлеба, нет мяса, нет вина. Когда мы протягиваем руки, стеная от голода и жажды, – эти бездельники, эти развратники, эти нажившиеся на революции богачи, эти негодяи говорят: «Продайте нам ваших дочерей». Вот для кого нужен нож.
Голоса. Хорошо сказал! Правильно! Резать, резать!
Гражданин в черной шапочке. Нам говорили: «дворяне пьют народную кровь», – мы повесили аристократов. Нам говорили: «жирондисты заставляют народ голодать», – мы отрубили головы жирондистам. Но мы голодаем не меньше, у нас нет дров, нет хлеба, нет соли. Кто пользуется нашими титаническими трудами, нашими нечеловеческими муками? Долой тех, кто наживается на революции! Долой богачей! Смерть всем, кто одет не в лохмотья!
Голоса. Смерть, смерть всем, кто одет не в лохмотья.
Гражданин в черной шапочке. Смерть всем, кто богаче нас!
Гражданин в красном колпаке. Смерть всем, у кого чистое белье!
Голоса. Смерть, смерть!..
Выкатывается из-за угла толпа, тащит к фонарю молодого человека.
Голоса. У него носовой платок! Смотрите, носовой платок! Он сморкается в носовой платок! Аристократ! На фонарь, на фонарь, на фонарь!
Молодой человек. Господа!
Гражданин в красном колпаке. Здесь нет никаких господ. Здесь санкюлоты. На фонарь его!
Толпа спускает фонарь, поет карманьолу и пляшет.
Молодой человек. Пощадите!
Гражданин в красном колпаке. Напрасно умоляете нас о милосердии, гражданин, – мы милосердны. Вы убиваете нас медленно – голодом. Мы убиваем вас в несколько секунд на фонаре. Советую вам быть учтивым, и перед тем, как высунется язык, – поблагодарите граждан за великодушие…
Молодой человек. Черт с вами! Вешайте меня на фонарь, если вам от этого станет светлее.
Смех в толпе.
Голоса. Хорошо сказал! Браво, браво! Отпустить его!
Гражданин в красном колпаке. Граждане, мы не имеем права…
Входит Робеспьер.
Робеспьер. Что здесь происходит, граждане?.. Я спрашиваю.
Голоса. Робеспьер! Робеспьер! Робеспьер!
Гражданин в черной шапочке. Вот что здесь происходит, гражданин Робеспьер: сентябрьская кровь не дала нам счастья, гильотина работает слишком медленно. Мы голодны, дай нам хлеба.
Голоса. Хлеба, хлеба, хлеба!
Гражданин в красном колпаке. Мы требуем, чтобы ты дал нам хлеба, чего бы это ни стоило…
Голоса. Хлеба, хлеба, хлеба!
Молодой человек, оставленный толпой, убегает.
Робеспьер. Именем закона!..
Гражданин в красном колпаке. Какой закон? Брюхо – вот мой закон.
Робеспьер. Закон – священная воля народа.
Вязальщица Робеспьера (женщина с растрепанными волосами, с диким, красным лицом, – на плечах рваная шаль, в руках вязание – чулок). Слушайте, слушайте, что вам скажет Робеспьер. Слушайте Неподкупного. Слушайте справедливого.
Голоса. Пусть он нам обещает хлеба. Мы хотим жрать. Вина и хлеба!