9. Волчата, стр. 22
«Чтоб тебе ни дна, ни покрышки» — старинное русское проклятие: будь похоронен без гроба, вне освящённой земли кладбищ, пожелание самоубийства и вечных адских мук.
А можно ли сделать так, как очень хочется, и чтоб нам за это ничего не было? Заговор, ночью, тайком… не этично, не эстетично, не юридично. Что мы, тати ночные?
Такие дела надо делать всенародно. С соблюдением процедуры, с заслушиванием показаний, при свидетелях. Им же тоже хочется. Принять участие в… в процессе. Надо — по суду.
В 1211 году галицкие бояре выкупают у венгров своих попавших в плен князей, судят и вешают. Повешение традиционно считается позорной казнью — «станцевать на верёвке». Тело в петле дёргается, глаза вылупляются, сфинктеры расслабляются, штаны мокрые… Такая… комическая пантомима.
Английские и французские революционеры рубили своим королям головы, российские — расстреляли. Как-то… пристойнее. И уж конечно, не собирали всенародно денег, предвосхищая патриотические призывы Козьмы Минина в Нижнем Новгороде насчёт изгнания поляков из Москвы, чтобы выкупить своих государей. Для виселицы.
Вассалы судят своих сюзеренов… Обгоняем Европу на четыре с лишними века!
– Глава 183
30 января 1649 года король Англии, Шотландии и Ирландии Карл Первый был обезглавлен в Уайтхолле.
Для обоснования вердикта юристы парламента подняли всю известную им историю человечества в поисках прецедента. У них же прецедентное право!
Нашли аж два: в Древней Греции и в Раннем Средневековье в Италии. Оба — логически некорректны. Не учило «Охвостье» британского парламента русскую историю! 135 двоечников. Хоть и судьи, и депутаты. И Карл, за несколько минут до казни, совершенно справедливо, в рамках тогдашнего действующего законодательства и общепринятого мировоззрения, говорит:
«Я должен сказать вам, что ваши вольности и свободы заключены в наличии правительства, в тех законах, которые наилучшим образом обеспечивают вам жизнь и сохранность имущества. Это проистекает не из участия в управлении, которое никак вам не надлежит. Подданный и государь — это совершенно различные понятия».
Вот так в средневековье думают почти все. Это — концентрированное выражение монархизма.
«На славу», которая «проистекает не из участия в управлении, которое никак вам не надлежит»? Тогда — почему «на славу намъ»?
Для «Святой Руси» это означает: Рюриковичи и русский народ — «это совершенно различные понятия».
На Руси нет прецедентного права. Есть — воля. «Воля божья» и «воля трудового народа».
Поскольку без первой вообще, по определению, ничего не делается, то она очень… плюропотентна. А ещё — амбивалентна и изотропна. По нашему фольку: «как дышло — куда повернул, туда и вышло».
А «воля трудового народа», в Галицком эпизоде, конкретно — «трудового боярства», была выражена однозначно: «Казнить нельзя помиловать». Куда запятую ставить — решено было заранее.
Дальше демократия в западных русских княжествах будет укрепляться и разрастаться. Потом — татаро-монголы, королевский титул от папы римского, лечь под Польшу…
А пока, в первые дни 1147 года Давайдовичи поломали основу идеологии монархизма, развалили табу — неприкосновенность рюриковичей. И нетерпеливо ждут — когда ж им принесут голову двоюродного братолюбивого брата.
Свояк со своим огромным табором, с женщинами, детьми, ранеными, разного рода гражданскими — всю зиму голодал в нищих маленьких лесных вятских деревушках и каждую минуту ждал нож в спину от любого прохожего человека. Местного или своего.
Все ж понимают — люди разные. Сумма… офигительная. В качестве вознаграждения выставлено всё имение Свояка.
Поместье? — Из первой десятки на всей «Святой Руси». Табуны — тысячные. Припасы — только по одному эпизоду, описанному в летописи, только мёда — несколько сот бочек. Князь Новгород-Северский весьма не бедный человек был. Соблазн… соблазнительный. Плюс, естественно, княжеская благодарность от Давайдовичей и прощение «за всё».
– Да и чего ради тут в холоде и голоде помирать?! Всем же понятно — снова подняться князю уже не дадут, а нам-то чего подыхать? Крестное целование? — Ну ты сказанул! Ты на князей русских глянь! Какая присяга?! Какая верность слову?! Это только у нас придурок такой, один на всю Русь, выискался.
Маленькая деталь: о вознаграждении было объявлено вятичам. А вот форма премии — имением, но не серебром — особенно привлекательна для княжьих. Именно этим, ближним, соратникам — и убить князя удобно, и имение его под Новгород-Северским — очень даже пригодиться может.
– А присяга? — А что присяга? Вот как всунут ему нож под ребро, так он напоследок и поймёт, что нечего перед братьями гордиться да хвастать, честью своей — приличным людям глаза колоть. Тоже мне: «Пока душа моя в теле, не изменю!». Ну и не надо — просто отделим одно от другого, душу от тела.
Повторюсь: честность даёт свою прибыль. Свояка — не сдали. Зато — устроили «основание Москвы».
В апреле 1147 года, в Кучково на Москве-реке, Свояк, проводит уникальную сделку. Напрашивается аналог из Ветхого Завета: «продать первородство за чечевичную похлёбку».
По «лествице» — именно он, брат двух последовательных, недавних, законных, коронованных Великих Князей Киевских должен наследовать главный на Руси «стол». А он уступил своё право Гоше, Юрию Долгорукому. Но — не за корм, не за кусок земли, не за «чечевичную похлёбку» — за возможность мести.
Четыре года взаимной резни в разных местах — Русь-то большая — заканчиваются 12 апреля 1151 года бойней на речке Малый Рутец.
За это время уже и Давайдовичи переругались между собой. Старший, Владимир, князь Черниговский, идёт в бой вместе с Гошей и Свояком. Младший, Изяслав, Изя Давайдович, беспоместный, но очень жаждущий — с волынцами и смоленцами. Волынцы победили суздальских. Брата Владимира гридни брата Изи поймали в сече и подняли на копья.
Ай-яй-яй! Как не хорошо! Грех-то какой! Братоубийство!
Но… Изя же умный, Изя понимает разницу: что надо делать — это одно, как надо выглядеть — другое. «И нашёл он на поле битвы тело брата своего родного, оплакал слезами горючими, омыл раны кровавые. Отвёз в град отеческий — славный град Чернигов и похоронил там с почестями». А сам сел в Чернигове князем.
В Чернигове — сам. А вот Вщиж… Брат Володя успел жениться. И сынок у него есть. Маловат, правда. Вот пусть дитятко и будет Вщижским князем.
Владимир женился в 1144 году на дочери гродненского князя. Нормальная «святорусская» княжна. Что должна делать нормальная княгиня, став вдовой — всем известно. Молиться, поститься, рукодельничать, благоугодничать…
Это когда Изя идёт в Чернигов — главным садиться?! Дурных — нема. Молодая, двадцатилетняя женщина, с несколькими слугами, оставив шестилетнего сына, бежит из мужниного дома. К половцам. Лучше с погаными, чем с Изей под одной крышей. И выходит там замуж. За половецкого хана Башкорда.
Вместо того, чтобы, как положено приличной вдовствующей княгине, отправиться в монастырь, или в отеческий дом, или просто «за печку» — Дикое Поле. Да там же дикари! Язычники! Там же — «в ошейник и на кошму»!
Вместо того, чтобы рыдать, скорбеть и говеть — второй брак. Не рабыня, не наложница — жена. Причём — любимая.
Вместо того, чтобы растить кровиночку свою, поливая его слезами горькими — бросила сынка круглым сиротой в княжьем тереме. При живой-то матери…
Русские князья довольно часто бегут от своих собратьев в Степь. Отсидеться, переждать… А вот одинокая княгиня-вдовица… Бежать беззащитной женщине в никуда, просто в Дикое Поле…
Настолько всё это странно, что могу предположить существование некой романтической истории. Половцев вокруг Гоши всегда было много. Возможно, что княгиня и познакомилась с этим Башкордом ещё при жизни мужа. Возможно, что и участие Владимира Давайдовича в смертельном для него Рутицком бое на стороне Долгорукого — результат влияния на него жены. Очарованной обаянием половецкого хана?