Игра в марблс, стр. 14

– Значит, Цирюльник велел тебе передать, чтоб ты завтра не выигрывал.

– Что?

– Ты меня слышал. Проиграй.

– Почему вдруг?

– Как ты думаешь почему? Значит, он с кем-то побился об заклад. Ты проиграешь, а он выиграет. Что-то и тебе перепадет.

– С кем я буду играть?

– С Питером.

– Нет уж, Питеру я проигрывать не стану ни за что.

– Слышь, ты должен проиграть.

– Никому я ничего не должен. Я на Цирюльника не работаю в отличие от тебя. И я не стану поддаваться ни ради кого.

Он схватил меня за воротник и с силой толкнул к стене, но мне было не страшно, только грустно. Мой брат был когда-то моим героем, а превратился в вышибалу.

– Завтра явишься к одиннадцати вечера, ясно? А то знаешь что!

– Что? Ты забудешь, что ты мой брат, Хэмиш? – Вдруг во мне поднялся гнев – гнев на то, как он избил мальчишек и меня в это вовлек, и на то, что он все еще думает, будто может мной распоряжаться, а я буду выполнять любые приказы. – Изобьешь меня, как тех ребят? Вряд ли, Хэмиш! Мама тебя и на порог больше не пустит, если ты так со мной поступишь!

Он мнется, переступает с ноги на ногу. Я-то знаю, больше всего на свете он хотел бы вернуться домой. Он ласковый и домашний, хоть у него это довольно странно проявляется. Если ему приглянется девушка, он ее до смерти задразнит, он будет грубо с тобой обходится, если надумает стать твоим другом, и вот так же он кружит вокруг родного дома и ведет себя по-дурацки, хотя на самом деле только и ждет, чтобы его позвали обратно.

– Цирюльник сам за тобой придет, – грозится он.

– Нет, не придет. Ему есть чем заняться помимо шариков. Марблс для него всего лишь способ отвлечь внимание, пока он обтяпывает свои дела. Для этого ты ему нужен, Хэмиш, для забавы. Тебя хоть раз звали к нему в кабинет? Он и за тобой-то не придет, если ты смоешься, просто найдет себе другого помощничка. На тебя ему наплевать. И я не стану поддаваться ни ради него, ни ради тебя. Ни для кого проигрывать не стану, и точка.

Видимо, я нашел правильные слова: до Хэмиша дошло, и он поверил мне сразу, он и сам знает, что для Цирюльника он пустое место, хоть и пытается напустить на себя важность, как он сегодня и проделал. Я вывел его на чистую воду, и от этого он злился. Видел, что ничего со мной поделать не может, никак меня не уговорит.

Уже возле дома, в конце проулка, меня вдруг кто-то ударил по голове, сзади и сбоку. Я подумал, Цирюльник, то есть кто-то из его подручных, но это была Сара, и она плакала.

– Господи, Сара, что ты делаешь тут так поздно?

– Это правда? – крикнула она. – Ты и Энни… вы с ней?..

А на следующий день мне пришлось забыть про Энни. И про Сару. И в особенности про Хэмиша.

Явилась полиция, искали Хэмиша, но тот уже сделал ноги. Бежал он в первую очередь от ярости нашей ма – это пострашнее полиции. Все думали, я знаю, где он, но я не знал. Я так всем и сказал: не знаю и знать не хочу. И это правда. Прошлой ночью он перешел черту, и я не хотел его покрывать. Впервые так вышло, что я не мог. Это очень грустно, но вместе с тем я чувствовал себя крепче, сильнее, как будто я вправе считать себя лучше Хэмиша, и это делало меня чуть ли не суперменом. Никогда прежде я не считал себя лучше Хэмиша, и от этой мысли меня целый день распирало чувство, похожее на гордость.

Ночью в постели мы с братьями перешептывались как можно тише, а то мама уже на грани и в любой момент каждому из нас может влететь ни за что. Дункан сказал, знакомый парень из доков видел, как Хэмиш садился на пароход до Ливерпуля.

И теперь я уже не чувствую себя суперменом. Не думал я, что прошлой ночью мы встретились с братом в последний раз. Я надеялся, что у нас еще будет шанс помириться, он попросит прощения, поняв, что и я уже взрослый. Мальчики болтают про то, как Хэмиш будет жить в Англии, смеются и воображают его в разных ситуациях, а я лежу в темноте и вижу, как он пешком идет через Англию в Шотландию, такой будто из прошлого столетия образ – карабкается по холмам, опираясь на трость, находит папиных родственников и поселяется рядом с ними, на той ферме, название которой я уже не вспомню, обрабатывает землю, как наш папа. Эта мысль помогла мне уснуть, но не избавила ни от тревоги, ни от чувства вины, и суперменство, которое я ощущал всего несколько минут тому назад, уже не вернулось.

Полицейские сделали мне предупреждение: глупый мальчишка, полез куда не надо под влиянием старшего брата. В доказательство своего исправления я вернул папенькиному сыночку, побитому Хэмишем, его шарик с Энни, хоть и больно было мне с ним расставаться. Ничего, через пару недель я выиграл у него и этот шарик, и всю коллекцию с персонажами комиксов. И всякий раз, как взгляну на эти шарики, вспоминаю ту ночь, когда я стал мужчиной благодаря Энни и когда наши с Хэмишем пути разошлись навсегда. И порой, когда мне хочется пойти тем, иным путем, путем Хэмиша, когда жизнь прямо-таки навязывает мне такое решение, я достаю эти шарики, вспоминаю и голос соблазна стихает.

Хэмиша я долго не видел, а когда увидел наконец, то одного этого зрелища хватило мне, чтобы никогда больше не помышлять перейти черту. Впрочем, при виде трупа родного брата кто не протрезвеет?

9

Запрещается играть в мяч

Вооружившись полученной от мамы информацией, я запрыгнула в машину и помчалась в Вирджинию. Припарковалась на улице возле офиса Микки Флэнагана, который втиснут между закрывшимся прокатом дисков и еще не открывшимся китайским ресторанчиком с едой навынос. Со стороны улицы окна покрыты морозным узором, а имя хозяина выведено черными буквами на центральном стекле. Секретарша Микки с беджем «Эми» сидит за бронированным стеклом, в стекле через равные интервалы по кругу проделаны дырочки – то ли чтоб она не задохнулась, то ли чтобы мы все-таки друг друга услышали. Только начав говорить, я заметила, что опять удерживаю дыхание. Наверное, так толком и не дышала всю дорогу до Вирджинии: теперь грудь ноет.

– Привет, я Сабрина Боггс. – О встрече с Микки я договорилась, как только закончила разговор с мамой. Для меня милостиво согласились «найти время», хотя, оглядывая пустую приемную, я сомневаюсь, так ли уж трудно было это время «найти».

– Здравствуйте, – любезно улыбается секретарша. – Садитесь, пожалуйста, как только он освободится, сразу позовет.

Место для ожидания отведено под окном с морозным узором, где стоит кулер и растение в горшке, листья словно восковые. Включено радио, чтобы рассеять обычную для приемных неловкую тишину, опять говорят о полном солнечном затмении, о котором всю неделю только и было речи и в новостях, и в ток-шоу: что и где можно увидеть, как нельзя смотреть на солнце, куда поехать, чтобы посмотреть на солнце. Меня это затмение уже затмило напрочь. Эйдан взял отгул на полдня, заберет мальчиков из школы и поедет за город, в одно из мест, специально отведенных для наблюдения. Брат Эйдана тоже берет детей и едет с ними. У него бизнес: накупил очков, чтобы без вреда для глаз наблюдать за затмением, и несколько недель продавал их по спекулятивной цене. Мои мальчишки тоже всю неделю только об этом и говорили, очки носили не снимая, играли в солнечное затмение, изображали его с помощью пачки из-под хлопьев, пенопласта и клубков веревки, детскую украсили светящимися в темноте лунами. Хорошо, что затмение выпало на пятницу, да еще в мае, погода прекрасная, небо чистое, все смогут как следует разглядеть. Я бы и сама полюбовалась, но кемпинг не для меня, зато ночь я наконец-то проведу в одиночестве.

– Кемпинг – это не для меня, – сказала я Эйдану, когда он на прошлой неделе излагал мне свой план.

– То есть там ты себя не чувствуешь счастливой, – уточнил он, присматриваясь ко мне. Он все время присматривается, но я притворилась, будто этого не замечаю, и продолжала паковать мальчикам школьные завтраки. Фраза мужа меня задела, но я не хотела это обнаруживать. Посчитала мысленно до пяти – масло, ветчина, сыр, хлеб, бутерброд. Следующий. Он все еще следил за мной в тот момент, когда я запихивала в коробки последние изюминки.