Властелин ее сердца, стр. 67

Но она делала все это невероятно сложным. Ее тело было таким мягким, нежным и горячим. И зовущим. Да, он чувствовал, как она открывается для него. Чувствовал, как ее стиснутые мышцы начали расслабляться и становились влажными вокруг него.

Когда Розалин начала прижимать свои бедра к его бедрам, он понял, что может двигаться. Сначала медленно, потом все быстрее, когда она в ответ начала поднимать свои бедра, чтобы встретить его толчки. Их поцелуй распался. Их стоны становились все громче, а его дыхание более неравномерным. Более сильная потребность начала нарастать в нижней части поясницы.

Но потребность в ней ощущалась не только там. Нет, стремление к ней было всеобъемлющим. Оно пропитывало его всего – тело и душу. Не осталось ни одной частички, которая не принадлежала бы ей.

Его погружения становились все более глубокими и частыми, в такт с легкими возгласами удивления, которые она издавала всякий раз, когда их тела ударялись друг о друга. Робби не мог оторвать взгляда от ее лица. Розалин была самой прекрасной девушкой из всех, кого он видел в своей жизни. Ее щеки разрумянились от возбуждения, губы слегка приоткрылись, а в глазах читалась болезненная нежность, которая связывала их вместе так, как он не мог даже себе представить. Он считал себя не способным на такое.

У него было много женщин. Дьявол, много даже замечательных женщин. Но у него никогда не было идеальной женщины. А то, что сейчас происходило, было именно идеальной связью. Это выражалось в том, как она двигалась вместе с ним. Они двигались как одно целое. Это был ритм соития, но Бойд понимал, что в нем кроется нечто большее. Он никогда не чувствовал себя настолько связанным с женщиной. Никогда удовольствие женщины не волновало его. Сейчас он чувствовал, как жар и эмоции начали нарастать в ней и закручиваться в спираль. Он понимал, что эта спираль должна раскрутиться.

Он глубоко вошел в нее и замер.

Глаза Розалин расширились от чувственного шока, тихие возгласы удовольствия вырвались у нее, а тело стало содрогаться под ним. Потом начало содрогаться и его тело, в ответ на ее удовольствие.

Но по-настоящему Робби потерял голову, когда она прошептала:

– Я люблю тебя…

В его груди что-то сжалось, а потом расширилось. С диким стоном, который вырвался у него сквозь сжатые зубы, он схватил ее за ягодицы, находясь глубоко в ней, и начал вращать бедрами, остро чувствуя каждый спазм, каждую пульсацию, каждый приступ наслаждения, которые накрывали его ослепляющими волнами.

Его мозг отключился. Если бы Робби не знал, что это невозможно, он мог бы подумать, что на минуту потерял сознание, – настолько сильным был взрыв ощущений, которые он испытал. Когда наконец стих шум в голове – когда последняя капля наслаждения излилась из его тела, – в комнате стало неестественно тихо.

Все, что он мог слышать, – это глухие удары сердец и неровное дыхание. Обнаружив, что он рухнул на нее и, возможно, придавил, Робби перекатился на бок и притянул Розалин к себе. Она прижалась щекой к его груди, а свою крохотную ладошку положила чуть выше сердца, в то время как он опустил щеку на ее шелковистые волосы.

Ни один из них не сказал ни слова. Что еще можно было обсуждать?

Он даже не был уверен в том, что сейчас что-то произошло. Что-то ужасное. Меняющее жизнь. Повергающее в трепет. Все эти слова казались слишком обыденными для того, чтобы описать произошедшее.

Это было настолько впечатляющим, что Робби понял: между ними все будет хорошо – их взаимное влечение слишком сильно с самого начала. Чувство нежности, которое охватило его, чувства, которые пришли вовсе не со стороны его гениталий, были гораздо глубже и гораздо сильнее. Они пришли из той части тела, в существовании которой он не был уверен.

Но он не знал, что это означает. Но что еще более важно, что, черт побери, он собирается делать с этим.

Когда Розалин была маленькой девочкой, – вскоре после смерти ее родителей, – она как-то погналась за Робертом и его друзьями, которые отправились на охоту. Она бежала за ними несколько миль – по холмам, по ущелью – так быстро, как позволяли ее маленькие ножки.

К тому времени, когда она их догнала, Розалин обессилела. Казалось, все ее тело – каждая косточка, каждый мускул – было напряжено и растянуто до предела прочности. Брат был в ярости, что она побежала за ними, а ее тело болело еще несколько недель, но чувство достижения стоило этого.

Физически это было самое сильное напряжение, которое она испытала. До сегодняшнего дня. Но сегодня…

Лежа на его груди, пытаясь найти в себе силы, чтобы дышать – не говоря уже о том, чтобы думать, – Розалин поморщилась при воспоминании об одной конкретной минуте. В ту минуту ей было очень больно. Но резкий приступ боли быстро стих – к счастью, – и его заменили притупленное болезненное ощущение и восхитительное чувство наполненности. Принадлежности. Востребованности. Возможно, эти слова были примитивны, но это не делало их менее значимыми и важными для нее. То, что сейчас произошло между ними, связало их так, как она не могла и представить себе. Так, что нельзя было развязать.

Если раньше Розалин только думала, что любит Бойда, то теперь она точно знала это – каждой клеточкой своего обессилевшего и ноющего тела. Ей не было нужды беспокоиться о том, было ли это идеальным. Это было идеальным.

Она принадлежала ему не потому, что он взял ее девственность, а потому, что они вместе установили эту связь. Она никогда не забудет этого взгляда, когда он был погружен в нее и дал волю своим чувствам. Пронзительность этого момента будет гореть в ее сердце всегда. Мужчина так не смотрит на женщину, которая ему безразлична – глубоко безразлична. На женщину, которую он не любит.

На мгновение суровая маска упала с его лица, и рядом с ней оказался мужчина, который хотел любить, но не знал как. Мужчина, у которого столько отняли, что он сказал себе: это ему больше не нужно. Мужчина, который нуждался в ней, даже если он пока этого не понимал.

Погруженная в свои мысли и испытывающая чувство эйфории, Розалин лишь через несколько минут осознала, как тихо в комнате. Как он был тих.

Чувство беспокойства попыталось вклиниться в ее мысли, но она не позволила ему это сделать. Ничто не должно было омрачить их счастья. Робби, возможно, так же потрясен тем, что произошло, как и она. И, вероятно, так же устал.

С этой мыслью Розалин прижалась теснее к его теплой груди, вдохнула пряный мужской запах, который окутал ее, закрыла глаза и погрузилась в сон.

Долгое время, после того как Розалин уснула, Робби лежал без сна в темноте. Он держал ее в своих объятиях и пытался все обдумать. И только когда он решил, как будет действовать, он позволил себе заснуть.

Перед рассветом Бойд осторожно выбрался из кровати и спустился вниз, чтобы привести свой план в действие. Сделав все, что задумал, он вернулся в комнату, чтобы подождать, пока она проснется, и рассказать ей, что он предпринял.

Глава 22

Розалин еще спала. Вместо того чтобы свернуться клубочком, она взяла подушку и прижала ее к груди. Розалин выглядела прелестной и удовлетворенной, как ребенок. Ее прекрасное лицо было таким нежным во сне, ее маленький кулачок лежал рядом с ее румяными губами, а золотистые волосы рассыпались по подушке волнистыми прядями. Робби накрыл ее ночью, пока она спала, но он знал, что ее полуобнаженное тело под одеялом оставалось таким же бархатным и мягким.

Не в состоянии сопротивляться – и, возможно, смущенный этой проклятой подушкой, – он снял сапоги, котун [13] и рубашку и снова залез в постель, чтобы быть поближе к ней. Осторожно вынув подушку у нее из рук, он почувствовал невероятное удовлетворение, когда она снова скользнула в его объятия с довольным вздохом.

Господи, он не мог привыкнуть к этому! Розалин была такая теплая и нежная, и от нее исходил аромат роз. Его грудь испытывала боль от простого удовольствия обнимать ее. Он давно не чувствовал себя таким умиротворенным. Может быть, никогда.