Афоризмы, стр. 347

День дорог для того, кто умеет жить.

Макс Штирнер (Каспар Шмидт)

(1806—1856 гг.)

философ

Возможность и действительность всегда совпадают. Нельзя делать того, чего мы не делаем, и мы не делаем ничего такого, чего не могли бы делать.

Все истины, подвластные мне, я признаю, а таких истин, которые росли бы выше меня и с которыми я должен был бы сообразоваться, я не знаю. Для меня не существует истины, ибо я выше всего ценю самого себя. Даже мое существо, или существо человека, я не ставлю выше себя, – себя, хотя я только «капля в море» и «ничтожный человек». […]

Говорят, что во всемирной истории реализуется идея свободы. Наоборот, эта идея уже реализована, коль скоро ее мыслит человек, и она реальна в той самой мере, в какой она идея, т. е. поскольку я ее мыслю или имею. […]

Если религия установила тезис, что мы все грешники, то я ему противополагаю другой тезис, что мы все совершенны, ибо мы во всякий момент бываем всем, чем мы быть можем, и не должны быть чем-то большим. В нас нет никаких недостатков, а потому и грех является нелепостью.

Вы уверяете, что Бог, человечество достаточно содержательны и мощны, чтобы быть всем во всем, но я чувствую, что и во мне имеется немало мощи и содержания, что мне не придется жаловаться на собственную «пустоту»; Я – ничто, но не в смысле пустоты, а в смысле творческого ничто; Я – ничто, из которого я сам почерпаю все, как творец-создатель.

Божественное есть дело Бога, а человеческое – дело «человека». Мое же дело не есть ни божественное, ни человеческое дело; оно не есть ни истина, ни благо, ни право, ни свобода; оно есть лишь мое дело, и это дело не есть общее дело; оно есть дело единственное, как и я сам – Единственный.

Мое Я для меня всего дороже!

Давид Фридрих Штраус

(1808—1874 гг.)

философ, историк,

теолог и публицист

[…] Пора заменить новым подходом к истории Иисуса устаревший супранатуральный и естественный способ рассмотрения […].

Что повествование не может быть историческим, а нечто рассказанное не могло совершаться так, как рассказано, можно будет распознать прежде всего потому, что:

Роберт Шуман

(1810—1856 гг.)

композитор

Да вьется всегда вокруг цепи правил серебряная нить фантазии!

Играй всегда так, будто тебя слушает артист.

Кто не играет вместе с фортепьяно, не играет и на нем.

Мелким было бы искусство, которое давало бы только звучания, не имея средств для выражения душевных состояний.

Музыка подобна драме. Королева (мелодия) пользуется большею властью, но решение остается всегда за королем.

Неустанно совершенствуй свое искусство, остальное придет само собой.

Пальцы должны создавать на рояле то, чего хочет голова, – а не наоборот.

Прощайте юности ее заблуждения. Есть блуждающие огни, которые показывают путнику настоящую дорогу, ту именно, на которой нет блуждающих огней.

Сластями, печеньями и конфетами нельзя вырастить из детей хороших людей. Подобно телесной пище, духовная тоже должна быть простой и питательной.

Талант работает, гений творит.

Август Эйнзидель

(1754—1837 гг.)

философ и просветитель

Большая часть людей, которых мы называем культурными, – это люди, обладающие воображением, но начисто лишенные понимания естественной правды, в чем, собственно, и состоит настоящая культура. Нынешнее время лишь сумерки культуры…

В отношении сравнительной ценности различных форм правления дело обстоит, по-видимому, так же, как с религиями, где на вопрос о том, какая из них лучшая, самым разумным ответом является: никакая. Лучшая форма правления та, где меньше управляют; она приближается к совершеннейшей, где не управляют вовсе.

…Война – это самое неразумное, что можно себе представить. Каждый, кто содействует ей советом иди делом, должен рассматриваться как преступник по отношению к человечеству.

[…] Неверный взгляд, будто воля народа творит закон, был, возможно, причиной того, что французская революция запятнала себя господством демагогов. Истинные законы покоятся в человеческой природе; кто действует вопреки им, тот испытывает на себе последствия этого, как это происходит и с теми, кто идет против законов природы, хотя природа никого о последствиях и не предупреждает. Почему в отношениях между одними и другими людьми дело должно обстоять иначе, чем в отношениях между людьми и остальными явлениями природы; в последнем случае наказание за невежество ни у кого не вызывает воплей о тирании. Поскольку не все люди еще столь культурны, чтобы это понимать, законы должны поначалу исходить от культурного меньшинства.

Убить человека ради того, чтобы его съесть, даже естественнее и разумнее, чем убить его на войне.

Поистине законодатель, заботящийся о благе человека, должен понизить ценность труда, ныне стоящую слишком высоко, и внушить людям, что размышление о наслаждении должно, если они хотят себя облагородить, быть их высшим стремлением. Труд подобно сну есть средство наслаждения и сохранения здоровья. Там же, где он делается целью жизни, человек еще не способен ни на какое возвышенное чувство собственной ценности.

Солдат отличают от бандитов, как будто это противоположности; на самом же деле различие между ними невелико. Да, бандит полезнее. Оба убивают ради денег, но у бандита то преимущество, что он не обязан убивать, если какие-то личные отношения связывают его с тем, кому его предназначают в убийцы, солдат же часто делается братоубийцей. Солдат помогает деспотам и исполнен рабского духа, в то время как бандиты являются одним из мощнейших препятствий для деспотической власти, ибо сам деспотизм дрожит перед ними. Бандит чувствует себя в государстве высшим судьей, тогда как солдат должен чувствовать себя самым низким рабом.

Причина того, почему мораль всех теорий так далеко отходит от поведения человека, заключается в том, что в морали все люди рассматриваются как равные, в то время как на практике это не так.

У большей части людей, за исключением редких индивидуумов, наблюдается стремление одновременно к деспотизму и к рабству. Люди, деспотически и тиранически обращающиеся с подчиненными, рабы по отношению к своему начальству. У военных часто подчинение непонятным приказам в то же время представляет собой раболепие по отношению к деспотическим людям. Если народ позволяет себя тиранить закону, то это ничем не лучше положения, при котором он позволяет поставить себя в зависимость от воли одного человека. Закон большей частью представляет собой не что иное, как голос мертвых людей, который, следовательно, еще более смехотворен, чем воля живых. Воля ныне живущего народа ценнее, ибо это закон сильнейших, но он связывает меня лишь постольку, поскольку я слабейший. Он теряет для меня всякую обязательную силу, если я сумею противопоставить себя воле сильнейших при помощи хитрости, более высоких познаний и т. д.

Люди думают, что путь всеобщей культуры – это путь морали; но никакое философствование не принесет плодов до тех пор, пока не будут применены физические познания и не будет распространено все, что относится к практической жизни.