Афоризмы, стр. 326

Здоровье, сон и богатство может по-настоящему оценить только тот, кто их потерял и обрел снова.

Каждый готов скорее взяться за исправление целой части света, чем за исправление себя самого.

Каждый из нас уверен, что он важнее и лучше других, но только дураки и тупицы имеют смелость признаться в этом.

Каждый считает свою жизнь началом Новой эры.

Когда женщины ведут разговор о женщинах, они особенно хвалят ум красивых и красоту умных, голос павлина и оперение соловья.

Легче забыть десять поцелуев, чем один.

Люди охотнее простят клевету, чем поучение.

Нагота – национальный костюм человечества.

Не потому грустна старость, что кладет конец радостям, а потому, что кладет конец надеждам.

Нет ничего опаснее, чем мирить двух людей. Поссорить их куда безопасней и легче.

Хороший врач спасет если не от болезни, то хотя бы от плохого врача.

Память – единственный рай, из которого нас не могут изгнать.

Робкий боится заранее, трусливый – в момент опасности, а смелый – после.

Самая сильная ненависть – самая молчаливая, подобно самым высоким добродетелям и самым свирепым псам.

Самый большой недостаток человека заключается в том, что у него так много маленьких недостатков.

Свобода есть благо, обладание которым приносит меньше удовольствия, чем его потеря – страданий.

То, что истинно при свете лампы, не обязательно истинно при свете солнца.

Только женщины умеют любить – и Бога, и человека.

Тот, кто несет фонарь, спотыкается чаще, чем тот, кто идет следом.

Карл Лебрехт Иммерман

(1796—1840 гг.)

писатель,

театральный деятель

Мораль лучше излагается в кратких изречениях, нежели в длинных речах и проповедях.

Карл Теодор Кёрнер

(1791—1813 гг.)

писатель

Месть – это слабых душ наследство.

В груди достойного ему не место.

Нет негодяя, который был бы настолько глуп, что не нашел бы ни одного довода для оправдания своей подлости.

Карл Клаузевиц

(1780—1831 гг.)

генерал, теоретик военного дела

Война есть продолжение политики иными средствами.

На войне всякая идея человеколюбия – пагубное заблуждение, нелепость.

Часто представляется чрезвычайно отважным такой поступок, который в конечном счете является единственным путем к спасению и, следовательно, поступком наиболее осмотрительным.

Фридрих Максимилиан Клингер

(1752—1831 гг.)

писатель

Часто даже самые необходимые истины засыпают, когда они забыты; от напоминания они пробуждаются.

Карл Людвиг Кнебель

(1744—1834 гг.)

писатель

Ничуть тебя не любит тот, кого порок твой не волнует.

Фердинанд Лассаль

(1825—1864 гг.)

публицист

Философия может быть не чем иным, как только сознанием, которое эмпирические науки сами о себе добывают.

Цель только тогда может быть достигнута, когда уже заранее само средство насквозь проникнуто собственной природой цели.

Что вы можете доказать себе и своему времени силою разума, логики, науки, – того хочет время.

Генрих Лаубе

(1806—1884 гг.)

писатель, режиссер и театральный деятель

Не шум, не изобилие, да – я открыто говорю – не счастье создает стих, его рождает слеза, лишение, одиночество. У счастья тоже есть своя поэзия, но создает поэзию только недостаток: тоска – ее мать, страдание – ее природный гнев.

Юстус Либих

(1803—1873 гг.)

химик, основатель научной школы,

один из создателей агрохимии

Разум и фантазия одинаково необходимы для наших знаний и равноправны в науке.

Рудольф Герман Лотце

(1817—1881 гг.)

философ, медик, психолог

…Всякое благо и красота, не только нравственная свобода личности, но и всякое содержательное счастье, которым может наслаждаться дух, выдвигаются в качестве последней цели мира, «идеи», из содержания которой должны быть выведены как необходимые предпосылки всеобщие законы, которые мы находим в мире, и определенные конкретные установления, на которых основываются их проявления.

Этой общей перспективой и следует завершить метафизику. Человеческое знание, которому известна только очень малая часть всей действительности, не в состоянии подлинно научно, путем, ведущим к прочным результатам, изложить этот «мировой план». Ему остается для исследований эта вера в высшее благо, образующая основу бытия всякой определенной действительности, но только в качестве регулятивного принципа целостного мировоззрения, не допускающего действительно убедительного его применения в частных исследованиях.

[…] Между изменениями объективных отношений вещей и изменениями наших представлений о таковых существует устойчивая пропорциональность, подобная имеющейся при переводе на чужой язык, в котором воспроизводятся не слова оригинала и не способ образования предложений, а только взаимосвязь мыслей средствами нового языка. – Истина состоит тогда только в совпадении представления с тем представлением, которое должно возникнуть во всех других душах, имеющих ту же организацию, в связи с тем же самым объектом.

Если же существование внешней действительности было бы уничтожено, то уничтожен был бы и тот пункт отнесения, в связи с которым только и может идти речь об «истине» или «неистине», и тем самым было бы утрачено понятие собственно познания, которое немыслимо без такого объекта.

…То, что составляет специфику всякого бытия и действия, не исчерпывается мышлением, но остается ему совершенно недоступным.

…Не может быть речи о «тождестве мышления и бытия»; и все мировоззрение извращается, если все, что есть и происходит, представляют по аналогии с движением мысли и даже природу и историю в их устойчивых структурах или процессах сравнивают с различными членами заключения или различными ступенями какого-либо иного логического способа развития. Действительное всегда намного больше, чем этот логический скелет, и это «большее» нельзя рассматривать «как простое логическое замутнение или загрязнение чистой логической идеи, к выражению которой конечные вещи не способны» (Гегель). Наоборот, следует считать простое мышление неспособным к постижению истинного содержания действительности, тогда как это содержание, впрочем (посредством ощущений, чувств и проистекающих от них или сопровождающих их догадок), действительно переживается согласно его ценности.