Кратос, стр. 25
– Нас будут искать, – говорю я.
Нас не преследовали, вероятно, у метаморфов и без того дел по горло, или они решили, что мы и так никуда не денемся. Команда нашлась в ближайшем ресторане под названием «Храбрый заяц». Впрочем, название вызывает разногласия. Трактир держат поляки, и, скорее всего, они имели в виду «Постоялый двор „Храбрый"», в честь короля Болеслава Храброго, основателя Польского государства. По-польски Болеслава называли «Chrobry», a «zajazd» – это корчма, постоялый двор. Но с легкой руки русскоязычных торговцев Кратоса, привычным образом истолковавшим знакомые слова, кроме как «Храбрым зайцем» сие заведение давно никто не называет. Так и на тессианский перевели.
Компания сидит за деревянным столом, стилизованным под средневековье, потребляет шницели и острые салаты. В центре стоит бутылка местного красного вина, бутылка водки и графин с томатным соком. Столик на четверых, и одно место пустует. Там, по обычаю Кратоса, стоит стопка водки, накрытая черным хлебом. Правда, хлеб местный, жирный, рассыпчатый и изысканно инкрустированный кусочками орехов, как темная столешница светлым деревом. Нет Сержа. За столом: Витус, Геннадий и Бхишма.
Витус вскакивает нам навстречу, берет два стула от соседнего стола.
– Здравствуй, Юлия! Садись, Дима! Молодой человек, возьмите себе еще один стул.
Гена улыбается и кивает. Бхишма восхищенно смотрит на меня:
– Здравствуйте, господин!
Еще верит в Шиву?
– Что с Сержем? – спрашивает Юля.
– Погиб в гостинице, – говорит Геннадий. – Все помогал другим выйти из огня. А сам не успел.
Юля садится, плескает себе водки. Артур пытается последовать ее примеру, но она отбирает рюмку и ставит мне.
При других обстоятельствах я бы предпочел вино, но сейчас хочется чего-то быстродействующего.
– Спасибо! – говорю я.
– А то я не пробовал! – возмущается Артур.
Юля молча наливает ему томатного сока.
Встает, поднимает рюмку.
– За помин души!
Выпиваем, на минуту повисает молчание, нарушаемое только звоном вилок команды.
– В долг гуляем? – спрашивает Юля.
– Нет! – говорит Витус. – Мы все зарегистрированы. Сегодня утром обернулись. Так что качаем со счетов.
– Вам дали выход в глобальную Сеть?
– И еще раз нет! Они просто скопировали наши счета. Все операции в Тессианской Сети.
– К инфляции, – заметила Юлия тоном заправской гадалки.
– Ну и хрен с ней! – сказал Витус. – Пока живем.
И зажег трубку.
Я смотрю на эту компанию. Уж больно не похоже на то, что у них мышьяк в крови: здоровые радостные люди. Но что-то здесь не то. Может быть, радость? Так не гуляют на поминках. Гуляют вообще на свадьбах.
– Покормите в долг своего капитана? – спрашивает Юля.
– Без проблем, – мгновенно отвечает Гена. – И даже вместе с сыном.
– И даже вместе с другом, – со вздохом добавил Витус.
Принесли шипящее мясо с золотистой корочкой и гарниром из нарезанного соломкой местного овоща, напоминавшего картофель и называемого «Пом де Тесс».
Чередовать водку с вином – дело рискованное, но я решил попробовать красного. Недурственно! После первого бокала вспомнил, что мечтаю напиться с самого шиваитского монастыря.
Юлия раскраснелась и стала чуть веселее, но в глазах прячется грусть. Я заметил, что перед ней стоит все та же уполовиненная рюмка водки, и ее количество не уменьшается уже минут пятнадцать, а в бокале – томатный сок.
Водка после вина оказывает странное действие. Будто трезвеешь. Опрокинул еще одну стопку, и в голове прояснилось. «Не порядок!» – подумал я.
– Они восстановили старинный рецепт, – откуда-то издалека донесся голос Витуса. – В первоначальном виде!
Официант в рубашке с пышным белым жабо и в серебристом камзоле – все вместе напоминает взбитые сливки в блестящей вазочке – поставил на стол хрустальный графин с чем-то коричневым и полупрозрачным. В странной жидкости плыли вверх мелкие пузырьки.
– Это что? – хрипловато спросил я.
– Называется «кока-кола»! – гордо сказал официант.
– Кока? – переспросил я.
– Именно, – подтвердил Витус. – Очень рекомендую! Кокаин и алкоголь антагонисты.
А-а! Мы же на Тессе. Здесь и опиум могут в вино накапать по желанию клиента.
В антагонизме я усомнился, но все же сказал:
– Да не хочу я трезветь, Витус! Ну ее!
– А ты с водкой смешай, – сказал он.
По обеспокоенному взгляду официанта я понял, что вот это сделать стоит. Допил из бокала остатки вина, плеснул туда коричневой жидкости и долил водкой. Ладно, будем надеяться, что биомодераторы смогут поддержать безопасный уровень токсинов в крови, и до рвоты в унитаз дело не дойдет.
Бхишма, из верности религиозным принципам весь вечер пивший пресловутый томатный сок, взглянул на меня с опаской, но промолчал. Шиве в образе грозного Рудры-разрушителя пить положено.
Гена слегка улыбается, одними глазами. Пьет он примерно, как Юля, то есть почти не пьет. «Старый интриган!» – подумал я. Почему старый? Лет сорок не больше. Почему интриган? Не знаю я его интриг. Темная лошадка! Но впечатление от его взгляда именно такое – Мазарини чертов!
И я опрокинул кокаино-водочный коктейль. Пьется легко, как газировка, и изменений в мировосприятии сразу не замечаешь. Налил еще.
Артур покосился на меня, стянул бутылку водки и плеснул себе в томатный сок.
– А где мать твоя? – грозно спросил я.
Юли нет.
– Джульетта ушла навещать Алисию, – сказал мальчишка. – Она же только что с вами простилась.
– А-а. Ну, может быть.
Я, хоть убей, не помнил, кто такая Алисия и где ее надо навещать.
– Ну, кто так «Кровавую Мэри» делает! – возмутился я, перелил себе в стопку содержимое его бокала, часть жидкости перелилась через край, оставляя на скатерти красные следы. Залпом выпил, поморщился. – Не «Мэри», а похабщина какая-то! Смотри, как надо!
Я аккуратненько налил ему томатного сока, взял нож и водку. Нож звякнул по краю бокала, и я заметил, что их два: и ножей, и бокалов. Водка медленно потекла по ножам. Бутылок тоже две, и струй – тоже. Я подумал, та ли струя течет на тот нож? Интересно, какой из них настоящий?
– Вот так! – резюмировал я. – Вот так делается «Кровавая Мэри»!
Юлия Бронте
У меня вполне тессианское понимание долга: сначала сын, потом команда и, наконец, тот долг, который иные подданные Кратоса сочли бы первым и наиглавнейшим. И поэтому только сейчас я оказалась перед воротами Центра психологической помощи, а иначе городской тюрьмы.
Голова совершенно ясная, полрюмки водки не могли вывести из равновесия, а значит, смогу сделать то, что должно.
Молодой человек на проходной ненамного старше Артура, но нисколько на него не похож. Выше, шире в плечах, крупный нос, тяжеловатый подбородок. Я бы не назвала его красивым, хотя в его возрасте трудно выглядеть непривлекательным.
– Добрый день! Не могли бы вы посмотреть, не здесь ли моя… родственница Алисия Штефански?
Он внимательно изучает меня, задумывается, наверное, делает запрос. И вдруг его лицо преображается. Может быть, дело в улыбке? Неужели она так меняет черты, две секунды назад казавшиеся некрасивыми? В комнате словно становится светлее, и моего собеседника окружает слабый золотистый ореол. Такое оранжевое свечение исходило от ладоней Даниэля перед тем, как мы занялись с ним любовью. И такое же золото сияет, когда он принимает решения и берет ответственность на себя. Хочется назвать это «сиянием власти». Но свет этого парня чем-то неуловимо отличается. Словно мне подсунули подделку старинного шедевра, убедив, что под современной мазней древняя живопись, а там ровно ничего не оказалось.
Он улыбается очаровательно и вместе с тем властно.
– Да, ваша родственница здесь. Но передачи пока не принимаются. Да вы не беспокойтесь, все будет хорошо. Просто им надо пройти регистрацию.
– Заключенных тоже будут регистрировать?