После ссоры, стр. 106

– Ты видел ее?

Интересно, она все еще его любит? Или ненавидит? Он действительно разрушил всю ее жизнь?

– Да, я виделся с ней, и мы поговорили. Она беременна.

О господи!

– Мы не встречались уже много лет, Тесса, – с сарказмом продолжает он, будто читая мои мысли. – Она помолвлена, и она очень счастлива. Сказала, что прощает меня, что для нее честь выйти замуж за того парня и все такое, но главное – она открыла мне глаза.

Он подходит ближе ко мне.

Руки и ноги онемели от холода, и я дико зла на Хардина – даже больше, чем зла. Я в ярости, мое сердце разбито. Он нервно ходит взад-вперед, и это очень раздражает. Он внезапно вернулся, начал разговоры про брак, и я не знаю, что и думать.

Не надо было вообще с ним ехать. Я уже все решила: я забуду его, даже если не смогу этого пережить.

– О чем ты? – спрашиваю я.

– О том, что теперь я понимаю, как мне повезло, что у меня есть ты, что ты всегда рядом, несмотря на все то дерьмо, через которое прошла из-за меня.

– Да, тебе повезло. И надо было понять это раньше. Я всегда любила тебя больше, чем ты меня, и…

– Это неправда! Я люблю тебя так, как никто никого не любил. Я тоже прошел через ад, Тесса. Я был болен без тебя, в буквальном смысле. Я почти ничего не ел и знаю, как хреново я выгляжу. Я делал это ради тебя, чтобы ты смогла начать новую жизнь, – объясняет он.

– Я не понимаю, какой в этом смысл. – Я убираю с лица влажные от снега волосы.

– Смысл есть. Он есть. Я думал, если я буду держаться от тебя подальше, то ты сможешь двигаться вперед и найти счастье со своим собственным Элайджей.

– Кто такой Элайджа? – О чем он вообще говорит?

– Чего? А, это жених Натали. Раз она нашла свою любовь и мужа, то и ты тоже найдешь, – говорит он.

– Но это будешь не ты… ты об этом? – спрашиваю я.

Проходит несколько секунд, но он ничего не отвечает. Уже в десятый раз за последний час он дергает себя за волосы; на лице у него написано отчаяние и растерянность. В окнах огромных домов напротив зажигается свет – мне надо поскорее зайти в дом, пока не проснулись соседи и не заметили меня в таком позорном виде – в трусах и на каблуках.

– Я так не считала.

Я вздыхаю, не позволяя себе пролить еще больше слез в его присутствии. Я должна сдерживать их, пока, по крайней мере, не останусь одна.

Набираю номер Лэндона и прошу его открыть мне дверь, а Хардин стоит передо мной все с тем же озадаченным выражением лица. Надо было предположить, что его запала хватит только на то, чтобы вытащить меня из квартиры Зеда. И вот теперь, когда у него появилась прекрасная возможность сказать все, что мне так нужно услышать, он просто стоит и молчит.

– Как тут холодно, заходи скорее, – говорит Лэндон и закрывает за мной дверь.

Не хочу сейчас напрягать Лэндона своими проблемами. Он вернулся домой из Нью-Йорка всего пару часов назад, и я не должна вести себя эгоистично.

Он берет покрывало, лежащее на кресле, и укрывает меня им.

– Идем наверх, а то разбудим их, – предлагает он, и я киваю в ответ.

От холода онемели и тело, и разум. И от Хардина. Поднимаясь по лестнице за Лэндоном, я гляжу на часы: сейчас без десяти шесть. Через десять минут уже надо идти в душ. День предстоит долгий. Лэндон открывает дверь в комнату, в которой я и раньше ночевала, и включает свет, а я захожу и сажусь на край кровати.

– Ты в порядке? По-моему, ты жутко замерзла, – говорит он.

Это так. Я благодарна ему за то, что он не спрашивает, почему я так странно одета.

– Как Нью-Йорк? – спрашиваю я.

Однако голос звучит уныло и монотонно. Что самое интересное, меня действительно волнует жизнь моего лучшего друга, просто никаких эмоций у меня сейчас не осталось.

Он бросает на меня странный взгляд.

– Ты уверена, что хочешь поговорить об этом именно сейчас? Это может подождать хотя бы до ланча.

– Уверена, – отвечаю я, выдавливая улыбку.

Я уже привыкла, что мы с Хардином ходим по кругу: это все равно больно, но я знала, чего ожидать. Это всегда происходит. Я не верю, что он уехал в Англию ради того, чтобы держаться от меня подальше. Он сказал, что хотел разобраться в своих мыслях, но это мне сейчас нужно во всем разбираться. Не надо было так долго стоять на улице и слушать его. Надо было сразу зайти в дом, а не разговаривать. Его слова лишь еще больше сбили меня с толку. На мгновение я подумала: сейчас он скажет, что действительно видит будущее со мной, – но он не произнес этих слов и снова дал мне уйти.

Когда он признался, что хотел уехать со мной в Англию, потому что там я бы его не бросила, я должна была бы прыгать от счастья, но я слишком хорошо его знаю. Я знаю, что он не считает себя достойным чьей-либо любви и что для него этот вариант казался вполне логичным. Проблема в том, что на самом деле это ненормальное решение: я не должна все бросать и уезжать в чужую страну. Мы не должны жить в Англии лишь из-за того, как сильно он боится, что я его брошу.

Ему надо самому со многим разобраться, как и мне. Я люблю его, но должна научиться любить себя больше.

– Было здорово, мне понравилось. Квартира у Дакоты – просто супер, и соседка тоже очень милая, – начинает Лэндон.

А я думаю лишь о том, как это прекрасно – отношения без лишних сложностей. Я вспоминаю, как мы с Ноем проводили бесконечные часы за просмотром фильмов: с ним все было просто. Но, может, именно поэтому все закончилось. Может, поэтому я так люблю Хардина: с ним всегда трудно, а наша страсть едва не уничтожает нас обоих.

Лэндон рассказывает мне еще кое-какие подробности поездки в Нью-Йорк, и я заражаюсь его энтузиазмом.

– Значит, ты переезжаешь? – спрашиваю я.

– Да. Думаю, да. Точно не раньше конца семестра, но я правда хочу быть рядом с ней. Я очень по ней скучаю, – говорит он.

– Я знаю. Я очень рада за тебя, правда.

– Мне жаль, что вы с Хардином…

– Не надо. Все кончено. С меня хватит. Это должно закончиться. Может, мне лучше поехать в Нью-Йорк вместе с тобой.

Я улыбаюсь, и на его лице появляется так любимая мной теплая улыбка.

– Почему бы и нет?

Я всегда это говорю. Всегда говорю, что с Хардином покончено, а потом возвращаюсь – это замкнутый круг. Поэтому в этот момент я принимаю решение:

– Во вторник я собираюсь поговорить с Кристианом насчет Сиэтла.

– Правда?

– Я должна это сделать, – говорю я ему, и он кивает.

– Я пойду одеваться, а ты пока можешь принять душ. Буду ждать тебя внизу.

– Я так скучала по тебе.

Я встаю и крепко-крепко его обнимаю. По моим щекам катятся слезы, и он сильнее прижимает меня к себе.

– Извини, у меня все просто наперекосяк. С того самого момента, как он вошел в мою жизнь, – плачу я, отрываясь от его объятий.

Он хмурится, но ничего не говорит и идет к двери. Я беру одежду и выхожу вслед за ним в коридор, чтобы пойти в ванную.

– Тесса? – оборачивается он у входа в свою спальню.

– Да?

Взгляд Лэндона полон сочувствия.

– Пусть он любит тебя не так, как тебе хочется, он все же любит тебя – по-своему.

Что это вообще значит? Принимая душ, я пытаюсь осознать его слова. Хардин любит меня, я это знаю, но он продолжает причинять мне боль. А я продолжаю мириться с этим. Достаточно ли мне того, что он любит меня по-своему? Раздается стук в дверь, и я спешу надеть футболку Зеда.

– Подожди, Лэндон, одну секунду, – говорю я, одеваясь.

Я открываю дверь, но это не Лэндон. Это Хардин. Его щеки влажны от слез, а глаза покраснели.

– Хардин?

Он кладет руку мне на затылок и притягивает к себе. Он прижимается к моим губам, не давая мне возможности сопротивляться.

Глава 97

Крепко обнимаю ее и чувствую ее нерешительность, чувствую вкус собственных слез на ее губах. Я тяну ее ближе к себе и целую еще настойчивее – это жаркий и полный чувств поцелуй, и я едва не теряю сознание от одного только касания ее губ.