Покрышкин, стр. 8

На богатырских сибирских караваях, в самой гуще народной жизни, под плеск бьющейся о гранитные камни речной волны и колокольный звон, под резкие гудки паровозов, соединяющих Азию и Европу, рос и набирался силушки Саша Покрышкин. Родился он, как говорила мать Ксения Степановна, в своем доме, при помощи повивальной бабки. Родился «в рубашке», что по народным наблюдениям обещало ему защиту и удачу...

II. Земля богатырей

Папа был настоящим сибиряком — сильным, мужественным, немного суровым. Его предки переехали в Сибирь из Вятской губернии... Вятка... Вятичи... В этих словах есть что-то исконно русское, уходящее корнями в седую древность.

С. А. Бородина (Покрышкина). Об отце.

Весь облик, вся жизнь А. И. Покрышкина несут на себе неизгладимую сибирскую печать. Знак особой закалки, которая ощутима во всех, кто родился и вырос в Сибири, из каких бы краев и земель ни прибыли сюда его родоначальники. Не случайно автор-составитель народной книги воспоминаний «Мой Новосибирск» Татьяна Иванова считает новосибирцев новым сообществом — стремительным, бодрым и жизнестойким: «Я всегда поражалась, бывая в других городах и дожидаясь своего рейса в аэропортах, как выхватывала взглядом из пестрой и многоликой толпы земляков. И верно: именно эти, выделенные мной люди выстраивались в очередь на регистрацию на новосибирский рейс!»

И все же грех забывать своих предков, хотя мало кто из нас может заглянуть в глубины родословной. Александр Иванович Покрышкин, вся жизнь которого прошла, как говорил он, на повышенных скоростях и перегрузках, писал кратко в «Небе войны»: «Деда я не помнил. Но бабушка очень много рассказывала о нем. Из ее воспоминаний я знаю всю историю его жизни, мытарств в поисках счастья в неведомых краях суровой Сибири. В неурожайный год — такие бедствия часто охватывали районы Центральной России — дед с бабушкой и малышом сыном, моим будущим отцом, с толпами голодающих направились из родной Вятской губернии в Сибирь».

Следует сказать, что многие вятичи, через землю которых не один век проходил Великий сибирский тракт, в раздумье поглядывали на простор, открывавшийся на востоке... И в «Списке разного звания лиц, самовольно заселявшихся на боровом месте, по обеим сторонам Каменки, впадающей справа в р. Обь, против села Кривощековского», в котором. названы первые 397 жителей будущего Новосибирска, из 213 рабочих, строителей моста через Обь, примерно треть — из Вятской и Пермской губерний.

Вот самый глубокий на сегодняшний день архивный исток рода Покрышкиных. В 1998 году на запрос из Новосибирского областного краеведческого музея о месте и времени рождения отца и матери летчика поступил ответ из Государственного архива Кировской области. Содержание его следующее: в архивном фонде Вятской духовной консистории в метрической книге Покровской церкви села Ситьминского Нолинского уезда за 1885 год имеется актовая запись о том, что 17 января 1885 года в починке Ведерникове кои Большеситьминской волости родилась девочка Ксения, крещена 20 января 1885 года. Родители: отец — Мосунов Степан Панкратович; мать — Мосунова Васса Павловна.

В той же книге сохранилась и запись о рождении 15 января 1885 года в починке Южаковском мальчика Иоанн крещенного 17 августа 1885 года. Его родителями были Петр Осипович и Екатерина Филипповна Покрышкины.

О происхождении своей фамилии Александр Иванович оставил запись в одном из блокнотов:

«В 14 (15) лет, работая подручным кровельщика у моего дяди Пети, я наблюдал за кувырканием уже боевых самолетов-истребителей, чем вызывал ворчание в свой адрес.

- Ты что же, ошалел совсем? Куда задираешь башку? Свалиться с крыши хочешь и убиться? О чем ты мечтаешь? Ты должен быть отличным мастером-кровельщиком, как твои родители и прадеды.

Они всегда клали печи, печные трубы и крыши. Оттуда пошла и наша кличка Покрышкины, которая, как водилось на Руси, потом стала и фамилией».

А что же такое починок, упомянутый в архивах Вятской духовной консистории? Смотрим «Толковый словарь живого великорусского языка» В. И. Даля: «Починок... почин, начало. А се починок, правде, стар. // Начало или закладка новой пашни в лесу, а с него и заселения; росчисть, чищоба, чисть, чища, расчистка, кулига, посека; подсека, валки, огнище, пожег; // выселок, новоселок, выселки. Это коренное русское хозяйство, починковая расчистка и выжег в лесу, по мере сил и надобности, и эта почва дает три, четыре хороших урожая; по мере стеснения людностью из селения начинают выселяться на починки».

В емком толковании одного слова, данным великим Далем, можно увидеть судьбу поколений рода Покрышкиных — пахарей, мастеров, первопроходцев.

Вятская земля, какой знают ее с далеких времен — это северный русский простор, холмы, поросшие дремучими хвойными лесами, древние курганы, долины полноводных рек, изобилие дичи и рыбы. Вятка — свободная страна, не знавшая крепостного права, освоенная новгородскими ушкуйниками, плывшими с запада на стругах. Здесь не было князей, а правило народное вече. Сюда устремлялись непокорные беглые крестьяне, здесь спасались от набегов кочевников. Одни вятичи знали дороги в своих знаменитых болотах и чащобах.

Что интересно, и Вятское земство (введенное в России в 1864 году) было по своему составу не дворянским или городским, а преимущественно крестьянским. Здесь, как и в других губерниях севера и северо-востока, не пошла Столыпинский аграрная реформа, разрешающая выходить из общины ни хутора и отруба. Как пишет С. С. Ольденбург: «В этих губерниях, с земельным простором и огромными расстояниями между поселениями, больше ощущалась потребность во взаимной поддержке, чем в свободе распоряжения землей».

Славилась Вятка промыслами, умельцами — корабельными плотниками, мастерами деревянной и глиняной игрушки. В Нолинском уезде, откуда вышли Покрышкины, согласно словарю Брокгауза и Ефрона, делали хорошую мебель, телеги, а потом и экипажи.

В старинном гербе Вятки объединились духовное и военно-оборонительное начала. Взгляд человека современного может, пожалуй, увидеть и военно-воздушный мотив... На золотом щите — с правой стороны из облаков выходит рука, держащая вытянутый лук со стрелою. Над рукой, в верхней части щита — крест. В гербе губернии щит венчает императорская корона, золотые дубовые листья перевиты андреевской лентой.

В гербе Нолинска сверху — герб Вятки, а в нижней части на голубом поле — летящий лебедь, «которыя птицы, не останавливаясь в окрестностях сего города, мимо пролетают...».

Жили вятичи патриархально и бедно, причина чему — суровый континентальный климат, скудные подзолистые и суглинистые почвы. Это заставляло много думать о хлебе насущном, подталкивало к движению... Легко снимались с места вятичи, в первую очередь самые беспокойные и предприимчивые.

Что говорить о бедности крестьян XIX века. О своем детстве 1940-х годов в Кильмезе, что недалеко от Нолинска, известный писатель Владимир Крупин пишет: «Я ходил в лаптях... Помню лучину, деревянную борону, веревочную упряжь, глиняные толстые стаканы...» Пишет В. Крупин и о богатом своеобразии вятского говора, о том, что в русских былинах нередки обороты экономной вятской речи — «знат, понимат, седлат-то свово Воронеюшка крестовый брателко...».

Есть в книге писателя-вятича и такая мысль, возникшая на берегу родной Вятки, так и не перегороженной плотинами электростанций: «Да, если мои предки жили у такой реки столетиями, они невольно стали походить на реку — спокойную со стороны, но напряженную, сильную, неостановимую». Наверно, можно отнести эти слова и к судьбе Александра Ивановича Покрышкина, выросшего у Оби, служившего на берегах Камы, Невы, Кубани, Волги, Дона, Днепра. Совсем рядом с его могилой, за оградой Новодевичьего кладбища — не столь могучая, но несущая свои воды мимо дворцов и стен Кремля Москва-река...

И без лесной стихии Покрышкин себя ощущал не лучшим образом, всегда стремился побывать в лесу в дни отдыха. Как он писал, вспоминая детство на закате жизни: «Еще школьником, с соседским сверстником Сашей Мочаловым, набрав в узелки пирогов с калиной и черемухой, шанег с творогом, мы вскакивали на подножки вагонов проходящих на восток поездов и уезжали на сотни километров в тайгу. Бродили по лесам, ловили в таежных речушках рыбу и пекли ее на костре, ночевали в шалашах из веток».