Надежды, разочарования, мечты…, стр. 4

Все это, несомненно, важно.

Но самым трудным, невероятно сложным было для меня в том сезоне, что начался осенью 1981 года, все-таки иное. Постоянная, бесконечная работа с лидерами команды. Не только мне, тренеру, но всем нам, всему коллективу, важно было, чтобы Макаров и Крутов, Фетисов и Ларионов, Жлуктов и Касатонов поняли, что волей обстоятельств на их плечи легла трудная, но и поднимающая их ответственность.

Становление человека, формирование его характера – процесс сложный. Могут быть и остановки, и отклонения в сторону, и даже отступления назад. Но еще более непростым считаю я становление коллектива – суммы разных характеров, суммы непохожих, порой взаимоисключающих устремлений.

Говорю о хоккейной команде.

Все, казалось, поняли молодые спортсмены. Хоккеисты звена Ларионова прониклись новой, нелегкой для них ответственностью, стали лидерами коллектива.

Месяца на два. Или менее того.

Успехи обманули их, ввели в заблуждение. Появились очевидные признаки зазнайства. Нападающие и защитники стали выяснять, чей вклад больше, кто играет лучше, сильнее…

Как, с какими словами обращался я к ребятам? По-разному. Едва ли следует говорить с Крутовым, например, так же, как, скажем, с Макаровым или Дроздецким. И если с кем-то можно и нужно говорить резко, то, например, с Вячеславом Быковым разумнее беседовать мягко: он человек исключительно добросовестный и обязательный.

Понятно, что возникают порой ситуации, в которых тренеру некогда заботиться о выражениях: команда проигрывает, матч идет к концу, разница в шайбах невелика, игра может быть еще спасена и тренер лихорадочно ищет пути и возможности усиления действий команды.

Стараюсь не попадать в такие ситуации, стараюсь сдерживаться, контролировать себя. Признаюсь, получается не всегда. К сожалению. К глубокому моему сожалению.

Однажды на меня обиделся Фетисов. Замечательный хоккеист, прекрасный человек. Умница, понимает все, умеет воспринимать критику, делать правильные выводы. Слава – ранимый человек, и голос в разговоре с ним повышать не нужно. Даже если допускает он самые очевидные ошибки, то это потому, что рвется он как можно больше сделать для победы своей команды. И вот в матче с «Химиком» я сделал нашему капитану резкое замечание, Слава покраснел, надулся, сел подальше от тренера – явно не желает ни отвечать мне, ни разговаривать со мной.

Потом мы объяснились.

Сказал Вячеславу, что обижаться в таких случаях не надо. Идет бой, и главное – наш успех. Общий успех. Потом мы все спокойно обсудим, тщательно разберем, и если я не прав – по существу ли, по форме, – я непременно при всех попрошу прощения. Но не надо во время матча вставать в позу, капризничать, выяснять отношения. Никто из нас не имеет права во время матча обижаться. Дело, еще раз напомню, выше нас, и забывать об этом мы не можем.

В ЦСКА, как в любой другой команде, играют хоккеисты разного класса, разного опыта, с неодинаковыми задатками и умением. С неодинаковой перспективой. С разными характерами. С разными, наконец, возможностями. Одним словом, обычный коллектив. Ведь и инженеры, и строители, и врачи, работающие вместе, рядом, военнослужащие того или иного подразделения – тоже люди разной степени одаренности или таланта.

Не боюсь сказать игроку, что природа к нему особенно щедра. А коли так, то и команда, и тренеры, да и сами одаренные игроки вправе рассчитывать на то, что их отдача может и должна быть выше. Не в одном матче. Постоянно. Стараюсь доказать Макарову, Фетисову, их партнерам, что они пришли в ЦСКА, в сборную, в большой спорт не на год и не па два. Плохо, когда лидеры чувствуют свою ответственность только год-другой. А так, к сожалению, случается. Так, к сожалению, было и в ЦСКА – напоминаю сейчас о звене, где объединены были Сергей Капустин, Виктор Жлуктов и Хелмут Балдерис. Нам нужны не кометы, нужны звезды, которые будут светить, будут показывать высокие результаты в течение многих лет.

Говорю с молодыми хоккеистами откровенно, не приуменьшаю их возможности, их роль в коллективе: не боюсь, что они зазнаются. Но не устаю вместе с тем повторять, что путь к стабильным успехам – в большом, объемном, творческом труде. Ежедневном и кропотливом труде, рассчитанном не на год, а на всю жизнь.

Внутренняя дисциплина у лидеров должна быть выше, чем у всех остальных спортсменов, они призваны постоянно заботиться о своем совершенствовании, ибо быть первыми очень трудно, если речь идет о тех первых, кто не сдает свои позиции долгие годы.

В ЦСКА, как, видимо, и в любом другом спортивном коллективе, есть свои традиции, свои особенности. И если такие черты, как, например, вера каждого игрока в помощь партнеров по звену, присущи не одним лишь армейцам, то вот «психология победителя», «привычка» к постоянным победам, стремление к успеху в каждом матче – качества не слишком распространенные, и хоккеист, игравший вчера в «Тракторе» или в «Химике», не сразу воспринимает этот настрой, не сразу понимает, что он должен играть с полной отдачей сил в каждом матче.

У хоккея, считаю я, не может быть «отгулов», работы вполсилы. А такое отношение к делу в решающей мере зависит от лидеров команды.

ЧЕТЫРЕ ЗВЕНА

Рижская новинка

Хоккей, как никакая другая коллективная игра, настоятельно требует постоянного обновления концепций и взглядов.

Со временем та или иная основа, которая позволяла нам опережать соперников, быть сильнейшими в мире, неизбежно устаревает. Преимущество сборной СССР начинает теряться, поскольку в наш век широчайшего общения, энергичного использования видеомагнитофонов и заимствования опыта соперников находки чемпионов мира, носившие характер откровения, довольно скоро становятся всеобщим достоянием, альфой и омегой хоккея.

Так произошло и несколько лет назад, когда на чемпионатах мира 1976 и 1977 года мы, скажем прямо, едва ли опережали своих соперников.

Сборная СССР должна была найти что-то новое, что позволило бы ей снова уйти «в отрыв».

Такой новинкой стала игра национальной команды четырьмя пятерками.

В мировом хоккее это кажется сейчас естественным, само собой разумеющимся – игра в четыре звена. А родилась впервые эта идея у нас, в Советском Союзе, в рижской команде «Дипамо».

Во избежание недоразумений я должен оговориться, что говорю о приоритете потому, что в матчах на высоком уровне такого ведения игры прежде никто не демонстрировал – ни в нашей стране, ни в ведущих европейских зарубежных клубах (говорю о тех только командах, которые можно увидеть на международной арене), ни за океаном. Допускаю, что гденибудь в низовом хоккее кто-то из тренеров и прежде практиковал игру с четырьмя звеньями. Но если говорить о большом хоккее, то здесь у меня сомнений нет: мы были первыми.

Начиналось все это полтора десятка лет назад, в 1968 году.

Идея имеет свою историю. Она была подсказана самой жизнью. В рижском «Динамо», когда я только принял команду, было три звена. Третья тройка была откровенно слабой.

Мастерство игроков, ее составляющих, вызывало сомнения. И хотя рижане в то время выступали во второй лиге, иначе говоря, в третьем эшелоне нашего хоккея, я сомневался в том, что имею право оставлять в команде таких игроков. Но около третьего звена было еще несколько хоккеистов, которые являли собой резерв третьей тройки. Однако и они по своему классу не могли претендовать на право выступать в основном составе.

И вот во второй половине чемпионата, а речь, напоминаю, идет о первенстве СССР во второй лиге, я через третье звено, постоянно меняя игроков, пропустил шесть спортсменов. То есть, в сущности, два звена.

И уже зрительно, а не только по цифровым итогам матчей, было видно, что это звено, постоянно обновляясь, играет не хуже хоккеистов второго и даже первого звеньев. Когда закончился чемпионат лиги и мы подсчитали итоги выступлений всех пятерок и всех хоккеистов, а учет игры звеньев ведется во всех командах – от сборной страны до клубов второй лиги, то выяснилось, что третье звено в нашей команде на заключительном этапе чемпионата СССР оказалось сильнейшим.