За полшага до счастья, стр. 31
Песчинка сахара
Жюли уснула, положив голову на край постели, взяв в свои ладони ручку Людовика и прижавшись к ней щекой.
Когда Ромэн Форестье бесшумно, по своему обыкновению, вошел в палату, Жюли была слишком глубоко погружена в свои сны, чтобы услышать его.
Он ласково погладил ее по щеке тыльной стороной ладони, чтобы она могла спокойно выплыть из своего сновидения. Так он обычно гладил Людовика, и Жюли это очень нравилось. Ее ресницы едва заметно затрепетали, но она тут же снова уснула.
Тогда Ромэн сел на стул с другой стороны кровати и стал разглядывать спящих. Он воскресил в своей памяти их недавнюю, сделанную на пляже и такую живую фотографию и сравнил с теперешними, отсутствующими лицами. Лицо Людовика вот уже месяц было лишено какого-либо выражения, зато лицо его матери говорило о многом. Оно казалось спокойным, почти счастливым. Ее губы едва заметно улыбались. Ромэн силился вообразить, чтo эта молодая женщина переживает сейчас.
Еще несколько мгновений он разрывался между желанием наблюдать за ней и необходимостью разбудить, чтобы заняться Людовиком.
Он вновь прикоснулся к щеке Жюли своей нежной и теплой ладонью. Почувствует ли Жюли эту ласку там, где она сейчас? Она открыла глаза и чуть не подскочила, увидев рассматривающего ее массажиста. Он смущенно и робко улыбнулся, словно напроказничавший ребенок.
– Простите, я бы предпочел дать вам еще поспать, но в первой половине дня мне обязательно надо посмотреть еще одного ребенка.
Жюли смущенно извинилась. Ей было неловко.
– Вы правильно сделали, что подремали. Такие минуты расслабления очень благотворны. А вам они просто необходимы.
Жюли поднялась. От неудобного положения тело слегка затекло. Она провела рукой по взлохмаченным коротким волосам. На левой щеке отпечатался след смятой простыни. Трогательная деталь.
Но Ромэн чувствовал, что Жюли не по себе. Она как-то странно ерзала в кресле, озиралась. Глаза у нее блестели.
– Что-то не так?
– Нет-нет, все в порядке… Хотя нет… Со мной такое бывает, когда я резко просыпаюсь. В такие моменты я становлюсь какой-то особенно чувствительной…
Она украдкой смахнула слезу. Но от внимания Ромэна ее движение не ускользнуло.
– Могу ли я пригласить вас выпить со мной кофе после второй консультации? Чтобы загладить свою вину?
– О, вы ни в чем не виноваты. Вы делаете свою работу…
– Тогда просто ради удовольствия?
После некоторого колебания, вызванного резким пробуждением, Жюли все-таки согласилась.
– Я за вами зайду, – сказал Ромэн.
– Воспользуюсь тем, что вы здесь, чтобы немного освежиться под душем.
Вернувшись, Жюли увидела, что Ромэн держит Людовика за ручку и тихонько что-то нашептывает ему в самое ушко. Он впервые остался наедине с малышом, без мамы, которая может услышать, что он ему говорит. Жюли была тронута таким вниманием, такой близостью Ромэна к Люку и, возможно, ко всем детям, с которыми он работает. Это не выглядело работой. Она тихонько кашлянула, чтобы дать знать о своем присутствии и не застать его врасплох в столь сокровенный момент. Ромэн погладил Людовика по щечке, улыбнулся Жюли и вышел из палаты.
– Надеюсь, до скорого, – бросил он.
Жюли успела заметить тонкую цепочку, выскользнувшую из-под ворота футболки. В этот раз ее позвякивание было менее приглушенным. При каждом движении со стуком соприкасались два кольца. Обручальных…
В кафетерии они нашли свободный столик. Ромэн поставил на поднос две чашки кофе. Издали он жестом спросил, нужен ли Жюли сахар. Она кивнула. Он сел, придвинул ей стаканчик, положил рядом пакетик сахара и пластиковую палочку, чтобы перемешивать.
– Вам лучше?
– Да, прохладный душ пошел мне на пользу. Наверное, я не выспалась. Вчера вечером мы ходили в кино.
– Очень хорошо! Некоторые родители не понимают, что надо себя беречь, возвращаться к почти нормальной жизни. И вы увидите, что порой вы будете от души смеяться, а иногда упрекать себя за это. Когда в жизни человека случается большое горе, ему кажется, будто взгляды окружающих не позволяют ему быть веселым, хотя в глубине души он осознает, что только это помогает ему держаться. Японская пословица гласит: «В дом, где смеются, приходит счастье».
– Мне кажется, японцы состязаются с арабами.
Ромэн улыбнулся.
– Можно подумать, вы через это прошли! – воскликнула Жюли. – То, что вы говорите, настолько верно…
Ромэн молча опустил глаза.
– Простите, меня это не касается, – извинилась Жюли.
– Я бы не хотел говорить об этом. Мои переживания столь нелепы по сравнению с тем, что испытываете вы.
– Да, изливающий душу мужчина выглядит довольно смешно. Вот почему они обычно этого не делают. А вот женщины поняли, что смешное не убивает. А порой действует даже благотворно. Высказать то, что у тебя на сердце, вовсе не означает выставить себя на посмешище. Ведь у мужчин тоже есть сердце?
– Да. И иногда оно разбивается. Моя жена ушла…
– Ушла? То есть покинула этот мир?
– Нет, она покинула меня. Но для меня это одно и то же…
– …
– Она ушла от меня к адвокату. Конечно, адвокат лучше. Он представительнее, больше зарабатывает… Она без малейшего сожаления поставила крест на своей прежней жизни. Моя рана постепенно рубцуется. Но вот бедная Шарлотта… Я не понимаю…
– Шарлотта?
– Моя дочь. То есть наша дочь. Вот видите, я уже дошел до того, что забываю о том, что у нее есть мать.
– Но ведь у родителей равные права на ребенка?
– Она не захотела. Ее дорогой адвокат счел, что это обременительно.
– Но все-таки она видит дочь?
– Редко. Они переехали в Париж.
– Вы ее очень любили?
– Очень.
Жюли даже не знала, что сказать. Как это возможно, чтобы мать бросила ребенка ради другого мужчины? Ей это казалось непостижимым. Совершенно непостижимым.
Ромэн машинально прикоснулся пальцами к обручальным кольцам. В другой руке он так же автоматически вертел стаканчик с кофе.
У Жюли внезапно замерзли ладони, она обхватила стаканчик, чтобы согреть их.
– Все раны рано или поздно затягиваются; хорошо или плохо, но кожа заживает. След остается, но жизнь сильнее.
Оба молчали. Только робко прихлебывали кофе. Решительно, их отношения буквально притягивали множество ангелов…
Жюли продолжала медленно помешивать свой кофе пластмассовой палочкой. И ни о чем не думала.
– Мне кажется, за это время сахар уже растаял.
– Да, – согласилась Жюли и рассмеялась.
Они изредка взглядывали друг на друга, ощущая несомненную общность, которую заметили, должно быть, еще при первой встрече, но которая теперь, за этим маленьким квадратным столиком, среди гомона безымянного кафетерия, обрела форму.
– А что папа Людовика?
– Вы разве не в курсе?
– Ах да, верно, это записано в истории болезни. Он никогда не хотел признать своего отцовства?
– Никогда.
– И вам никогда не хотелось найти для сына приемного отца?
– Каждый божий день с утра я надеюсь, что найду отца для Людовика. А заодно мужчину для его мамы.
– И что же?
– И каждый вечер еще чуть-чуть сильнее утверждаюсь в своем атеизме.
– Но ведь вы очень симпатичная.
На губах молодой женщины мелькнула улыбка. Трогательный комплимент… Она едва заметно покраснела. Словно на ее щеки опустились два розовых лепестка…
Жюли была рада, что может не встречаться глазами с Ромэном. Она была уверена, что на дне еще осталась песчинка сахара, и принялась неистово перемешивать кофе.
– Спасибо…
– Я вполне искренне…
– Трудно найти идеального мужчину, который подошел бы и Людовику, и мне…
– Неужели вас не предупредили? Сказки существуют только в книжках!
А что, если Жюли хочет в них верить? В сказки! А? Это что, кому-то мешает?
Она уже была готова ответить, но Ромэн продолжал: