За полшага до счастья, стр. 17

Слезы смешивались с по?том. Не важно, что их футболки отнюдь не благоухали после недавних усилий. Главное – обрести утешение. А остальное не имеет значения.

Спустя добрых полчаса Жюли удалось уговорить Жерома вернуться в дом. Он ушел принять душ, смыть пот и охладить опухшие веки. Через несколько минут он появился с перекинутым через плечо полотенцем. Молодая женщина приготовила кофе и тартинки, намазанные толстым слоем «Нутеллы». Если сладкое успокаивает младенцев, оно должно так же благотворно действовать на любого бедолагу, какого бы возраста он ни был. Мы никогда окончательно не покидаем страну детства.

Поль ушел прогуляться с малышом по деревне, чтобы дать Жерому время прийти в себя. Жюли тоже скрылась в ванной, оставив его наслаждаться шоколадными тартинками: а вдруг ему захочется без свидетелей прикончить всю банку! Впрочем, она надеялась, что и на завтра останется. Она ведь тоже не совсем покинула страну детства.

Под вечер бывает такая прекрасная пора. Одни запускают воздушного змея, другие бредут по воде вдоль берега. Над волнами разносятся крики играющих детей. Сегодня Жером впервые разделяет этот вечер с ними. Он идет чуть впереди, потому что Поль и Жюли остановились, чтобы Люк мог рассмотреть краба. Малыш, утратив к нему интерес, внезапно вприпрыжку пустился за ушедшим вперед мужчиной и, догнав, протянул ему ручку. Жером вздрогнул и чуть не отскочил, пораженный этим проявлением нежности, но, справившись с собой, заключил маленькую пятерню в свою холодную ладонь.

– Почему ты никогда не вадуешься? – через несколько мгновений спросил Люк.

– Потому что мне грустно.

– А почему тебе гвустно?

– Потому что моя жена умерла.

– А почему она умевла?

– Э-э-э… потому что ей было грустно…

– Значит, и ты умвешь?

– Я… нет, не обязательно!

– Тогда почему ты никогда не улыбаешься, если не собиваешься умивать?

Тут Жером посмотрел на малыша и улыбнулся ему. Жизнь порой так проста. Он схватил ребенка под мышки и закружил в воздухе, а потом посадил к себе на шею. Малыш уже не мог этого видеть, но Жером по-прежнему улыбался: улыбка словно прилипла к его губам, как будто он вновь позволил ее себе после утренних слез.

Людовик закашлялся.

– Ты заболел?

– Нет, пвосто пвоглотил насмовк…

Под вечер бывает такая прекрасная пора. Одни запускают воздушного змея, другие бредут по воде вдоль берега. Над волнами разносятся крики играющих детей. И еще бывает бальзам на сердце, когда тоска, покидая вас, освобождает немного места для всего остального…

* * *

Наверное, во времена, когда процветало колдовство, мужские слезы ценились на вес золота. Они были такой же редкостью, как жабья слюна. Для чего они могли пригодиться – не знаю. Снадобье, от которого становишься более любезным? Человечным? Более щедрым на чувства? Или менее волосатым?

Желая казаться мужественными, все мужчины постоянно пытаются проглотить слезы, даже в самые ужасные моменты своей жизни. Будто это что-то меняет. А ведь слезы действуют благотворно. Очищение мозгов, промывка от печали. Тогда откуда у них эта нелепая мысль, что, раз у тебя есть яйца, ты не должен плакать?

Уж и не знаю, что спровоцировало утренний потоп: усталость, выпитое накануне, факт, что он проиграл забег, или все, вместе взятое, зато мне известно, что через несколько часов Жером улыбался. Именно такой улыбкой, какая свидетельствует о том, что час успокоения близок.

К счастью, я знала, что он несет груз тяжкого горя, а то подумала бы, что он плачет из-за поражения, как избалованный ребенок, которому при раздаче пирога не достался королевский боб. А поскольку я не из тех, кто станет плутовать, чтобы позволить выиграть другому…

Десять дней назад я проливала слезы, сидя за кассой, а потом какой-то тип выложил на движущуюся ленту свои покупки и пригласил меня в ресторан, а после еще и в Бретань. А сегодня он благодарит меня за то, что я заставила плакать его сына.

Чуднaя история!

Непохоже, чтобы они занимались продажей женщин и детей в Азию. Они даже как-то вполне искренни в своих сложных отношениях.

А я никогда в жизни не тратила столько денег, которые мне не принадлежат. Надо бы быть поосторожней, а то привыкну. Хотя за три года я так приучилась считать каждый цент, что со мной такое может случиться очень не скоро. К тому же, Жюли, даже не мечтай, это долго не продлится. Три недели отпуска, а там – твоя касса ждет тебя! И недовольные и нетерпеливые покупатели, и злой директор, и твои сраные коллеги, и твоя говенная жизнь…

Так что пользуйся. Есть маленький мальчик, который смотрит на море, и в глазах у него пляшут звездочки. И он наслаждается…

И живет не раздумывая.

Сегодня вечером он сказал мне: «Я тебя люблю». Я ему ответила: «А я тебя». Тогда он заключил: «Мы с тобой любим друг друга за двоих».

Да, мой Люк, мы с тобой любим друг друга за двоих…

На кончиках пальцев

Жером поднялся на заре. Накануне вечером он ничего не пил, чтобы заснуть. Маленькая победа. Он надел кроссовки и направился на пляж. Ему необходима небольшая тренировка, чтобы ответить на вызов этой девчонки, которая вчера унизила его, доказав, что он превратился в тряпку, что еще способен встать утром, но уже не помнит для чего. А вот для чего. Кстати, есть побудительная причина. Снова обрести форму. И доказать Жюли, что есть еще порох в пороховницах… Ну и что, что у нее крепкие ягодицы, – приятно смотреть на них, когда бежишь сзади. Прежде чем они отправятся домой, в Эльзас, он намерен финишировать по меньшей мере одновременно с ней.

Жюли смотрела через окно, как он удалялся. Она надела брюки и тихонько прикрыла дверь, чтобы не разбудить малыша, который еще спал. Она готовила завтрак, стараясь производить как можно меньше шума. На дне банки осталось совсем немного «Нутеллы». Жюли поскребла по стенкам чайной ложкой, чтобы вновь ощутить удовольствие, которого не позволяла себе с прошлого Нового года. Каждый год она покупает себе одну банку. Могла бы лакомиться «Нутеллой» раз в неделю, если бы в тот вечер не выпила лишнего и не купилась на нежный взгляд парня в дальнем углу комнаты. Дело было в гараже ее подружки, после развеселого дня рождения. Иначе она могла бы продолжить учебу и стала бы, как мечтала, специалистом по молекулярной биологии. Ее препод в последнем классе горы свернул, чтобы ее допустили до экзаменов на бакалавра, и даже решил вопрос с вступительным сбором. А как с остальным, со всем остальным? Так что она ограничилась оценкой «хорошо» по точным наукам. Кассирше полезно уметь считать. Только вот всем плевать на ее оценки и на то, кем она мечтала стать.

Оценки «хорошо» недостаточно, чтобы покупать «Нутеллу».

А вот если бы она продолжила учебу, могла бы покупать ее хоть целыми коробками.

Но тогда не было бы Люка.

Не было бы Люка.

Он – ее собственная мечта о микробиологии.

Ну и что?

Жером вернулся запыхавшийся, в поту, но не такой замкнутый, как прежде. Всего один вброс эндорфинов, чтобы заставить его увидеть жизнь под другим углом и разжать судорожно сжатые губы. Поль вместе с Людовиком ушли за хлебом. Хрустящий багет по утрам так же прекрасен, как «Нутелла». К этому быстро привыкаешь… И к тому и к другому…

Жером пошел в душ. Сидя за кухонным столом, Жюли листала вчерашнюю местную газету. Только она раскрыла раздел происшествий и новостей, как телефон доктора начал вибрировать на столе, прежде чем разразиться звонком. Жюли не ответила. Еще чего, она не секретарша! «Кабинет» – написано на экране.

Что за пиявка эта его заместительница!

Звонок умолк, но вскоре телефон снова запрыгал на столе. Абонент тот же. Жюли взяла трубку. А вдруг что-то срочное?