Самураи. Военная история, стр. 69

Глава X

Корейская война Хидэёси

Теперь, когда Тоётоми Хидэёси сделался владыкой Японии, для него открылся путь к осуществлению его заветной мечты – завоеванию Китая. Этот грандиозный замысел был не плодом внезапной одержимости, а идеей, которую он вынашивал много лет. Еще в 1578 г. он поделился своими размышлениями с Ода Нобунага, перед тем как отправиться воевать для него с кланом Мори. В своей необыкновенной речи, если учесть, что он тогда был всего лишь одним, пусть даже самым способным, из командиров Нобунага, он зашел гораздо дальше порученной ему миссии: он мечтал о покорении Кюсю, дальнейших завоеваниях за морем, вплоть до того, что при помощи усмиренной и дружественной Кореи он вознамерился покорить и самый Китай. «Я сделаю это, – сказал он Нобунага, – с той же легкостью, как свертывают циновку и уносят ее под мышкой».

К 1586 г. его планы стали приобретать определенную форму, и он настолько уверился в их реальности, что обратился к двум отцам иезуитам с просьбой помочь ему достать два португальских корабля, вооруженных, с укомплектованной командой, чтобы использовать их при вторжении. Не желая участвовать в экспедиции, которая могла бы нанести вред их миссии, иезуиты ему отказали.

В растущем интересе Хидэёси к этому проекту есть своя забавная сторона, ибо пять лет спустя, во время осады Одавара, он как-то раз отвлекся от блокады Ходзё и посетил святилище Хатимана Цуругаока около Камакура. Это было святилище божества, считавшегося покровителем клана Минамото, и последнее пристанище Минамото Ёритомо, который умер в 1199 г. Хидэёси подошел к статуе великого сёгуна и, похлопав ее по спине, обратился к изображению своего славного предшественника с такими словами:

«Ты обрел всевластие под небесами, ты и я – единственные, кто смог это сделать. Но ты происходишь из благородного рода, а я вышел из крестьян. Но что до меня, как только я завоюю всю империю, я намереваюсь покорить Китай. Что ты об этом думаешь?»

У Хидэёси была еще одна причина для похода на Китай, ибо в Японии, теперь объединенной, было около полумиллиона безработных самураев. Как еще Хидэёси мог удержать столь быстро обретенную власть? Не имея возможности куда-либо направить свою энергию, его суровые подданные едва ли стали бы сидеть тихо, и Хидэёси это предвидел. Использовать эту энергию в заморской войне было наиболее многообещающим решением, и такая мысль играла в рассуждениях Хидэёси, вероятно, не меньшую роль, чем грандиозный замысел посадить императора Японии на Драконий трон Китая.

Между Японией и Китаем лежит Корея, гордая независимая страна, объединившаяся в 1392 г. Она все еще была китай-ским протекторатом, но тем не менее считала себя равной Японии. Отношения между Кореей и Японией долгие годы оставались довольно прохладными, главным образом из – за набегов японских пиратов. В 1587 г. Хидэёси попытался возобновить обмен посольствами, понимая, что для исполнения его замысла Корея должна либо вступить в союз с Японией, либо быть завоеванной. Первый японский посол, посланный Хидэёси в Корею, вернулся, так и не увидев корейского правителя, и Хидэёси велел его обезглавить «для воодушевления прочих». Это должным образом стимулировало членов следующего посольства, и из Кореи пришел ответ, что правитель соблаговолит принять послов при условии, что они привезут ему нескольких японских пиратов для наказания. Изловили и послали трех пиратов, и, наконец, японские послы были приглашены во дворец в августе 1589 г. и преподнесли корейскому вану павлина и несколько фитильных мушкетов. Примечательно, что это были первые ружья, попавшие в Корею, и эта простая демонстрация превосходства японской военной технологии давала понять, что любой конфликт с Японией – дело опасное.

В апреле 1590 г. японцы возвратились с тремя корейскими послами и письмом от правителя. Хидэёси принял их и через некоторое время дал ответ в высокопарном стиле, более чем ясно выражавший его намерения.

«... расправив крылья, как дракон, я покорил Восток, устрашил Запад, покарал Юг и сокрушил Север. Быстрый и грандиозный успех сопровождал мое возвышение, подобно восходящему солнцу осветившее всю землю.

... я соберу могучую армию и вторгнусь в Великую Мин. Холод моих мечей заполнит все небо над четырьмястами провинциями. Если я приступлю к исполнению этого замысла, то надеюсь, что Корея станет моим авангардом. Пусть она преуспеет в этом, ибо моя дружба с вашей почтенной страной целиком зависит от того, как вы себя поведете, когда я поведу свою армию против Китая».

По тону этого письма и из наблюдений, сделанных за время их визита в Японию, корейские послы пришли к выводу, что война между двумя странами неизбежна, поскольку корейцы не собирались сидеть сложа руки, в то время как японские армии будут маршировать через их страну на Китай. Им не дадут прохода, если только они не прорубят его мечом. Корейские послы, питавшие к Хидэёси такое же презрение, как и он к ним, добавили, что идея завоевания Китая столь же абсурдна, как старания пчелы ужалить черепаху сквозь панцирь.

Такой ответ привел Хидэёси в ярость, и слухи о его намерениях вскоре дошли до Пекина, откуда направили посланцев в Корею, чтобы выяснить подробности. Корея могла только подтвердить их наихудшие подозрения и предупредить Китай о нависшей опасности.

Если нападение на Китай можно уподобить пчеле, досаждающей черепахе, то завоевание Кореи следовало бы сравнить с собакой, дерущейся с зайцем, к тому же слепым, хромым и глупым. Несмотря на решительность ее дипломатов, ни одна страна не была хуже подготовлена для противостояния военной мощи Японии, чем Корея в 1594 г. Это было общество, состоящее только из двух классов – аристократии и рабов. Первые вели жизнь, во многом подобную изнеженному существованию знати эпохи Хэйан, только без самураев, способных защитить их от агрессоров, поскольку последние их почти не беспокоили. Двор был заражен завистью, политическое соперничество приобрело столь дикие и безжалостные формы, что по сравнению с корейской знатью даже деспоты Фудзивара показались бы афинскими демократами. Крестьяне, которые составляли ряды корейской армии, были не более чем толпой, чьи понятия о патриотизме обычно сводились к уплате определенной суммы денег, избавлявшей их от военной службы. Все, кто мог откупиться, так и поступали, так что защита страны ложилась на плечи беднейших из бедных. По своему вооружению корейская армия значительно уступала японской. Особенно жалко выглядели в сравнении с японскими их мечи – короткие обоюдоострые колющие клинки. Использовались также лук и стрелы, несколько разновидностей прямых и изогнутых копий, а также любопытный корейский цеп. Это было что-то типа палицы с длинным древком и соединенным с ним на цепочке из трех звеньев билом, усеянным шипами – оружие корейской кавалерии, в эффективность которого корейцы очень верили. Об отсутствии аркебуз мы уже говорили, при том что пушки у корейцев имелись, но они даже не попытались скопировать те образцы, которые привезли японские послы.