Олег Рязанский, стр. 25
Мамай вспомнил детские годы, развеселился, стал тыкать в белку пальцами, спросил по-урусски:
– А что будет, если перед пастью рыси открыть клетку с белкой? Съест рысь белку или не съест?
Федор Шиловец ответил на мамаевом речении:
– Как скажешь, господин беклярибек, так и сделаем. Если пожелаешь, то клетку с белкой можешь открыть сам.
Мамай пожелал. Ковырнул пальцем защелку и белка мигом очутилась в зубах у рыси! Падая на пол, беличья клетка задела клетку с мышками, дверца расщелкнулась и мышки выскочили наружу! Одна из них, дрессированная на такой случай, юркнула под халат Мамая и Мамай, бесстрашный в боевых схватках, взвизгнул по-бабьи, вспрыгнул на топчан и сбрасывая с плеч халат сшитый из беличьих хвостиков, заорал:
– Немедленно изловить этих тварей!
Щур с мышиной юркостью ухватил двух беглянок, повертел свою добычу перед самым носом Мамая, отчего тот снова подпрыгнул, и засунул мышек в мешок. Туда же последовал, отысканный Федором Шиловцем берестяной сундучок, ради которого и была затеяна вся эта комедия. Улучив момент, Щур приоткрыл крышку и обомлел… Не всегда голова твердо держится на плечах…
Изловленных мышей пересчитали и Мамай велел комедиантам исчезнуть. Но главарь шлемников, руководитель аттракциона, нахально протянул Мамаю руку:
– Бахшиш полагается, уважаемый беклярибек. Достойное вознаграждение за полученное удовольствие.
Развязал поясной платок беклярибек, а там пусто! Нет ни одной таньги! Стоит моргнуть глазом и принесут ему все, что хочет… хоть чашу Джамшида, на дне которой видно все происходящее на земле… хоть хурджин микробов, о которых поведал всему миру ученый врачеватель Абу-Али ибн Сино, хоть собольи пеленки, принесенные в день рождения Чингизхану. Удивительно, казна есть, а денег на карманные расходы – нет! И тогда Мамай бросил Федору Шиловцу свой бесценный халат из рыжих беличьих хвостиков плюс чувяки без каблуков, то есть, пожаловал “сарану” – одежду с головы до ног, поистинне ханский подарок…
Возвращались скоморохи-шлемники с высоким чувством выполненного долга. Мелькали в обратном порядке задонские чукуры, донские, кучугуры, бучугары, россоши… На третьем распадке Федор Шиловец попридержал коня, оглядел всех:
– Что-то нас, братцы, поменее стало. На выезде из гнездища мамаева все были на месте, а сейчас одного не хватает! Восьмой лишний есть, так кого же нет?
Пересмотрелись. Пересчитались. Батюшки, Михайло Потапыч в отсутствии! Лошадь его есть, а наездника нет! Не вынес Потапыч бешеной скачки, свалился от медвежьей болезни. Вот оно – непредвиденное обстоятельство, предвиденное Федором Шиловцем!
День ушел на то, чтобы отыскать потерю, известно, ведь, что свои своего не бросают! Михайло Потапыч так обрадовался, что снова пустил струю…
В полном составе миновали лесорубов. Как сидели у просеки, так и сидят. Топоры точат: вжик-вжик… Войну поджидают? Вскоре она по этой дороге во весь рост пойдет!
На отгонном пастбище пастух с подпаском. Похлестывают кнутами: гнать коров в чащобное место или повременить, авось, пронесет, в чащобе-то другой враг водится: волк-пакостник, рысь-паскудница, змея подколодная…
Смолокуры встретились. Сидят, самокрутки крутят, цедят меж зубов махру моршанскую. Или тогда махры еще не было? Но Моршанск был! Или в те времена люди еще не баловались табакокурением? Увы… Однажды московские археологи копнули поглубже котлован возле Большого театра и обнаружили глиняные курительные трубки в людском поселении задолго до возведения Москвы-матушки. Отсюда и вывод соответственный…
К вечеру лубяной сундучок вернулся к хозяину. К рязанскому князю Олегу Ивановичу. Глянул он испытующе на Федора Шиловца, спросил со всей строгостью:
– Открывал? Заглядывал? – содержимое-то международной важности.
– Как можно, Ольг Иваныч, да ни в жизнь!
– Молодцы, за четыре денька управились, – и по чарке каждому шлемнику медовухи поднес, дескать, с устатку, да еще кое-что в тряпочной упаковочке.
Бесконечно долго глядел князь рязанский на доставленный сундучок. Помятый слегка, с блестящими железными уголками. Он знал, что находится внутри и, все же, открыл крышку… “О, господи, – прошептал, крестясь, – прости ты меня, грешного…”
Через день и Щур, восьмой лишний, загнав двух лошадей, предстал перед глазами князя московского. Но привезенная весть стоила спешки. Когда весть достигла ушей Дмитрия Ивановича, он перекрестился и понял, что полностью может рассчитывать на князя рязанского.
Личный шаман Мамая результатом тоже остался доволен. Мамай просил убрать боль душевную – он и убрал. Легче легкого. Особенно в час волка года собаки сорокалетнего цикла огнедышащего дракона, когда полная луна ходит в подпитии и особым образом влияет на человека. Тогда человек становится податливым на обстоятельства, совершая поступки сообразно своей личности. Баш на баш! Голову на голову!
И ночной караул, и сменный видели, как вошел в юрту Мамая посол от князя рязанского. С берестяным сундучком. Но никто не видел, чтобы посол Епифан Кореев вышел…
Отрубленная голова, как вещественное доказательство, не столь редкое явление в среде человеческой.
Персидский царь Кир, одержав блестящие победы в Египте, Вавилоне, Ассирии, в 530 г. до и. э. проиграл сражение. И кому? Женщине. Пленив Кира, царица кочующих скифов Тамарис, отрубила ему голову и возила ее в мешке, демонстрируя всем в качестве мести за сына, погибшего в Лидии.
“Абу-Али был у нас, но давно ушел…”– так дипломатично ответил правитель города Нисы в Хорезме на требование могущественного султана Махмуда Газневи “немедля прислать ему голову Ибн-Сина” (980-1037), известного в Европе как Авиценна – врача, философа, поэта, приговоренного султаном к смертной казни.
В сентябре 1300 года произошла битва между Ногаем – ханом. Мангытской Орды и Тохтой – ханом Золотой Орды, хотя до этого они были союзниками. Во время сражения Ногай был убит русским воином из отряда хана Тохты. Расчитывая на вознаграждение за столь ценный трофей, воин принес доказательство – голову Ногая. Но Тохта заявил, что “у простолюдина нет права убивать хана” и отрубил ему голову.
В доказательство, что голова именно того, кто был не нужен, Амину Хафизулле – главе Афганистана, 27 декабря 1979 года отрезали голову и доставили в Москву.
Эпизод 9
Ход конем князя рязанского
Сколько сил у противника? Таким вопросом озадачивал себя любой правитель в преддверии военных действий. Сведения добывались разнообразными способами… Олег, князь рязанский, предпочел свой. Собрав от доносителей известия о количестве у Мамая конских табунов, пересчитал их на поголовье, умножил результат на два, отминусовал жеребых, упряжных, ездовых, провиантских, резервных и на прокорм воинов. Получилось предполагаемое число – двадцать тысяч, плюс-минус тысяча. В чем главная сила мамаева? В коннице. И появилась мысль, а не ослабить ли эту силу по мере возможности? Следом – вторая мысль, за ней – третья первую обгоняет. Кружат стрижами стремительными… Одну из них Олег Рязанский за хвост поймал и за добавочной информацией отправился на заливные песенные луга с табунами былинных коней семи мастей: пегой, чалой, гнедой, вороной, сивой, соловой и жарко-рыжей с глазами светлыми.
Отдельно паслись кони с изъянами. Те, которые против солнца бежать не могут – слепнут. Те, что ненадежны на мерзлой земле – скользят и падают, и тупые, и беспричинно лягающиеся, и неопределенной масти: серо-буро-малиновые.