Полуночная девушка, стр. 50
«Та птица, чей слышен голос…»
…чей-то голос говорит, что сороки – ловкие воришки. Ба, да это же она сама, сидит в красивом гнезде, расположенном в самом высоком шпиле собора, сквозь витражные окна которого сочится свет…
«В полуночном хоре скорбей…»
…худая спина, прикрытая смятой простыней, нежные переливчатые чешуйки вдоль позвоночника мужчины, на чешуйках пляшут лунные блики, она гладит их, пересчитывает, одну за другой, рисует пальчиком узоры на его коже, пока он спит…
«Восстанет из крови и пепла…»
…голос Птеры, которая называет Эхо своей маленькой сорокой…
«Чтоб оду пропеть заре».
…чьи-то губы касаются ее шеи, чьи-то сильные руки обвивают ее талию, и она твердо знает, что любима…
«…воспоминания делают нас теми, кто мы есть. Без них мы ничто…»
…огонь выбивает окно, точно ураган, кто-то, кого она знала и любила, зовет ее по имени, а она горит, горит, горит…
Эхо добежала до конца коридора, упала на хлипкую деревянную дверь и дрожащими руками вставила ключ в замок. На нее обрушился поток воспоминаний, еще более давних, почти забытых. Ее тело в лазурных, золотистых, малиновых перьях. Ее костяшки в чешуйках, которые блестят в свете звезд. Кажется, кожа Эхо вот-вот лопнет под напором сотен душ, воюющих за место в одном-единственном теле.
Эхо распахнула дверь и так стремительно ворвалась в комнату, что упала на колени и уставилась на предмет, который, по словам прорицательницы, должен явить ей жар-птицу.
Зеркало. Обычное зеркало. Эхо глядела в него, задыхаясь от бега, стиснув кинжал с такой силой, что сороки из оникса и перламутра впились ей в ладонь.
«Когда увидишь – узнаешь», – сказала ей Птера.
Эхо смотрела в зеркало и видела себя.
Так значит, она и есть жар-птица? Девушка хотела рассмеяться, но из ее горла вырвалось лишь сдавленное рыдание.
Эхо закрыла глаза. Перед ее мысленным взором проносились миры, мгновения, образы, беспорядочные, непонятные: жизни, которые она не прожила, места, где никогда не бывала… Одно воспоминание сменяло другое, они сливались в ком из красок и звуков. Но один образ отличался от прочих. Домик у моря, мужчина рядом с ней – в ее памяти он был куда моложе, его свежесть еще не украли время и горе. Гай. Он знал ее раньше. Нет, не ее, другую. Ту, чьи воспоминания смешивались с ее собственными.
«Да», – прошептал голос. Тот самый, что остановил ее руку, когда она приставила кинжал к горлу Гая. Тут Эхо поняла, что делать. Прежде чем восстать из пепла, нужно пасть. Она встретилась взглядом с отражением в зеркале и занесла клинок.
– Кровью моей.
Эхо опустила кинжал, и он вонзился в ее тело, скользнул между ребрами. Она лишь заметила, что кровь заливает рукоятку, как вдруг дверь в клубах дыма и пламени слетела с петель.
Последним, кого увидела Эхо, прежде чем сомкнуть глаза и впасть в черное забытье смерти, был Гай: он кричал, звал ее по имени. Но огонь охватил комнату, а вместе с ней и Эхо. Вот так закончилась ее жизнь. В крови и пепле.
Глава пятьдесят третья
– Жар-птица – не что-то, а, скорее, кто-то, – изрекла прорицательница. – И ты, Роза, ее сосуд.
Роза сидела у камина в домике, подтянув колени к груди и укутавшись в одеяло, и вспоминала слова оракула. Поразительно, как одно простое предложение способно перевернуть жизнь.
Она пошевелила затухающие угли кочергой. Гай ушел за дровами, и она никак не могла решить, рассказывать ему про визит к прорицательнице или не стоит. Он не знал, куда она ходила. Когда четыре дня назад Роза отправилась в дорогу, она ему сказала, что пошла искать жар-птицу. Если бы не Гай, она никогда не узнала бы о прорицательнице, и чутье не подсказало бы ей, что там она найдет ответ.
Они с Гаем рассказывали друг другу истории, уютно устроившись под одеялом у этого самого камина. Он вспоминал, как год назад его выбрали Повелителем драконов и он отправился к прорицательнице. Они смеялись над ее бессмысленным предсказанием – «Следуй велению сердца» – и неторопливо целовались у огня, наслаждаясь редкими минутами близости. Не так-то часто Гаю удавалось улизнуть из Крепости без сопровождения охраны, так что мгновения эти были на вес золота. Они были священны. Но теперь Роза обманула его доверие и боялась, что Гай этого не простит.
Она вздохнула и оперлась подбородком о колени. Роза любила Гая, она в этом не сомневалась, но все-таки в глубине души скучала по тому времени, когда ее миссия представлялась ей простой и ясной, – до того, как она отдала свое сердце Гаю. Совет старейшин велел ей найти жар-птицу. Она помнила, как Альтаир отвел ее в сторону и убежденно сказал, что на войне все средства хороши: она должна выполнить задание, даже если для этого ей придется соблазнить Повелителя драконов. Роза никогда не сомневалась в себе: она красива, умна, сообразительна. Неудивительно, что Гай в нее влюбился. Удивительно, что она тоже его полюбила. Альтаир, должно быть, что-то заподозрил, не получив донесений из Японии, когда она была там в прошлый раз, но об этом она решила подумать потом.
Дверь распахнулась, и вошел Гай с охапкой дров. Он бездумно наслаждался простой и уютной жизнью в домике у моря, не подозревая о том, что уготовила ему судьба, и Розе его беспечность казалась полной невыразимого обаяния. Да, Гай – Повелитель драконов, но он еще так юн и полон надежд. Правда его убьет. Если он узнает, что для того, чтобы найти жар-птицу – которая для него была лишь предметом научных изысканий, – Роза должна погибнуть, он этого не вынесет. Да и Роза не была к этому готова. Слова оракула звучали у нее в голове снова и снова:
– Чтобы обрести силу жар-птицы, сначала ты должна доказать, что этого достойна, – сказала прорицательница.
Роза два дня скиталась по лесу в поисках водопада. Ее перья слиплись от грязи, и у нее не было никакого желания доказывать, что она достойна получить силу какого-то сказочного существа.
– Как именно я должна это доказать? – спросила Роза. – Что я должна для этого сделать?
Прорицательница сидела на табуреточке у клавесина и наигрывала знакомую мелодию. Колыбельная сороки. Ее пели на ночь всем птерятам.
– Сосуд должен принести поистине бескорыстную жертву, – пояснила прорицательница. – Величайшую жертву.
Она обернулась к Розе. Лицо прорицательницы скрывал капюшон плаща.
– Ты должна спросить себя, чем готова пожертвовать во имя этой силы. Жар-птица положит конец войне, но, быть может, ее исход не придется тебе по душе. Быть может, настанет мир. А может, все погибнет. Ты готова отдать за это свою жизнь? – Прорицательница повернулась к клавесину и занесла руки над клавишами. – Или его?
Роза и без пояснений оракула поняла, что речь о Гае. Она смотрела, как он подкладывает дрова в камин. Гай протянул руку, и Роза протянула ему кочергу. Огонь затрещал, разгорелся, Гай уселся рядом с ней на разбросанные по полу подушки. Роза откинула край одеяла, Гай забрался под него и обнял ее за талию.
Он поцеловал ее в висок, потерся носом о ее черно-белые перья и спросил:
– Как сходила? Нашла, что искала?
Роза улыбнулась Гаю и в эту минуту поняла, что не может принести его в жертву. А значит, и бремя правды нести ей одной.
– Нет. Очередной тупик.
Гай чмокнул Розу в губы, стукнувшись лбом о ее лоб.
– Ну ничего, в другой раз повезет.
Роза закрыла глаза и вдохнула его запах.
– Да, – прошептала она. – В другой раз.
Пусть она сосуд для жар-птицы, но ее судьба в ее руках. Она не станет жертвовать своей жизнью для того, чтобы обрести могущество: это убьет и ее саму, и тех, кого она любит. Когда-то родится новый сосуд, прорицательница ей это обещала. Да, это эгоистично, но отказываться ради власти от Гая и их любви она не будет.
Покинув Шварцвальд, она два дня оставляла подсказки для следующего сосуда. Пусть кто-нибудь другой сражается с судьбой. Роза была молода, влюблена, и у нее не было ничего, кроме тех мгновений, когда они с Гаем наслаждались друг другом. Связь их была опасна, и рано или поздно эти свидания погубят Розу: ее убьют либо дракхары, либо птератусы. Тайна Розы умрет вместе с ней, но жар-птица будет жить. Она восстанет из пепла, как феникс.