Фактор «ноль» (сборник), стр. 83

Я разгуливаю по Love Parade, я бегу по нему из стороны в сторону, и на каждом шагу мое дыхание, мой пот, частички моей кожи несут им то, что скоро всех их объединит и со мной, и между собой.

Я снова встречаю карету экологов-радикалов, проповедующих «вооруженную борьбу против медицинского фашизма». Скоро они пожалеют о терапевтических экспериментах над животными. Они пожалеют о том, что не стали морскими свинками для каких-нибудь опытов.

Потому что речь идет именно об опыте, но не с животными. Животные обладают значительно большей истинной индивидуальной единичностью, чем вся эта одновременно аморфная и лихорадочная толпа, которую я, просто улыбаясь ей своей самой широкой улыбкой, заражаю всеми возможными в этом мире болезнями. Любите друг друга без всяких ограничений, потому что ограничения – это я, то есть вы сами.

Вы позволите мне сделать уточнение? Моя вечная мания точности: я не смог использовать все возможные болезни. Некоторые вирусы действительно привлекли мое внимание, такие как ВИЧ, но они требуют непосредственного или даже интимного контакта с партнером.

А я не хочу никакого прямого и уж подавно интимного контакта с этим образованным скотом. Я хочу просто быть «нулевым пациентом» всех бактериологических интоксикаций, которые распространятся здесь, посреди Love Parade.

Я – начальная точка, наложенная на конечную точку. Я – омега всех омег, я – то, что вы есть, потому что я – ваша собственная смерть.

Теперь следите за развертыванием событий. Все и каждый участвуют в процессе, просто они пока об этом не знают. Когда они узнают, их участие станет еще активнее.

Это традиция.

Праздник – это мир. Игра – это жизнь.

9. Играть

Коммюнике номер двадцать пять

Толпа под галлюциногенами понемногу рассеивается, каждый возвращает себе индивидуальную единичность в тот самый момент, когда умирает. Сорок восемь часов беспрерывного праздника, потом начинаются первые признаки заболеваний. Кривая растет вверх, взрывная динамика, экспресс-пандемия.

Мир – это праздник! Жизнь – это игра!

Танцоры гроздьями падают на пол своих колесниц, их рвет, изо рта у них идет кровавая пена, у них начинается понос. Женщины, дети, подростки, гомосексуалисты, гетеро-сексуалисты, сорокалетние и пятидесятилетние люди валятся, сгибаясь пополам, на асфальт, лежат без сил в углах улиц, привалившись к дверям, к витринам. Их глаза налиты кровью и полны паники.

Вы видите их, поскольку я о них пишу. Вы здесь, поскольку я здесь.

Ликующая толпа великолепно справилась со своей задачей. Мне оставалось лишь следовать за ней для того, чтобы ее обогнать. Мне оказалось достаточно смешаться с ней для того, чтобы поглотить ее всю целиком. Мне оказалось достаточно пройти сквозь нее для того, чтобы внедриться в нее навсегда.

Мне нужно было только находиться рядом с ней для того, чтобы она, словно страдая странной коллективной аутоиммунной болезнью, заразила себя сама.

Действие убийственных бацилл смешивается с эффектом от применения мощных психотропных средств, люди не знают, впали ли они в bad trip [102] из-за приема галлюциногенов или все это происходит с ними в действительности.

Моя двойственность в последний раз пронизывает их мозг в момент смерти. Вымысел? Реальность? Многие из них не способны даже отчетливо понять, прошли они через это или нет. Некоторые не замечают ничего, кто-то проваливается в кошмар более настоящий, чем окружающий мир.

Они заражают друг друга всеми болезнетворными бациллами, посеянными мною в их сгрудившихся телах, которые теперь разлучит только смерть.

Посмотрите на эти искаженные конвульсиями лица, на полные исступления глаза, на сокращающиеся мышцы, на внезапно охватывающую тела лихорадку, на неожиданные обмороки или оцепенение, постепенно овладевающее людьми. Обратите самое пристальное внимание на все более жестокие приступы рвоты, на кровь, при каждом отхаркивании брызгающую во все стороны, распространяющую новые армии невидимых убийц. Понаблюдайте за лежащими на больших проспектах и на примыкающих к ним улицах телами, за остановившимися посреди проезжей части колесницами, за их свалившимся на землю грузом в виде неподвижных танцоров.

Сирены «скорой помощи» раздаются в Берлине, словно мощная, управляемая мною симфония. Во время бомбардировок русской и союзнической авиацией столицы рейха точно такими же завываниями мастерски дирижировал мой Брат.

Крики – страх, стоны – боль, жалобы – отчаяние, плач – паника, безмолвие – ужас.

Вот хорал, вот голоса, пришедшие из катаклизма, спрятавшегося под фальшивой памятью, вот реквием по Четвертому рейху, впитавшему от предыдущего трупа весь этот натурализм, романтизм, молодизм. Они как раз и руководили зарождением политического режима, который мой Брат спешно основал, а затем так же спешно разрушил.

Четвертый рейх – простая инвертированная копия предыдущего строя: те же массовые манифестации, та же смесь близорукого пацифизма и слепой жестокости, то же использование техники для рекламы и связи, та же трансцендентность при субституции, те же преступления, совершаемые против ума и красоты. В этом чувствуется рука моего Брата, знатока своего дела.

А я, с его полного согласия, пришел положить конец всем договоренностям, которых он с вами достиг. Я сниму показания со счетчиков, и, поскольку мой Брат все делает основательно, количество счетчиков, с которых надо снять показания, превышает все возможности исчисления.

Но я все-таки буду стараться изо всех сил.

Я попытался вам все объяснить. Я надеюсь, что вы поняли, насколько это важно: мне больше не нужны ни изображения, ни телевизионные экраны, ни навигаторы Интернета, мне не нужно больше hardware [103], я стал software [104] вашего мозга.

Это и есть литература, возможность перенести мысль прямо в чужую голову, слово – в чужое тело. Картины видят глаза не того, кто пишет, звуки слышат не его уши.

Я – в вас. Со всеми другими.

Вы захотели последовать за мной, вы не знали, что моя конечная цель заключается внутри вас самих.

Я вам, однако, об этом говорил, теперь вы станете моими компаньонами. Вы все, я вам напоминаю, сводные братья и сводные сестры. Вы все вместе – одна большая и единая кровосмесительная семья. Вы все совершенно одиноки, бесконечно разделены и являетесь монолитной массой. Вы все – единый кислотный выброс, электронными завитками поднимающийся к небу. Вы двигаетесь, подчиняясь их ритму, но ваши головы ничего не воспринимают. Вы танцуете под сводом, усыпанным звездами, но не видите, как они падают на вас.

Здесь, в гуще Love Parade, я придумал игру. Захватывающую игру, в которую вы все будете вовлечены в качестве активных участников. Игру, которая даст вам возможность управлять жизнью и смертью, которые я в состоянии щедро распределять.

Жизнь и смерть тысяч индивидуумов.

Вы все поймете. Оставайтесь подключенными к Сети, включите телевизор, любой канал. Это не важно, я пишу это прямо у вас в мозгу. Вы – мои марионетки, и игра вам понравится так же, как она нравится мне, поскольку такова ваша роль.

Некоторые ученые идиоты считают, что писателю необходимо спрашивать себя о том, должен ли он действовать как некий Бог или демиург по отношению к персонажам и мирам, которые он описывает.

Это так глупо, что мне даже не смешно.

Конечно, писатель становится Богом или, скажем, демиургом во время своего творческого акта.

Только вовсе не по отношению к персонажам своего романа.

А по отношению к людям, которые его читают.