В поисках синего, стр. 4

3

Посланник, почесывая укус насекомого на шее, пришел к Кире на рассвете и сообщил, что она должна прийти в Совет Хранителей ближе к полудню. Когда солнце было почти в зените, она привела себя в порядок и пошла, чтобы успеть к сроку.

Здание Совета было удивительно роскошным. Оно было возведено еще до Разрухи, случившейся так давно, что никто из ныне живущих, никто из их родителей или дедов еще тогда не родился. Люди знали о Разрухе только из Песни, которую ежегодно исполняли на Собрании.

Ходили слухи, что Певец, чья единственная обязанность состояла в том, чтобы ежегодно исполнять Песню, готовился к выступлению несколько дней, отдыхал и пил особые масла. Песня была длинной и требовала много сил. Она начиналась с начала времен и рассказывала всю историю народа на протяжении бесконечной чреды веков. Еще она была страшной. Прошлое было полно войн и катастроф. Самый большой страх наводила Песня, когда повествование доходило до Разрухи, конца цивилизации предков. В куплетах рассказывалось о ядовитых испарениях, больших разломах в земле, о том, как рушились огромные здания и их обломки уносили морские волны. Слушать Песню каждый год обязаны были все, но когда доходило до описания Разрухи, матери, случалось, закрывали уши самых маленьких детей.

После Разрухи мало что сохранилось, но дом, который теперь назывался Зданием Совета, каким-то образом уцелел, крепкий и прочный. Он был невероятно старым. В нескольких окнах еще сохранились стекла с узорами темно-красного и золотого цвета – удивительно, учитывая, что сейчас никто не умел делать такую красоту. В окнах, где узорчатое стекло разбилось, теперь стояло обычное толстое стекло с пузырями и наплывами, сильно искажавшими вид. Другие окна были просто забиты досками, поэтому в некоторых помещениях царила полутьма. И все равно Здание поражало величием по сравнению с обычными хижинами поселка.

Как и приказал посланник, Кира пришла около полудня, прошла через пустой длинный зал, по бокам освещавшийся высокими светильниками, в которых шипело масло. Впереди она слышала голоса участников заседания, проходящего за закрытыми дверями: мужчины приглушенно спорили. Ее посох глухо стучал по деревянному полу, а хромая нога волочилась по доскам с таким звуком, как если бы она тащила за собой метлу.

«Гордись своей болью, – всегда говорила ей мать, – ты сильнее, чем те, у кого ничего не болит».

Она вспомнила об этом и теперь старалась почувствовать гордость. Она расправила худые плечи и разгладила складки на грубой сорочке. Перед выходом она тщательно вымылась в чистой проточной воде и острой веточкой вычистила грязь из-под ногтей. Она расчесала волосы маминым деревянным резным гребнем, который сразу после ее смерти положила в свой маленький мешок. Затем она заплела волосы и завязала конец толстой черной косы кожаной ленточкой.

Глубоко вдохнув и отогнав дурные предчувствия, Кира постучала в тяжелую дверь зала. Дверь приоткрылась, и в темное помещение из щели проник луч света. Из зала выглянул стражник и посмотрел на нее с подозрением, но затем жестом пригласил ее внутрь.

– Обвиняемая сирота Кира здесь! – объявил он, и голоса стихли. Все безмолвно повернулись в сторону Киры.

Зал был огромным. Кира бывала здесь раньше с матерью на торжествах, например на ежегодном Собрании. Тогда они сидели вместе с толпой зрителей на скамейках, рядами расставленных перед сценой со столиком, на котором возвышался Объект поклонения – загадочная деревянная конструкция из двух перекладин, соединенных крестообразно. Говорили, что в прошлом он обладал большой силой, и поэтому люди всегда быстро и почтительно кланялись ему.

Но теперь она была одна. Не было толпы, не было обычных жителей – только Совет Хранителей: двенадцать мужчин, сидящих к ней лицом за длинным столом у подножия сцены. В зале горело несколько рядов масляных ламп, а за каждым из мужчин – еще и его личный факел, освещавший кипы разбросанных по столу бумаг. Хранители внимательно следили за тем, как неуверенно она приближается к ним по проходу между скамьями.

Вспомнив, что так делают на каждой церемонии, подойдя к столу, она с почтением посмотрела на Объект поклонения и поспешно сложила руки в благоговейном жесте – ладони вместе, кончики пальцев у подбородка. Хранители одобрительно закивали. По всей видимости, она все сделала правильно. Немного расслабившись, она стала ждать, спрашивая себя, что же будет дальше.

Стражник у двери, услышав, что стучит кто-то еще, объявил второго посетителя.

– Обвинитель Вандара! – крикнул он.

Значит, они обе предстанут перед Советом. Вандара быстро подошла к столу. Кира с удовлетворением отметила, что Вандара была босиком и неумытая; значит, она никак специально не готовилась. Возможно, никакая подготовка и не требовалась, но у Киры было чувство, что, приведя себя в порядок, она добилась капли уважения к себе, получила небольшое преимущество.

Вандара благоговейно сложила руки. Значит, в этом у них ничья. Затем Вандара поклонилась, и Кира с некоторым беспокойством увидела, что Хранители кивнули ей.

«Я должна была поклониться. Мне надо найти повод, чтобы поклониться», – в отчаянии подумала она.

– Мы собрались, чтобы рассудить ссору, – сказал властным голосом Главный Хранитель, седовласый мужчина с четырехсложным именем, которое Кира никогда не могла запомнить.

«Я ни с кем не ссорилась. Я просто хочу построить дом и начать жизнь заново», – возразила она про себя.

– Кто обвинитель? – спросил седовласый мужчина. Кира подумала, что он, конечно, знает кто. Вопрос казался частью формальной процедуры. На него ответил другой Хранитель, плотный мужчина в конце стола, перед которым лежали несколько толстых книг и стопка бумаг. Кира с любопытством разглядывала тома. Она всегда мечтала уметь читать. Но женщинам это не разрешалось.

– Обвинитель – женщина Вандара.

– А кто обвиняемый?

– Обвиняемая – девушка-сирота Кира.

Мужчина глянул в бумаги, но, похоже, не читал по ним.

«Обвиняемая? В чем меня обвиняют? – Вновь услышав это слово, она почувствовала, что ее захлестывает волна страха. – Но я могу использовать это как повод, чтобы поклониться и продемонстрировать свою смиренность». И она поклонилась, признавая себя обвиняемой.

Седовласый бесстрастно смотрел на обеих. Кира, опираясь на посох, пыталась стоять как можно прямее. Она была почти того же роста, что и ее обвинительница. Но Вандара была старше, тяжелее и без увечий, если не считать шрама, напоминавшего о ее победе в сражении с тварью. Каким бы уродливым он ни был, он подчеркивал ее силу. За увечьем Киры не скрывалось никакой яркой истории, и рядом с обезображенной злой женщиной она чувствовала себя слабой, убогой и обреченной.

– Обвинительница будет говорить первой, – распорядился Главный Хранитель.

Голос Вандары был твердым и полным горечи:

– Девочку надо было отправить на Поле, как только она родилась и пока ей не дали имя. Так принято.

– Продолжай, – сказал Главный Хранитель.

– Она была с изъяном. А еще без отца. Ее не надо было оставлять.

«Но я была сильной. И у меня были умные глаза. Так мама говорила. Она не отдала бы меня, – Кира переступила с ноги на ногу, вспоминая историю своего рождения и раздумывая, будет ли у нее возможность рассказать ее здесь. – Я так сильно схватила ее за большой палец».

– Все эти годы мы все терпели ее присутствие, – продолжала Вандара, – но она не приносила пользы. Она не может копать, сажать растения или вырывать сорняки, она даже не может ухаживать за домашними животными так, как это делают другие девочки в ее возрасте. Волочит за собой свою сухую ногу и ходит медленно. И еще она много ест.

Совет Хранителей внимательно слушал. Кира покраснела от смущения. Действительно, она много ела. Все, что говорила ее обвинительница, было правдой.

«Я могу попробовать есть меньше. Я могу голодать», – Кира мысленно готовилась к защите, но уже сейчас чувствовала, что это будет выглядеть как слабость и нытье.