Армия древних роботов, стр. 48

Все произошло так быстро, что он никак не успел на это отреагировать: ни присесть, ни упасть, ни отпрыгнуть в сторону. Полковник остался на месте, прямо-таки врос в светящийся зеленым пол, и это спасло ему если не жизнь, то уж точно уберегло от соседней с майором Мазаридом койки в госпитале. Заклепки пролетели у его висков, вжикнули над лысиной и между ног, и лишь одна задела бок, скользнув по армированной голубой коже-броне, покрывающей все тело Саламана.

– Х-хорош-ший день, ш-штобы умереть, – прострекотало сверху, и, заставив его пригнуться, полетели вниз со стеллажей прямо на голубую лысину комья пыли и пласты паутины. – П-понравилас-сь моя вс-стреч-ча? Обрадовала?

– Еще как. Первенец, ты ведь про заклепки? А если б у меня случился хороший день, чтоб ты дальше делал? С кем бы работал? С соратником Шмелем? – Саламан с трудом сдержал дрожь, с трудом заставил свой голос быть ровным, не хватало еще заиканием выдать свою слабость. Но кто бы знал, как ему хотелось сейчас наброситься на тварь, которая не спешила спуститься к нему из мрака верхних ярусов арсенала.

Где же все-таки Первенец?! Саламан слышал его над собственной лысиной, казалось, в полумере. Зачем уродец прячется от него? Полковник задрал голову так, что щелкнуло в шее. Неужели боится его, всего лишь слабого председателя Совета, давно уже не того диверсанта, который в молодости наводил ужас на деревушки чистяков в приграничье по ту сторону радиоактивных кратеров?..

Но вот Первенец показал себя, спрыгнув на пол со стеллажа.

Несомненно этот уродец был наследником, потому что чистяка с такой внешностью умертвили бы при рождении, чистяки не церемонятся с теми, кто появляется на свет с заметными отклонениями от нормы. Первенец был крохотным – с самого маленького пироса размером. Из-за его спины торчали бесполезные крылья, которыми можно было разве что обмахиваться в жару, но спинные мышцы Первенца и этого не позволяли делать, так что крыльями он лишь смахивал пыль, цепляясь за стеллажи. Полосатый хвост бессильно вздыбился, когда Первенец шлепнулся на пол перед Саламаном, – на конце хвоста не хватало ядовитого шипа, которым тайгеры привыкли умерщвлять своих врагов и убивать себя, чтобы избежать позорного плена.

– Пусть умрут наши враги, – ответно поприветствовал Саламан Первенца.

Первенец был рожден и укомплектован девять столетий назад, когда на поверхности планеты бушевали невиданной силы штормы, сыпал с небес радиоактивный пепел, когда горел сам воздух, закрученный спиралями разрушительных ураганов, и начал уже замерзать мировой океан. Даже прибывшие с далеких звезд спасители сомневались, что на поверхности когда-либо будет возможна жизнь. Поэтому у Первенца такие чувствительные к свету глаза – он ведь был предназначен для жизни в полумраке бетонных подземелий-бомбоубежищ.

– Говори, – велел Первенец.

Чуть помедлив, вроде как для того, чтобы отдышаться, – спуск по лестнице все-таки, а он уже не мальчик, – Саламан рассказал все, что узнал сам про заговор против народа наследников и что услышал про поимку заговорщиков-ренегатов от полумертвого майора Мазарида.

– Это з-с-снач-шит, ш-што прибор до с-сих-х пор нах-ходитс-ся в Минаполис-се. – Хлюпнули, сократившись от возбуждения, присоски на пальцах Первенца. Его голубая кожа на голове без броневставок – особенно это было заметно на пухлых щеках – враз побледнела, что говорило о сильнейшем волнении Первенца.

– Я с самого начала не исключал такой вариант, – сдержанно ответил полковник. Самое важное Саламан приберег напоследок. В разговоре с Первенцем следовало быть более сдержанным, чем с тупыми старперами-соратниками. Кто знает, какие мысли бередили мозг существа, которого качали на руках сами спасители?..

– Ш-што думаеш-шь? Говори! – встопорщился мягкий серый пушок, покрывающий все тело Первенца.

– Да, Главный Активатор в Минаполисе. И это означает, что прибор был спрятан тайгером Фелисом перед смертью. – Полковник сделал паузу, чтобы насладиться тем, как изнывает от нетерпения Первенец, как подрагивают все его четыре пары конечностей вместе с крыльями. Как же полковнику хотелось уничтожить уродца, затоптать его, медленно ломая косточку за косточкой, но – нельзя! Нельзя, чтоб его!.. И поэтому Саламан, с трудом сохраняя спокойствие и внешнюю невозмутимость, продолжил: – И вот еще что… Не знаю, важно ли это, правильно ли я поступил… Тело тайгера Фелиса было разукомплектовано, но не было предано огню. По моему приказу оно тайно хранится в морозильнике Инкубатора.

Первенец замер. Он даже перестал дышать, остекленели его слишком чувствительные к свету глаза. А потом он заухал, хлопая себя верхней парой рук по впалому животу.

– Молодец-с, полковник, какой ж-ше ты молодец-с! Не з-сря я выбрал тебя, полковник, не з-сря с-сделал главой С-совета! А з-сначит, полковник, нам нуж-шен некромант, который з-саставит мертвец-са говорить!

– У меня есть воин, который с радостью займется поисками некроманта. Правда, ему нужно день-другой отлежаться в госпитале.

– Майор Маз-сарид? Верный выбор, полковник, верный. Этот мальч-шиш-шка ещ-ше удивит тебя, попомни мое с-слово.

Глава 9

Звезды на броне

Вой сирены оглушал, вминал в череп барабанные перепонки, ломал виски, заставлял обхватить голову руками и беспорядочно метаться по сторонам, выискивая, где же можно скрыться от этого воя. Столы из черного пластика – Крыця в ужасе вскочила на один, босыми пятками сбросив с него пяток древних приборов, – от воя, пронимавшего до мозга костей, не защищали, Зил это выяснил на личном опыте, потому что присел сначала за одним, потом переполз за другой. Диваны, сдвинув которые Даль соорудил укрытие, – тоже. Зубастику, ощеренному и поджавшему хвост, хотелось провалиться сквозь пол, потому-то мышара и царапал его твердую гладь, и чуть ли не кусал. А тут еще у Крыци началась истерика или что-то вроде того. Она вдруг принялась хохотать и гримасничать, и бубенцы на ее лодыжках и запястьях зазвенели невпопад, и Зилу захотелось все это прекратить, потому что невозможно же так, ну просто невозможно!.. Он смотрел и смотрел на беснующуюся карлицу, и она становилась ему все противней и противней. Он даже испугался, что из-за этого навсегда отвратится от женских прелестей. Особенно его раздражали ее босые пятки. Ну вот почему у нее босые пятки?!

На ожившем приборе древних мелькали циферки и какие-то буквы-слова, сменяющиеся совсем уж странными символами, просьбами подтвердить команду: «Да?», «Нет?», «Отмена?», и что-то нужно было срочно сделать, потому что грозный голос – третий контур защиты – прохрипел на древнем языке что-то угрожающее. Прозвучало это спокойно, деловито, но все равно угрожающе, потому что нельзя добродушно пробубнить о несанкционированном – что бы это значило, а? – проникновении и о том, что территория резервной Ставки будет зачищена, а потом начать обратный отсчет, как было уже наверху.

Услышав про зачистку, Даль забрался на свою баррикаду из диванов и принялся смешно подпрыгивать, будто всерьез рассчитывал, что сможет добраться до подвижного потолка, который, приоткрывшись ему навстречу, пустит его обратно.

С лица Зила закапал холодный пот – родниковая вода зимой теплее.

– Почему ты босиком? – спросил он у Крыци, сумев переорать вой сирены. Ему важно было знать, почему она босиком. Важнее этого ничего на свете не было.

«Сто».

– Что?.. – шевельнула она губами, не прекращая своих ужимок.

«Девяносто пять… девяносто четыре… девяносто три…».

Время невыносимо быстро утекало, просачиваясь между пальцев на босых ногах карлицы, а Зил до сих пор не узнал, почему она, эта крохотная женщина, прыгает перед ним босиком. Да он так сдохнет тут – и не узнает. Но этого никак нельзя допустить.

И тогда он сорвался на крик:

– Крыця, почему ты босиком?!

Спрыгнув с диванов, Даль заслонил ее собой, а Зубастик неодобрительно покосился на Зила и перестал ломать клыки о пол.