Замечательные женщины, стр. 23

– А, ладно, пройдем пешком.

Роки постучал в стекло, и мы вышли, оказавшись довольно далеко от входной двери. Мы как раз двигались мимо приходского зала, когда оттуда вывалился Тедди Лимон с ватагой мальчишек – они болтали и грубовато смеялись. Мое сердце потянулось к ним, таким простым и добрым, с их незатейливой, незапутанной жизнью. Если бы только я вернулась домой сразу после доклада… Сегодня было собрание молодежного клуба Джулиана, и я могла бы там разливать чай за стойкой – это гораздо больше мне по душе, чем все, что произошло этим вечером.

Глава 11

Любовь в общем-то ужасная штука, решила я на следующее утро, вспоминая подводные течения прошедшего вечера. Пожалуй, не в моем вкусе. Лучше держаться подальше от Нейпиров, от их сбивающей с толку жизни и общаться только с людьми вроде Джулиана и Уинифред Мэлори и Доры Колдикот, от которой утром пришло письмо. Она туманно намекала на «неприятности» в школе, возможно, те самые, о которых упоминал Джулиан, и спрашивала, нельзя ли приехать провести у меня часть пасхальных каникул. Поэтому я занялась подготовкой маленькой свободной комнаты, даже поставила нарциссы в вазочку на каминной полке и повесила довольно бесполезные вышитые гостевые полотенчики. Комната выглядела милой и уютной – совсем как с иллюстрации в каком-нибудь женском журнале. Я знала, что после приезда Доры долго это не продлится, и все равно немного расстроилась, когда, зайдя поговорить с ней, пока она распаковывала вещи, увидела на каминной полке знакомую раздутую косметичку и сетку для волос.

– Надо же, Милдред! – воскликнула она. – Что ты с собой сделала? Ты выглядишь по-другому.

Конечно, Дора слишком давняя и верная подруга, чтобы мне льстить, но она обладала даром заставлять меня чувствовать себя глупо, особенно если учесть, что мне и в голову не приходило, что она сможет углядеть какие-то перемены, произошедшие в моей внешности с нашей последней встречи. Наверное, я стала чуточку активнее пользоваться косметикой, волосы у меня были уложены старательнее, а одежда не столь унылая. У меня едва хватало смелости даже самой себе признаться, что причина перемены – в знакомстве с Нейпирами, но говорить об этом Доре я не собиралась.

– Ты, наверное, хочешь вскружить Уильяму голову. В этом все дело?

Я с благодарностью рассмеялась.

– Мало что можно сделать, когда тебе за тридцать, – самодовольно продолжала она. – Слишком уж укореняются привычки. К тому же брак – это еще не все.

– Ну, разумеется, не все, – согласилась я, – да и нет у меня на примете никого, за кого бы хотелось замуж. Даже за Уильяма.

– Вот и у меня сейчас никого нет на примете, – отозвалась Дора.

Мы погрузились в комфортное молчание. Это была своего рода игра, которую мы всегда заводили: мол, в настоящий момент нет никого на примете, за кого бы выйти замуж, – будто кто-то имелся в прошлом или может появиться в будущем.

– Как в школе? – спросила я.

– Мы с Проутеро друг с другом не разговариваем, – энергично отозвалась Дора.

Она была низенькой и кряжистой, с рыжими волосами, совсем не похожая на брата и временами могла показаться чересчур напористой, почти бешеной.

– Печально слышать. Но, наверное, с мисс Проутеро вообще не просто ладить.

– Непросто! Удивительно, что у нее вообще остался кто-то из учителей.

– Что случилось?

– Ну, как-то утром я позволила своему классу пойти в часовню без шляпок, а сама знаешь, как она к этому относится. Разумеется, мне нет дела до такой чепухи…

Дора продолжала болтать, но я ее толком не слушала, поскольку знала ее точку зрения и на мисс Проутеро, и на религию или веру в любых их проявлениях. Когда-то мы спорили из-за этого по многу часов. Я удивилась, почему она тратит столько сил на свары и стычки из-за такой мелочи, как шляпки в часовне, но потом напомнила себе, что такова, в сущности, жизнь у большинства из нас: мелкие неприятности вместо великих трагедий, мелкие тщетные томленья вместо самопожертвования и любовных страстей, о каких мы читаем в исторических хрониках или книгах.

– Чем хочешь заняться? – спросила я. – Пройдемся по магазинам?

Личико Доры просияло.

– Это было бы прекрасно!

Позднее, когда мы примеряли платья в недорогом отделе большого универмага, я совершенно забыла про Нейпиров и сложностях, вызванных знакомством с ними. Я вернулась в те более счастливые времена, когда общества подруг казалось вполне достаточно.

– О боже, слишком узко в бедрах, – сказала Дора, когда ее растрепанная голова и раскрасневшееся лицо появились в вырезе коричневого шерстяного платья.

– Не уверена, что это твой цвет, – с сомнением заметила я. – Я пришла к выводу, что нам стоит избегать коричневого. Тех, кому за тридцать, он не очень-то красит, особенно если ты не большая модница. Когда мое коричневое пальто совсем сносится, куплю черное или темно-синее.

– Ну прямо советы из журнала мод, – произнесла Дора, сражаясь с застежкой. – А я всегда покупаю коричневое платье на каждый день.

«Вот-вот, и посмотри, до чего тебя это довело», – подумала я со вспышкой злорадства, которое временами одолевает всех нас.

– Почему бы не примерить это зеленое? – предложила я. – Тебе бы пошло.

– Господи милосердный, что в школе скажут, если я появлюсь в зеленом? – воскликнула Дора. – Я сама себя не узнаю. Нет, просто попрошу коричневое на размер больше. Мне как раз нужно такое.

Платье на размер больше нашлось, правда, оказалось великовато, но Дору оно как будто полностью устроило.

– Не знаю, что на тебя нашло, Милдред, – посетовала она. – Раньше ты никогда не придавала значения одежде.

– Куда пойдем пить чай? – сменила я тему, поскольку не нашла в себе сил дать Доре удовлетворительное объяснение.

– В «Корнер-хаус»! – с энтузиазмом ответила Дора. – Ты же знаешь, как я его люблю.

Мы дошли до одного из этих великих заведений и сели за столик в почти элегантном зале с мраморными колоннами и бело-золотым декором. Оркестр играл «Si mes vers avaient des ailes» [16], и в воображении я почти перенеслась в эдвардианскую гостиную. Как они могли выносить такие песни? Пусть и со смехом, мы и сейчас едва-едва их выносим, – слишком уж велика ностальгия. Внезапно в обществе Доры я испытала ужасную опустошенность. Она же с довольным видом изучала меню.

– Яичница-болтунья, – прочла она, – но, конечно же, яйца ненастоящие. Кит в карри, боже ты мой, кому захочется такое к чаю? Я на днях поругалась из-за него с Проутеро – сама знаешь, как строго она блюдет Великий пост и прочую такую чушь. Так вот, она ела китовое мясо, думая, что это рыба!

– А разве нет?

– Конечно нет. Кит ведь млекопитающее, – громко и с вызовом сказала Дора. – Поэтому, сама понимаешь, его никак нельзя считать рыбой.

У столика застыла официантка, чтобы принять заказ.

– Мне только чай и кекс, – быстро пробормотала я, но Дора не спешила и заказала ассорти из сандвичей.

– Неприятности вышли из-за кита? – ехидно спросила я.

– А? Нет. Но, думаю, Проутеро была порядком расстроена. Я не могла отделаться от мысли, что теперь один-ноль в мою пользу. Я ведь отплатила ей за шумиху из-за шляпок в часовне!

Оркестр заиграл румбу, и я разлила чай по чашкам. Развернув сандвич, Дора заглянула внутрь.

– Томатная паста, – объявила она. – Слушай, Милдред, как насчет того, чтобы в субботу съездить в школу на встречу выпускниц? Знаешь, что они собираются посвятить витраж памяти мисс Риду? Ты не думала поехать?

– Так она уже в эту субботу? Я, конечно, получила извещение, но не думала, что так скоро. Приятно было бы выбраться за город, – предположила я. – Весенние цветы уже появятся.

Мы еще немного поговорили про поездку, пока ехали на верхней площадке автобуса по Пиккадилли. Светило солнце, и на стульях в парке еще сидели люди.

– Странно видеть, как священник держит кого-то за ручку на людях, – мимоходом заметила Дора. – Не знаю почему, но странно.